которую так трудно было войти обратно. Сразу за Дегтярем шли в ряд пять братьев Луканиных. Вместе они взбегали на холм и вместе спускались в воронку. Они шли, как одержимые, не кланяясь пулям, не видя ничего, кроме траншеи, узкого неглубокого рва, в который нужно войти. Антон Лопухов шагал широко и ровно, и казалось, что он нарочно сдерживает шаги, чтобы притти вместе со всеми. Алексеевы — дядя и племянник — шли рядом с ним, а дальше шли Вася Грудинин, Канавин и остальные. Это была первая атака, которую я видел в жизни, и она не походила на все, которые я видел потом.
Несмотря на то, что литейщики шли быстро, каралось, что они шагают не торопясь. И чувствовались в их походке уверенность и спокойствие, не свойственные атаке. Атака — это бросок вперед, отчаянный бег, стремление скорее окончить губительный путь. А здесь были обстоятельность, и упорство, и отсутствие нервности. Они шли, не видя ничего, кроме цели, не замечая опасности. Воздух гремел от выстрелов и разрывов, но мне казалось, что я слышу их шаги — так твердо они ставили ноги.
Они еще не дошли до места, где прежде росла береза и где сейчас торчали остатки пня, когда Федор Луканин споткнулся. Он прошел еще два или три шага и лег на землю лицом вниз, а Дмитрий, Иван, Сергей и Александр прошли дальше, как будто не видели упавшего брата, склонив упрямые шеи, выставив вперед винтовки с примкнутыми штыками. Грудинин поднялся на кучу земли и вдруг остановился на ней, как будто не решаясь опуститься, и у него подогнулись колени, и он поднял винтовку и слабеющей рукой швырнул ее вперед, и она пролетела три ищи четыре шага и упала, не долетев до траншеи. Дегтярь, обернувшись назад, крикнул что-то, и литейщики наклонили головы и продолжали итти. Из-за каждого бруствера били автоматы. И я увидел, как Лопухов взмахнул левой рукой, она у него повисла беспомощно, и тогда кистью правой он схватил винтовку за дуло и поднял ее, как палку, которой собираются бить. Многие падали теперь. Сергей и Александр Луканины упали сразу, как будто обоих ударила одна пуля. Александр лежал неподвижно, а Сергей вполз на ближайшую кучу земли и застыл на ее вершине. Иван и Дмитрий продолжали итти вперед, как будто не видели гибели братьев.
Уже позади остались пни берез и место, где прежде была спортплощадка. Дула автоматов смотрели теперь в упор на шедших впереди, и автоматы били, не переставая, но литейщики шли. Дегтярь шагал впереди. Когда до траншеи осталось несколько шагов, он обернулся, крикнул что-то и швырнул гранату в траншею, как будто мальчишка камнем метнул в воробья. Из траншеи полетела земля, и обломок доски поднялся в воздух. Низкорослый немец в сером мундире выскочил из траншеи и побежал, пригибаясь, к реке, но упал, и голова его сползла с берега в воду. А литейщики прыгали в траншею один за другим. И только теперь стало видно, как их осталось мало, как много легло у берез на клумбах и около спортплощадки. И одновременно с тем, как литейщики ворвались в траншею, с противоположного берега реки ринулись в воду люди в серых мундирах.
В это время начали бить орудия отца, и фонтаны в воде вставали один за другим, обливая идущих водой и осыпая осколками. Потом из соседнего участка траншеи выскочил Калмыков и за ним полезли турбинщики, сначала становясь на землю коленями, а потом вскакивая и торопливо выстраиваясь в ряды. И последние еще вылезали из траншей, а первые уже шли за Калмыковым вниз, туда, где один за другим на наш берег реки выходили немцы. Теперь все решали литейщики: если бы рукопашная кончилась победой немцев, немцы открыли бы огонь турбинщикам в спину и защитили переправу, пока немецкие резервы не перекинулись бы на наш берег. Лопухов — он был настолько высок, что из траншеи высовывались его голова и плечи, — держа винтовку правой рукой за дуло, крошил немцев по головам, а Иван и Дмитрий Луканины дрались, стоя спиной друг к другу, и когда Дмитрий упал, Иван прислонился спиной к откосу траншеи. Там была каша. В тесноте литейщики смешались с немцами, и штыки были бесполезны, потому что нехватало места, чтобы повернуть винтовку. Сверху я видел, как люди вцеплялись друг другу в горло, и одни дрались стоя, а другие катались по земле, обхватив противника руками. На берегу реки тоже завязалась рукопашная. Турбинщики теснили немцев к воде, снаряды поднимали фонтаны, но, несмотря на это, немцы все шли и шли бродом, и их становилось на нашем берегу все больше и больше.
И где-то, казалось мне, далеко-далеко, Богачев надрывался у телефона.
— Федичев, — кричал он, — Федичев, дорогой, голубчик, еще огня, сколько можешь, еще огня!
Но, наверное, Федичев больше не мог. Немцы шли и шли через реку, и нельзя было разобрать, что происходит в траншее. Земля взлетала кверху, воздух гремел от выстрелов и разрывов, и с каждой секундой становилось все яснее, что бой за переправу проигран и немцы ворвались в город.
Я даже приблизительно не могу представить себе, сколько времени продолжались атака литейщиков и рукопашный бой в траншее. Я простоял все это время, прижавшись к стене, у окна, и долго еще потом на моей щеке оставался след кирпича. Оконные рамы выбило разрывом, и окно стало просто отверстием неправильной формы. Я был настолько поглощен происходившим внизу, что перестал ощущать страх. Я сам и личная моя судьба как будто перестали существовать. И все это время голос Богачева доносился ко мне как будто издалека, хотя он не дальше как в двух метрах от меня кричал в трубку полевого телефона приказания, просьбы и советы. Я даже не понял, что он обращается ко мне, таким далеким был его голос.
— Оглох ты, что ли? — кричал он. — Переправляются немцы?
— Переправляются, — ответил я.
— Сибирь, — закричал Богачев, — слышите? Где пулеметы? Долго вы будете возиться?
Снова голос его ушел далеко-далеко, и я уже почти не слышал его. Я не связывал отрывочных и непонятных мне его приказаний с происходившими событиями, и поэтому события эти мне казались случайными и единый их смысл, логическая последовательность, установленная Богачевым, стала мне ясной только значительно позже.
Мне было видно, как по рву, отделявшему наш школьный огород от участка дома Орса, два человека, пригибаясь, бегом протащили пулемет, быстро перенесли его через траншею, вкатили в воронку от бомбы и легли с ним рядом. Мне
