вышел старший лейтенант и она, сразу угадав в нем здешнего, подошла и спросила, где ей найти капитана Студеникина.
– С баржей прибыла? – ответил вопросом на вопрос старший лейтенант. – Кто такая?
– Красноармеец Максименко, радистка. Прибыла в распоряжение капитана Студеникина.
– А-а, разведка!– сказал офицер и, глядя на нее испытующе, представился, – Я Чупров, заместитель начальника штаба. Значит, радистка? Да, Студеникин давно просил радиста. Так вот, боец Максименко, переночуешь в медсанчасти, а завтра определимся, делать тебе на передовой нечего.
– Вы не имеете права! – Ольга выпрямилась и расправила плечи, и Чупров смотрел на нее удивленно. – Вы не имеете права, потому что у меня приказ сдать рацию капитану Студеникину, и я поступаю в его распоряжение.
– Рацию сдай, разве я против, и шагом марш в санчасть! Студеникин все равно не возьмет тебя в свою группу, понимаешь? Ему радист нужен на корректировку, а это дело такое, там больше суток не проживешь. Корректировщики – это смертники, а тебе еще жить и детей рожать!
– Кого мне рожать и когда, это не ваше дело! – Ольга чувствовала, как вспыхнула в ней злость и не могла уже себя сдерживать. – Меня капитан Горин прислал на корректировку, у меня приказ, понимаете! И в санчасть я не пойду, не для того я училась, чтобы в санчасти пропадать. Там любая справится, а я радистка! Отведите меня к полковнику Горохову, я ему все объясню!
– Ишь ты, так сразу и к Горохову! Ему сейчас не до тебя, Максименко, там у него такое творится! Пойдем, – Чупров вдруг смягчился, поднял ее вещмешок и они стали спускаться по оврагу. – Понимаешь, с тех пор, как наши сдали Тракторный завод, не удержали, обстановка сильно усложнилась. Немцы к Волге вышли и разрезали нашу 62-ю армию надвое, так что мы, Северная группа войск, теперь в окружении. Понимаешь?
Они вышли на берег, свернули налево, к лазарету, и остановились у навеса, освещенного тусклой лампой над входом в блиндаж, врытый в основание обрыва. Под лампой белела картонка, на которой крупными, неровными буквами было написано – «Операционная». Чупров поставил вещмешок у ног Ольги и сказал:
– Побудь пока здесь, помоги медсестрам, а Студеникину я передам, он сам тебя найдет.
– Только учтите, – заявила Ольга, – я здесь не останусь! У меня приказ!
– И откуда ты взялась такая настырная? – старший лейтенант засмеялся.
– Ниоткуда я не взялась! Советская власть воспитала! Так что даже не надейтесь, я в санчасти не останусь!
Ольга прошла дальше и, увидев надпись над входом в землянку – «Госпитальная», отодвинула брезентовую занавесь. Военфельдшер Нина Гордеева, первая, с кем Ольга познакомилась в медсанчасти, без всяких формальностей приняла у нее медикаменты. Эта темноволосая, кареглазая девушка сразу расположила к себе еще и тем, что не задавала лишних вопросов. Спросила только, куда ее определили и, узнав, что к Студеникину, сказала в точности, как Чупров:
– А-а, разведка!
Форма на ее крепкой, ладной фигуре сидела, как влитая – наверное, перешивала под себя – подумала Ольга – ей очень идет. И лицо у нее такое, в общем, сразу видно – в обиду себя не даст, да, независимое у нее лицо.
До поздней ночи Ольга помогала перевязывать и переносить раненых. Поначалу она беспокоилась, как бывает, когда человека еще не приставили к какому-то определенному месту, и ему кажется, что о нем забыли. Она все ждала этого таинственного Студеникина, но Нина успокоила ее, сказав, что утро вечера мудренее, утром все уладится. Вскоре Ольгу оставили беспокойные мысли, потому что раненых было много, лазарет был полон, и тяжелых пришлось выносить и укладывать рядком под обрывом, под наспех сооруженным из старых плащ-палаток навесом. Потом они с Ниной и еще одной медсестрой, пили чай в хоз-палатке, устроившись на мешках со стираной формой, оставшейся после умерших, и нарезали из старых простыней бинты и скручивали их тугими рулончиками. Тут они и познакомились поближе.
Нина Гордеева, кареглазая и темноволосая, была родом из Уфы, и там же в феврале сорок второго начала свою службу в 124-ой Гороховской бригаде, которая формировалась в Башкирии. Старше Ольги на два года, она призвалась в армию с третьего курса медицинского института, и эта небольшая разница в возрасте и солидный военный стаж Нины сразу определил характер их взаимоотношений. Это было здорово – иметь такую рассудительную, старшую подругу. Конечно, мне ведь всегда везет! – подумала Ольга и отвечала на расспросы Нины сначала односложно. Потом они разговорились, но что она могла рассказать о себе?
Самая обычная девчонка, с самой заурядной биографией. Да и биографии, считала она, еще не было, все только начиналось, все еще было впереди. Как все, училась в школе, дружила и ссорилась, увлекалась то одним, то другим делом. Много читала, как и все в ее семье, книги окружали ее с самого детства. Поступила в сорок первом на факультет библиотечного дела, может быть, из протеста, потому что мать считала, что дочь должна пойти по ее стопам и стать биологом, но, скорее потому, что любила книги. Тогда, после выпускного, они крупно поссорились, и Ольга настояла на своем, напомнив матери ее слова о том, что Ольга после окончания школы будет сама определять свою судьбу. Отец бы поддержал ее, он всегда укреплял ее уверенность в поступках, в принятии решений. Он не вернулся из последней командировки в Испанию в тридцать шестом году, и только когда началась война, мама сказала ей, что он служил в разведке и выезжал в Испанию со спецзаданием. Когда его не стало, все изменилось, и было трудно, но она всегда соизмеряла свои действия с мнением отца, как будто он был рядом и внимательно наблюдал за ней, и это помогало ей.
Поэтому она считала, что сейчас должна быть там, где труднее всего, потому что так поступил бы ее отец. Нина сказала ей, что можно быть полезной в любом месте, главное – хорошо делать свое дело, и Ольга согласилась с ней, но все-таки возразила, что каждый должен стараться работать сверх своих сил и возможностей. Если ты чувствуешь в себе силы, то должен выбирать самое трудное дело, а если в такой тяжелый для страны момент каждый будет отсиживаться там, где полегче, то мы не победим, потому что самые смелые погибнут и некому будет их заменить. Разве я не права, сказала она, разве не для этого страна столько вкладывала в нас, в молодых, чтобы мы были в первых рядах?
– Конечно, ты права, – сказала Нина, – но все же будь осторожней, ты еще не знаешь, в
