У Грошева была отличная память, довольно глубокие и разносторонние знания общественных дисциплин и философии. В армии он руководил группой политических знаний и, сам того не замечая, втянулся в изучение общественных наук. Ивонин же хорошо знал криминалистику и специальные юридические дисциплины. Они были отличным дополнением друг другу.
Все свободное время Грошев, с разрешения своего и прокурорского начальства, помогал Ивонину, медленно, но верно познавая особенности следовательской работы. Чтобы успеть везде, Грошев ходил в ночные дежурства, после которых спал два-три часа, потом шел к Ивонину, работал под его руководством, снова спал часа три, занимался в институте. Он был молод, здоров и заданный себе режим выдерживал преотлично. Ивонину была приятна его помощь — неторопливая и обстоятельная.
Пропуская мимо себя хмурого, но независимо шагающего Ряднова, Ивонин приветливо кивнул вставшему со скамейки Грошеву:
— Вовремя. Займемся делом.
После того как он увидел Николая, злость, нервозность этого дня постепенно оставляли Ивонина — в конце концов, теперь их двое, а это кое-что значит.
Все трое вошли в кабинет, и Петр Иванович вынул из стола пачку бланков протокола допроса свидетелей — на этой стадии следствия, чтобы не возбуждать подозрений допрашиваемого, нужен был именно этот тип бланков — и положил перед Грошевым.
— Заполни пока анкетные данные. А я забегу к начальству.
В армии Грошев был помощником командира взвода пеших разведчиков, и кое-какие его знания и навыки помогали Ивонину в ходе следствия. Заполняя протоколы, Грошев учился и краткости изложения, и искусству допроса и приобретал навыки обращения с преступниками. Ивонин неплохо владел этими навыками, и Николай с удовольствием перенимал их. По учебникам этому не научишься.
Грошев сел за второй столик, неподалеку от стола следователя, пригласил Ряднова и, спросив фамилию, имя, отчество, стал заполнять короткую анкету — начало протокола.
Ряднов отвечал спокойно, не торопясь, и его крупные, темные от загара руки тяжело лежали на выбеленных раствором ватных брюках.
* * *
Ивонин коротко доложил начальству о результатах поездки, показал первый протокол допроса Липконоса, из чего начальство могло сделать вывод, что времени он не терял, и сообщил:
— Еще одного привез с собой. Сейчас начну допрос.
— Ну вот и хорошо. Разворачивайтесь, Петр Иванович.
— Как всегда, прошу разрешения подключить Грошева.
— Пожалуйста. Растите кадры. Он парень обещающий.
Когда Ивонин вернулся в кабинет, Грошев и Ряднов спорили.
— Вы, конечно, как хотите, но я лично считаю, что это все ж таки судимость! — угрюмо говорил Ряднов.
— Что тут у вас? — спросил Ивонин, бегло проглядывая анкетные данные. — Тридцать семь лет, беспартийный...
— Вот товарищ Ряднов в свое время получил десять суток за мелкое хулиганство и утверждает, что это судимость, а я доказываю, что это не так, что...
— Нет, конечно, — усмехнулся Ивонин, — это не судимость! Но гражданин Ряднов кое в чем прав: такая неприятность характеризует человека с определенной стороны. Ну, да это мы уточним. — И обратился к Грошеву: — Ты готов, Коля?
— Да.
— Ну-с, гражданин Ряднов, Сергей Яковлевич...
— Андрей Яковлевич, — поправил Ряднов.
— Правильно, Андрей Яковлевич. Вопрос первый: кто и когда выбил стекло в окне вашего дома?
Ряднов запнулся, прикинул что-то в уме и твердо сказал:
— Я выбил. А выбил... вчера, часа в четыре.
— Как это произошло? При каких обстоятельствах?
— Очень просто. У нас в тот день не хватало раствору — мало привезли. Гололед, снег, вот машины и не управились. И... я... да вообще все мы раньше времени пошли по домам. Я когда к дому подходил, посмотрел на небо, на посадки, и мне показалось, что на поле следы.
— Чьи следы?
— Заячьи следы. Чего, думаю, косой сюда выбежал? Заинтересовался, подошел — верно, заячьи следы. Я пошел по следам до посадок, посмотрел, куда они потянули, и вернулся обратно, отпер дом... В доме темно, вроде показалось холодно и как-то... нежилью отдает; и я подумал, что раз зайцы даже к поселку стали выходить, значит, их много и стоит побродить по пороше.
— Так, понятно. Ну, а при чем здесь окно?
— А окно при том, что я снял со стены ружье, осмотрел его и прикинул вскидку... И сам не знаю, как уж тут получилось, но нажал на спусковой крючок. На собачку то есть. Вот и разнес стекло.
— Непонятно. Уточним, почему вы нажали на спусковой крючок? На эту самую собачку...
Ивонин сказал это жестко, и Ряднов вдруг сник. Он долго молчал, часто облизывая губы.
— Руки у меня дрожали, — проговорил он, — неприятности были... личные, а спуск на ружье мягкий... и короткий.
— А почему на вашем ружье такой... нежный спуск?
— На охоте стреляешь навскидку. Тут мгновения важны. Вот я так его и отрегулировал.
— И сильно у вас дрожали руки?
— Сильно. Выпил накануне...
— А что у вас за неприятности?
— Я сказал — личные.
Ряднов ответил это так, что Ивонин понял: об этих неприятностях Ряднов не скажет.
— Ну хорошо, и куда же вы пошли после выстрела?
— Как — куда? К соседу. Думал разжиться у него стеклом, но у него не оказалось.
— Сразу пошли?
— Да... вроде бы сразу.
— А сосед не дал?
— Не дал.
— И что же вы сделали?
— Забил окно фанеркой и заложил... этим, ну... старенькое детское одеяльце у меня было. Потом обед сготовил, телевизор посмотрел. Вот и все...
Обстоятельность Ряднова, его словоохотливость настораживали. Еще не имея акта вскрытия трупа и не зная точно, чем именно, из какого оружия был убит Андреев, Ивонин все-таки решился на довольно рискованный вопрос.
— Понятно. А вы не скажете, почему у вас, охотника — ведь вы, сколько мне известно, охотник, — могло висеть заряженное ружье? Да к тому же заряженное не дробью, а жаканом... То есть пулей. Как вы это можете объяснить? Вам не кажется это странным?
— А чего ж тут странного? Живу я один, у самого леса... Мало ли что может быть. Вот и держал... заряженным. А что касается жакана... так разве ж на такой случай будешь заряжать дробью?
— На какой случай?
— Ну... на такой... на лихого человека. — Ряднов поспешно уточнил: — У меня оно всегда по-таежному заряжено — один ствол жаканом, второй дробью.
— Объясните, пожалуйста, а зачем вы применяли именно такой метод заряжания?
— Так в тайге всегда можно встретиться с медведем-шатуном или там с рысью. Вот потому и держишь жакан на всякий случай. А вторым стволом, с дробью, работаешь.
— А что, в наших лесах тоже есть рыси и эти... как их, шатуны?
— Откуда? У нас, ясно, нет. Так это я ж говорю про тайгу.
— Вот видите: зверей нет; а вы жаканы держите. Зачем?
— Я же сказал — на всякий случай. От лихого человека. Первый выстрел, в случае чего, предупредительный — дробью, а нет — тут уже, значит...
Ряднов развел руками и, кажется, впервые с некоторым подозрением посмотрел на Петра Ивановича. До сих пор, отвечая, он больше смотрел то в окно, то на Грошева, который быстро писал протокол. Смотрел так, словно искал у него поддержки и проверял по выражению его лица правильность своих ответов.
Теперь же он смотрел только на Ивонина, и Петр Иванович не сводил с него взгляда, стараясь смотреть в какой-нибудь один глаз Ряднова. В таких случаях следовательский взгляд действует вернее.
— У вас много патронов с жаканами?
— Нет, один только был.
— А почему ж так мало?
— А зачем больше? Он же мне не для охоты требовался.
— Понятно. Но вам не кажется странным, что вы, опытный таежный охотник, вдруг допустили случайный выстрел, да еще не куда-нибудь, а именно в окно?
— Я же сказал: действительно дал промашку. Злой был, руки дрожали... Вот и... А еще, может, потому, что давно стрелял, отвык...
Ряднов задумался. Его темные, под черными бровями глаза словно ощупывали комнату, следователя, Грошева и прикрылись мохнатыми ресницами.
Ивонин усмехнулся.
— Вы давно не охотились?
— Я зимой вообще редко... да можно сказать, совсем не хожу на охоту.
— Это почему же?
— Работаем мы на морозе, наверху. Намерзнешься, не хочется в поле идти, опять на мороз, на ветер.
— А в этот раз вы решили изменить правилу и пойти поохотиться. Так?
— Да. Настроение такое, вот и решил проветриться.
— Настроение... Настроение, оно, конечно, на многое влияет. А летом вы охотились?
— Летом не охотятся. Запрещено. А весной и особенно осенью любил походить.
— И как, удачно? С полем?
— Да пустым не приходил, — не сдержав горделивой улыбки, ответил Ряднов.
— Вы что же, хорошо стреляете?
— Как вам сказать... В армии снайперил, по спортивной стрельбе имел первый разряд. Полковник наш все на сверхсрочную оставлял — обещал на мастера спорта представить.
