— Гостиница «Тик-так».
— Обидно, улетим и не узнаем, была мина или нет. Надо оставить адрес, пусть нам сообщат.
— Не улетим, пока не взорвётся.
— Ни одного минёра в полку, безобразие…
Таня Макарова и Вера Белик получили почётное задание — разведать погоду к северу от аэродрома, пересечь границу Восточной Пруссии и сбросить бомбы на вражеские позиции. Пусть гитлеровцы знают, что «ночные ведьмы» близко. Это будет первый удар, нанесённый силами нашего полка по фашистам на их собственной территории.
Набрав высоту, «блондинка» скрылась в мглистом вечернем небе. Все экипажи, конечно, завидовали Тане и Вере, каждая из нас мечтала о таком полёте. К этому времени мы уже многое знали о цитадели прусской военщины, знали, — что именно в Восточной Пруссии находилась ставка Гитлера.
— Вот бы долбануть по этому логову, прихлопнуть фюрера, — мечтательно вздохнула Валя. — Представляешь, подлетаем ночью с выключенным мотором — бац! — четыре «сотки» залпом, и порядочек. Мы — Герои Советского Союза, слава на весь мир.
— Ты думаешь, ставка Гитлера — это дачный домик? — усмехнулась я. — Долбануть можно, но что толку. Эти гады сидят в подземелье, над ними такие железобетонные пласты, никакими бомбами не прошибёшь.
— Всё равно, — заупрямилась Валя. — Попытка не пытка.
— И не жалко тебе бомбы? — переходя на шутливый тон, спросила я.
— Выходят же они подышать свежим воздухом.
— В самом деле, как я не подумала. Что ж, может быть, сегодня и долбанём. Нагоним на них страху, и то хорошо. Хенде хох! Капут! Полундра!
Валя весело рассмеялась, потом напустила на себя озабоченный вид, взглянула на карту:
— Установить бы точно, где это подземелье.
— Установим. Столько генералов в плен взяли, кто-нибудь из них наверняка наведывался в ставку.
— Паулюс!
— Да, он-то уж точно там бывал и не раз. Попросим Бершанскую, пусть позвонит в разведотдел…
Стоя у самолёта, мы продолжали досконально разрабатывать свою операцию, пока вдали не послышался рокот заходящего на посадку «По-2».
Макарова и Велик считали эту ночь самой счастливой в своей жизни. Они сбросили бомбы на вражеские траншеи, немцы не ожидали удара и открыли беспорядочный огонь, когда «По-2» был уже недосягаем.
В эти дни в Москве, в зале имени Чайковского, проходил Четвёртый антифашистский женский митинг, в котором участвовали представительницы нашего полка: Евдокия Давыдовна Бершанская, командир эскадрильи Мария Смирнова и штурман Полина Гельман. Когда на трибуну поднялась Бершанская, стройная, в парадной форме, при орденах, в зале долго-долго не смолкали аплодисменты.
— Сегодня вечером с далёкого маленького аэродрома, расположенного на польской земле северо-восточнее Варшавы, — начала она своё выступление, — один за другим взлетят и растают во мраке ночи лёгкие ночные бомбардировщики «По-2». Схваченные цепкими щупальцами прожекторов, они прорвутся сквозь заградительный зенитный огонь и обрушат смертоносный груз на вражеские позиции, уничтожая живую силу противника, танки, орудия и миномёты, бронетранспортёры, автомашины, склады. В кабинах фанерных самолётов сидят юные девушки, вчерашние школьницы и студентки, ставшие асами, которых гитлеровцы называют «ночными ведьмами». Все они пошли на фронт добровольно. У колыбели женских боевых авиационных соединений стояла прославленная советская лётчица, гвардии майор, Герой Советского Союза Марина Михайловна Раскова… Женщины слушали Бершанскую с огромным, благоговейным вниманием. Свою речь она закончила словами: — Наступление Красной Армии продолжается, и вместе с ней, приближая светлый день Победы, идёт в наступление 46-й гвардейский Краснознамённый Таманский женский авиационный полк. Заверяю вас, что мы выполним свой долг до конца, с честью пронесём своё боевое знамя до самого фашистского логова — Берлина!
В перерыве иностранные корреспонденты обступили «ночных ведьм», задавали вопросы, переписывали в блокноты записи из лётной книжки юной девушки, на груди которой сияли три боевых ордена: Красной Звезды, Красного Знамени и Александра Невского.
В эту трагическую ночь, 22-го августа 1944 года, оборвалась жизнь Тани Макаровой и Веры Белик.
Полк получил задание нанести удар по вражеским укреплениям в районе города Остроленка. Экипаж Макаровой — Белик стартовал первым. Несмотря на сильный обстрел, они точно сбросили бомбы на цель, вырвались из лучей прожекторов, пересекли линию фронта и взяли курс на аэродром. И тут внезапно их атаковал «Мессершмитт-109». Прямое попадание снаряда в бензобак — самолёт вспыхнул, как факел. Поблизости находились экипажи Надежды Поповой — Жени Гламаздиной и Раи Ароновой — Ани Волосюк. Они рассказали, что охваченный огнём «По-2» резко взмыл вверх. Макарова пыталась сбить пламя, но безуспешно.
В эту ночь Таня должна была «вывезти» в первый ознакомительный боевой вылет штурмана-новичка Аню Волосюк. А Веру Белик назначили штурманом к Рае Ароновой. Обычная перестановка, экипажу «блондинки» и прежде приходилось разлучаться на время, но почему-то в этот раз подруги запротестовали. Серафима Амосова, пожав плечами, отменила прежнее распоряжение. Новенькую «вывезла» Рая Аронова.
Утром Рачкевич привезла на автомашине обгоревшие тела девушек. Опознали их лишь по орденам…
Похоронили неразлучных подруг в парке, под старым тополем, с воинскими почестями. В последний путь их провожала вся дивизия.
— У Тани и Веры было предчувствие, что одна из них должна погибнуть, — всхлипывая, сказала Валя, когда мы улеглись на свои соломенные перины. — И решили не разлучаться, чтобы погибнуть вместе. Мне девочки сказали.
Я не стала спорить со штурманом. Возможно, так оно и было. В те дни каждая из нас предчувствовала: кто-то погибнет. Немецкие истребители ожесточённо охотились за «По-2», и все мы понимали, чем это кончится. Вслух, конечно, на эту тему не говорил никто, но все ждали несчастья. Везенье не могло длиться бесконечно, война есть война. Погиб один из лучших экипажей. На счету Тани Макаровой было 760 боевых вылетов, на счету Веры Велик — 700.
Впервые мы похоронили своих подруг в чужой земле.
Говорят, перед мысленным взором умирающего в последние мгновения проносится вся его жизнь. Так ли это, никто, конечно, не знает. Но когда я услышала о гибели Макаровой и Велик, у меня перед глазами действительно промелькнуло нечто подобное: родились две девочки, росли вдали друг от друга, одна в Москве, другая в Керчи, учились, радовались солнцу, любили, встретились, подружились. Так ясно виделись их улыбки, звучали негромкие, мягкие голоса. Первая моя встреча с ними в станице Ассиновская. Полёты с Верой, совместная боевая жизнь на Кубани, в Пересыпи, в Крыму…
А это было совсем недавно, в Белоруссии, утром, перед восходом солнца. Они идут, весело переговариваясь, к самолёту. Весь полк наблюдает за ними: девушки получили опасное задание — сбросить бомбы на лес, в котором укрылся отряд гитлеровцев. Над этим лесом был обстрелян из зенитного крупнокалиберного пулемёта связной самолёт, летевший к нам из штаба дивизии. Когда он приземлился, мы обнаружили в передней кабине раненого лётчика, в задней — мёртвого штурмана.
Голубой, освещённый лучами солнца «По-2» достиг зловещего леса. Высота не более 400 метров. Мы видим, как огненная трасса прошила самолёт от пропеллера до хвоста, как падают бомбы. «По-2» заваливается на крыло, стремительно несётся к земле. Выровнялся над самыми верхушками деревьев и вскоре приземлился возле нас — как всегда, красиво. И две подруги, словно бессмертные, вечно юные богини, лёгкой походкой идут навстречу командиру полка. А немцы выходят из леса, размахивая белыми тряпками.
Недавний полёт в Восточную Пруссию — как сияют их глаза, зубы…
Все эти картины молнией вспыхнули в моём мозгу почти одновременно, и сразу погасли. Но в душе ещё звучали и звучат до сих пор струны гитары, песня «Очи чёрные, очи страстные…», задушевные рассказы о Керчи, о золотой долине…
После войны прах наших боевых подруг перенесли в Остроленку, на кладбище советских воинов, павших в боях при освобождении города.
В Остроленке есть механический техникум имени Героев Советского Союза Татьяны Макаровой и Веры Белик. В вестибюле установлены «их бронзовые бюсты. Кроме того, улица Татьяны Макаровой и техникум её имени, в котором она училась, есть в Москве. А имя Веры Белик присвоено её родной школе в Керчи. В составе нашего рыболовного флота есть океанский траулер «Вера Белик».
После гибели Макаровой и Белик нам запретили летать без парашютов. Этому приказу мы подчинились скрепя сердце: во-первых, лишний груз, во-вторых, от лямок болели плечи, в-третьих, парашют сковывал движения. Летать стало труднее, но с этим приходилось мириться. Охота на «По-2» продолжалась.
