В кабинетах было грязно, накурено, пахло незнакомым одеколоном и только что отшумевшим разносом. Замполит крутил головой и говорил, что давно не получал такой головомойки. Денисенко многообещающе щелкал себя по горлу и предлагал «сильно отдохнуть», комсомолец молчал, он был явно подавлен тем, как с ним обошлись, а Лукасик поминутно обещал столько работы, сколько не переделать и за десять лет. Кончилось все тем, что офицеры «выпали в осадок» и неделю не появлялись в штабе.
Вскоре после проверки жизнь вошла в нормальное русло: батальоны раскидали по объектам, отдельные подразделения — по работам и караулам, и палаточный городок вымер. Днем редко можно было встретить одного-двух «больных» старичков, шлепающих в обрезанных до шлепанцев сапогах на босу ногу «до ветру».
В штабе тоже все затихло. Денисенко все-таки слинял в Союз, не взяв с собой никого, замполит с Лукасиком и Савчуком (так звали нового комсомольца) чуть не каждый день выезжали на посты, а если и не выезжали, то дрыхли по комнатам.
Генка наконец-то нашел общий язык со своим новым начальником, дал ему бакшиш и научил, как офицеры «делают деньги», а тот «за науку» освободил его от канцелярии и перевалил всю работу на Митю.
Генка с художником теперь каждый день пропадали у забора, или в магазине, или на складе — они приносили дыни, арбузы, фанту, и Митя оставался один. Он выполнял приказания проверки: заводил новые папки, печатал и подшивал документы. Звуки его одинокой машинки разносились по погруженному в темную прохладу штабному коридору.
На улице стояла августовская жара, высушившая, несмотря на ежедневные поливки, все деревца перед модулями; над городом широкой рекой струился горячий воздух.
Когда машинка послушно замирала под пальцами, становилось совсем тихо и спокойно. Митя закрывал глаза и, откинувшись на спинку стула, минут десять сидел так неподвижно, думая лишь о том, что все это: жара, город в горячей дымке, муха, упрямо бьющаяся о стекло, усталость, темный коридор за дверью — все это вечность, которая кончится для него через каких-нибудь три месяца. Он теперь не злился, что его оставляют одного, так было даже лучше. Каждый день он зачеркивал в календаре числа, а иногда обманывал себя и не зачеркивал несколько дней, чтобы потом удивиться: «Надо же, целая неделя прошла!»
Домой он решил больше не писать — приехать неожиданно, упасть как снег на голову, чтобы мать обрадовалась и удивилась. Ему теперь слишком часто снилась их комнатушка, пухлый диван и пахнущие свежестью простыни. Иногда он просыпался и чуть не плакал — до того все это было одновременно так далеко и близко.
Каждый день он собирался сходить в баню — там была швейная машинка — ушить парадку, которую купил за пятьсот афгани, но все как-то откладывал, зная, что швейная машинка никуда не убежит.
Замполит стал закладывать. У Денисенко на «гэсээм» был дружок-прапорщик, поэтому проблем с «горючим» не было. Когда у Лукасика был день рождения, они с Козловым притащили целую канистру спирта, и даже удалось угоститься, пока Лукасик ходил на склад за доппайком.
По утрам замполит заходил в кабинет, и Митя чувствовал еле заметный сивушный запах, который усиливался к полудню, а после обеда замполит и вовсе не показывался.
Генка все объяснил. Замполит крутил любовь с Валькой-библиотекаршей, а потом она ему отказала, и он стал закладывать.
Митя Генке не поверил. У замполита в Ташкенте была жена и двое сыновей, чьи фотографии, развешанные в комнате на трофейном ковре, он видел не раз, когда Генка брал его с собой потащиться, пока замполит в разъездах: поваляться на койке, послушать «Шарп», посмотреть конфискованную у солдат порнуху. «Просто устал человек, захотелось расслабиться, отдохнуть от надоевших выездов на посты. Тем более с неделю назад при возвращении в полк бронетранспортер заполучил гранату в заднее колесо и дошел на подкачке». Митя помнил, как у Лукасика дрожали руки, когда он курил в кабинете после той поездки.
Митя ошибся.
В тот вечер, услав Козлова на ночную работу в артполк (тамошнему художнику было лень рисовать плакаты, и он иногда «покупал» Козлова на ночь за двести афгани), они легли рано — Генка собирался до подъема «сдать» бачам ящик конфет и боялся проспать. Перед сном курнули косячок, и с полчаса Митя смотрел мультики, а потом отрубился.
Первое желание было надавать Козлову по морде, но потом Митя решил, что сделает это завтра, и повернулся на другой бок: «Генка откроет», — но уснуть не успел — в кабинете вспыхнул свет.
— Встать, писарюга!
— Какого черта! — заорал Митя и, повернувшись, увидел замполита. Майор нетвердым шагом прошел к сейфу, сдвинув по дороге стол. После нескольких попыток он попал ключом в скважину.
— Живее одевайся, бери оружие! Где у вас тут оружие? Бери и пошли! — Замполит достал из сейфа пистолет, щелкнул обоймой, еще пару обойм сунул в карман.
Митя трясущимися руками застегнул пуговицы на манжетах и бросился к шкафу. Он пошарил рукой между стенкой и шкафом. Автомата не было. «Генка, собака, куда-то затырил!»
— У нас нет оружия, — в животе неприятно захолодело.
— П-правильно, — неожиданно сказал замполит. — Оружие хранится в оружейной комнате. За мной!
Бледный Генка, одетый по форме, стоял, вытянувшись, и нервно барабанил пальцами по столешнице.
— За мной! За мной! — скомандовал замполит. Он пнул ногой дверь дежурного по полку. — Караул, в ружье!
Несчастный дежурный так подпрыгнул, что стул под ним упал.
— Товарищ майор! — залепетал дежурный старлей.
— Открывай быстро ящик с оружием!
— Товарищ майор!..
— Я кому сказал? Ты что, не подчиняешься замполиту полка?
Дремавший на топчане сержант — помощник дежурного, соскочил как ужаленный, вытянулся перед замполитом.
— И ты со мной пойдешь! — приказал замполит.
Каждому был выдан автомат с рожком. Они вышли из штаба. От волнения знобило. «Он что, на город в рейд нас повел?», но замполит свернул к особому отделу.
Маленький одноэтажный домик особистов, построенный еще афганцами, стоял на отшибе, за баней, рядом под маскировочной сеткой пристроился бронетранспортер, а дальше шла колючка автопарка.
В высоко поднятых над землей окнах-бойницах горел свет. Замполит вытащил пистолет и зарядил его. «За мной! Окружай!» — закричал он и побежал к домику. «Как в войну играем», — подумал Митя. «Ура!» Они подбежали к дверям, слегка запыхавшись. Замполит стал барабанить: «Откройте!» Дверь отворилась, и замполит ворвался в дом, сбив с ног охранника: «За мной!»
Они пробежали по темному коридору, поднялись по ступенькам, замполит толкнул плечом дверь, она распахнулась. «Ага!» — заорал замполит, врываясь в комнату.
В комнате было накурено. Под потолком висела тусклая лампочка, освещая неубранный стол с объедками и пустыми бутылками, по углам тонули в темноте мятые кровати. За столом сидели две женщины и трое незнакомых офицеров.
Седой высокий полковник поднялся навстречу замполиту:
— В чем дело, майор?
— А в том! — заорал замполит. — Мало того, что вы приперлись в наш полк, так еще развратничаете с нашими женщинами.
Полковник был на голову выше замполита, и тот смешно закидывал голову, когда орал.
— А ну-ка выйдите отсюда вон! — побагровел полковник.
Замполит приказал сержанту:
— Арестуйте его немедленно! — И полковнику: — Сдайте оружие, полковник!
— Только попробуйте — я вас под трибунал отдам!
— Почему стоишь, сержант? — взревел замполит. — Всех арестовать! Всех отвести на губу!
А полковник, огромный и толстый, перешел на визг:
— Я старше по званию, сержант! Я вам приказываю: уберите этого сопливого майора!
— Я сопливый! Да я замполит полка! — замполит взмахнул рукой с пистолетом. Полковник попытался перехватить руку. Грохнул выстрел, на стол посыпалась штукатурка. Женщины — в одной из них Митя только сейчас узнал Вальку — завизжали и, роняя стулья, бросились к двери. Офицеры-особисты пришли полковнику на помощь и выбили из руки замполита пистолет. Сержант стоял в нерешительности, не зная, что делать.
Митя с Генкой были ближе всех к двери. «Беги к командиру полка!» шепнул Генка.
Ему показалось, что он добежал до модуля, где жил командир, в несколько прыжков. Митя стукнулся в дверь, подождал немного и толкнул ее. Она открылась.
Командир слегка похрапывал. Митя потряс его за плечо:
— Товарищ полковник, товарищ полковник! — голос у него был умоляющий.
— А? Что? — командир приподнялся на локтях.
— Товарищ полковник, там, в особом отделе, замполит пьяный с пистолетом, стреляет, с особистами, — Митя слышал, как писклявит голос, но ничего не мог поделать.
— А, черт! — Командир сморщился. — Сильно пьян?
Митя кивнул.
