Ознакомительная версия.
Осень вступала в свои права настойчиво, дождливо. Дорогу к Вишенкам развезло. И так отрезанная от соседних деревень, в эту слякотную пору года она ещё больше отгородилась от остального мира. Но не могла спрятаться, остаться в стороне от величайшей беды, что постигла всю страну, страдала и боролась вместе с другими населёнными пунктами великого Советского Союза.
В целях экономии батареек к радиоприёмнику, сводки слушали раз в неделю. Радостных новостей не было. Почти сомкнулось кольцо немецких войск вокруг Ленинграда, советские войска оставили Киев, враг рвался к Москве. Всё это не придавало оптимизма сельчанам, однако верили, свято верили, что это ненадолго, соберётся с силами Красная армия, поднимется, поднатужится весь Советский Союз, погонит супостата к чёртовой матери назад в Германию.
Выстоят Москва и Ленинград, обязаны выстоять. А то, что некоторые города сдали, так вернем обратно. Поэтому рук опускать не следует, а надо готовиться самим к борьбе, борьбе за жизнь, за право свободно и счастливо жить на родной земле. Понятно, что деревенька Вишенки не такая по размеру, как города, но и она частичка великого государства, и в стороне от народной трагедии не останется. Взять, одолеть её врагу так просто не удастся. Как сможет, так и будет сопротивляться. А когда иссякнут её силы, она ещё сражаться будет ровно столько, сколько надо будет, сколько потребуется, чтобы освободить советскую землю от врага.
Именно так говорил командир партизанского отряда Лосев Леонид Михайлович на сельском сходе, стоя на крылечке колхозной конторы.
– Красиво говорить не могу, товарищи земляки, – комкал в руке снятую шапку, вытирал ею то ли пот, то ли капельки дождя, что моросил на головы колхозников. – Каждый из нас уже знает своё место и обязанности по тревоге. Тренировки проводили не раз, так что я на вас надеюсь. Тяжко будет, страшно тяжело, так тяжко нам ещё никогда не было, но мы выстоим, как и выстоит Москва. По – другому и быть-то не может.
С решительными лицами застыли под дождём жители Вишенок, жадно ловили каждое слово своего командира. С этого момента они доверились ему, вложили в его руки свои судьбы и жизни.
Второй месяц, как Петя уехал в область, где учится в духовной школе. Агаше первые дни было неуютно, страшно в домике священника при церкви. Так и казалось, всё мерещилось незримое присутствие покойных отца Василия и матушки Евфросинии. Спасибо Емеле, приходит каждый день, не даёт скучать. Да и повседневная работа отвлекает, успокаивает. После стариков остался хороший, ухоженный огород. Еле-еле с Емелей управились. Пети-то уже не было, учился. Всё легло на плечи Агаше. Но и сосед Емеля не отходил ни на шаг, всё помогал, как мог. Однако убрали всё, сложили, заготовили, подготовились к зиме. Осталось ещё яблок антоновских замочить в бочке, капусты заквасить. Свёклу выкопать с грядок и спустить в погреб. Сена для коровы заготовили прежние хозяева, сложили в хороший стожок за огородом, будет чем кормить скотину, будет семья с молоком.
Ну и смешной же этот Емелюшка! С первого дня, как Агаша с Петей появились в домике священника, так прямо плясал от счастья. А потом возьмёт, сядет где-нибудь в уголке, смотрит на Агашу этак преданно-преданно, сложит руки на груди, из глаз слёзы текут, а он умиляется:
– Благода-а – ать! Ах, какая благода-а – ать! – прихлопнет рукой, качает головой, поглаживает реденькую бородёнку.
Добрый старик, безобидный.
Когда в тот раз вернулся Петя домой в Вишенки с двумя ребятишками, рассказал о расстрелянных немцами отце Василии и матушке Евфросинии, у Агаши всё оборвалось внутри. В первую голову кинулась утешать мужа. Как-никак, дедушка и бабушка родные. Петя привлёк к себе жену, прижался. Потом вдруг отстранился, заговорил:
– Агашенька, – смотрел с холодным блеском во взгляде, говорил отрывисто, с придыханием. – Родная моя, выслушай. Я твёрдо решил заменить дедушку отца Василия в церкви, – и застыл в ожидании ответа, жадно, с нетерпением и тревогой глядя в родные, любимые глаза.
Для неё это было как гром среди ясного неба, но мгновенно поняла, нутром своим почуяла, что у Пети это очень серьёзно, выстрадано и никакие уговоры-отговоры, вопросы неуместны. Она к тому времени уже немного знала характер мужа. Поэтому переспрашивать, а уж тем более перечить не стала, только крепко прижалась к нему, произнесла, как о решённом деле, как будто она готовилась к этому всю жизнь, и вот это время настало:
– Как Богу будет угодно, Петенька, так тому и быть. Я готова с тобой хоть на край света, хоть в могилу. Я – жена твоя, а куда жене без мужа? – смиренно промолвила, уткнувши лицо в мужнину грудь. – Как Богу будет угодно. С мужем женщина жена, без мужа – баба.
Потом они стояли, прижавшись друг к дружке, молча смотрели в красный угол, откуда, обрамлённый белым домотканым полотенцем, взирал на них лик Христа. Молчали. Понимали друг друга без слов.
– Я с детства прибегал к дедушке, часто жил у них в домике при церкви, он меня исподволь учил своему делу, я ещё межевался раньше, а теперь… Спасибо тебе, моя любимая.
Переехали быстренько, не стали больше задерживаться в Вишенках. Никита Иванович запряг коня, закидали какие-никакие вещички в телегу, да и прибыли в церковку. Единственно, Петя очень сожалел, что не сможет вместе с земляками с оружием в руках выступить против немцев-оккупантов. Однако после долгого разговора с Лосевым и Кулешовым как будто воспарял духом, повеселел. О чём был разговор с ними, муж не сказал. Ну – у, это мужские дела. Ей, жене будущего священника, не пристало быть излишне любопытной. Родители с той и другой стороны благословили детей, пожелали добра на новом месте и новом поприще. Малышня всё просились чаще приходить в гости. Для них сам поход в Слободу целый праздник.
Несколько раз Петя ходил к коменданту, тот куда-то звонил, согласовывал, наконец, выдали пропуск, отправился на учёбу в духовную школу в области.
Хотя и нет батюшки, но каждое воскресение прихожане наведываются в церковь, стоят у икон, молятся, ставят свечки. Всё больше просят Господа сохранить, уберечь родных и близких в это страшное время. Агаша понимает прихожан, она и сама каждый день припадает на колени перед иконой Божьей Матери с такими же просьбами-молитвами.
Здесь, в храме, она, Агаша, убирает, моет полы, протирает всё, следит, чтобы везде были чистота и порядок. И опять ей помогает Емелюшка. Что бы она без него делала в отсутствие мужа? То воды принёсёт, то мусор вынесет, то нарежет и свяжет свежий веник из чернобыла. И всегда рядом, всегда готов помочь, занять разговором, когда видит, что молодая матушка загрустила.
А сегодня направился к Деснянке: вчера передал через знакомых Мишка-рыбак прибежать к реке, забрать свежей рыбки. Вот Емеля у реки с утра, ждёт.
Женщина взяла вёдра, направилась к колодцу, что у дороги. Но не успела подойти, была на полпути между домом и колодцем, как неожиданно рядом с ней остановилась чёрная легковая машина. Из неё вышел высокий, светловолосый стройный немецкий офицер. Приятная белозубая улыбка озаряла его лицо. «Красавчик», – успела ещё подумать Агаша, как незнакомец взял вёдра из её рук.
– Позвольте вам помочь, – мягким грудным голосом произнёс офицер. – Я всегда утверждал, что в русских селениях есть удивительной красоты очаровательные женщины. Вам никто не говорил, что вы похожи на Сикстинскую мадонну?
– Вот ещё… Скажите тоже. Ни на кого я не похожа, – засмущалась Агаша. – На папку с мамкой да на саму себя похожа я. Вам-то какое дело?
Она уже поняла, что этот офицер – комендант майор Вернер. Именно он руководил расстрелом у церквы. Ей всегда казалось, что убийцы обязательно должны быть некрасивыми, злыми, страшными. А этот? Как же совместить красоту и жестокость? Разве это совмещается?
– Ах, да! – спохватился комендант, истолковав ответ Агаши по – своему. – Мадонна – это божественной, всеми признанной красоты женщина с младенцем картины Рафаэля, художник такой был в давние времена.
– Вот и любуйтесь ею со своим художником! – Агаша вырвала вёдра, стремительно направилась к колодцу. Ещё чего не хватало: любезничать с убийцей.
– А вы в гневе ещё прекрасней! – немец не отставал, шёл следом.
– Да с вас картины писать надо, иконы, на руках носить, – мягкий, воркующий голос не оставлял женщину.
Едва рука Агаши коснулась ручки ворота колодца, как тут же её накрыла рука офицера.
– Как зовут вас, прелестное создание? Давайте познакомимся.
Меня зовут Карл, Карл Каспарович Вернер. А вас? Вы жена будущего священника? Будущая матушка?
– Да, – глаза их встретились.
Чистое, ухоженное продолговатое лицо с прямым подбородком, чуть-чуть блеклой синевы глаза на нём, весёлые еле заметные морщинки в уголках слегка припухлых губ делали майора красивым. От него исходил приятный будоражащий запах дорогого одеколона и ещё чего-то, что женщина не смогла определить вот так сразу, не могла дать названия, но оно притягивало к мужчине её внимание.
Ознакомительная версия.
