— Совершенно неважно, понимаешь ты или нет, — грубо ответил Легионер. — Просто выполняй приказания, и все. Так будет лучше и для тебя, и для нас. Если будешь размышлять, только здоровье испортишь. Башка дана тебе не для этого. Она у тебя только для того, чтобы носить каску, и тебе придется этим довольствоваться.
Малыш пожал плечами.
— Что ж, наверно, придется!
— Я знаю, что это означает, — сказал Легионер. Мы стояли, глядя на повешенных солдат, раскачивающихся на ветру, как маятники.
Охотники за головами не знали покоя. Новый приказ фюрера исполнялся старательно. До сих пор людей лишали жизни по решению военно-полевого суда. Теперь — по приказу о смертной казни, которая применялась за следующие преступления:
Пораженческие высказывания
Дезертирство
Вредительство
Оскорбление имени фюрера
Хищения
Мародерство
Измена
— Я знаю, что это означает, — сказал Легионер. — Началось разложение армии. Большинство войн заканчивается таким образом.
Мы провели в поезде двенадцать дней и ночей и теперь стояли на грунтовой дороге Пинск — Гомель, чуть юго-западнее Давид-городка. Судя по объявлению на армейской почтовой конторе, наш полк находился в Петрикове или Скригалове.
Тот, кто побывал на грунтовой дороге, никогда ее не забудет. Эта шла прямой линией с востока на запад. Была от четырех до шести метров в ширину. Дорога без покрытия, утрамбованная до необычайной твердости тысячами колес и миллионами ног. И все-таки она — жизненно-важный нерв для армии, она подобна главной сердечной артерии: чтобы организм жил, она должна непрерывно пульсировать. Днем и ночью по грунтовой дороге грохочут тысячи машин. Сплошным потоком. Если он прервется, фронт потерпит крах.
В одну сторону шли длинные колонны с боеприпасами, продовольствием, пополнением, полевая почта с мешками важных писем, пушки, броневики. Все это было необходимо для продолжения войны по плану. В другую — поврежденная артиллерия, разбитые машины, выгоревшие остовы танков, искореженные останки самолетов и бесконечные колонны санитарных машин с красным крестом, везущие искалеченных людей. Тоже военная необходимость.
Грунтовая дорога всегда была для солдат путем страданий. Зимой — «русские горки»; летом — неописуемые тучи пыли; в сезон дождей и оттепели — бездонное засасывающее болото, липкая грязь.
Мы сидели, кашляя и сплевывая, на откосе этой живой реки, дожидаясь попутного грузовика.
Видя перед собой непрерывный поток, Малыш, как обычно, пошел прогуляться.
— Здесь начинаются мои достижения, — сказал он и исчез в кустах. Он считал, что солдат, который ничего не «организует», не постиг солдатской науки.
Вернулся он через три часа, таща мешок с продуктами.
— Спятил? — спросил кенгисбержец. — Понимаешь, что это хищение?
— Ни черта подобного, — беспечно ответил Малыш и впился зубами в луковицу.
— А что, по-твоему? — спросил Бауэр.
— Самосохранение, — невозмутимо ответил гигант и сунул в рот колбасу,
— Если тебя схватят, то повесят, — предостерег Бауэр.
— Трусишка! — презрительно фыркнул Малыш. — Что, по-твоему, происходит, когда мы отступаем? А раз уж взялись выравнивать линию фронта, будем отступать и дальше. Эти охламоны взорвут весь запас колбасы! — Поглядел на Бауэра и кенигсбержца. — Небось, думаете, какой-нибудь оберст интендантской службы явится и пригласит вас, чтобы вы сперва запаслись жратвой? — Он поднял над головой банан и убежденно выкрикнул: — Нет, они выставят охрану, чтобы вы не могли взять даже сухой галеты или тухлого яйца. В приказе сказано, что все нужно взрывать, и никаких. И все взлетает на воздух. Помните, что сделали в Купянске, как уничтожили две тонны продуктов? Саперы заложили взрывчатку. Бамм! И все. — Раскрыл мешок и лукаво улыбнулся. — Смотрите, у меня здесь на две недели дополнительного питания. Витамины для победы!
Он восторженно засмеялся и сунул в рот сразу два банана. Кожуру бросил на дорогу.
— Зря ты, — сказал Легионер. — Кто-нибудь может пройти и поскользнуться на ней.
— Для того я ее и бросил, — ответил Малыш. — Может, Адольф будет проходить и сломает на моей банановой кожуре шею. Тогда я войду в историю, и дети в школе узнают обо мне.
— Всякий раз, когда вижу грунтовую дорогу, — сказал Бауэр, щелчком бросив на нее окурок, — у меня чешется в заднице, будто там ползают ленточные черви.
— Может, и ползают, — проворчал Малыш, вызывающе взглянув на него.
Малышу становилось скучно, и он хотел устроить драку. Таким было его представление о развлечениях.
Могло произойти все, что угодно, не остановись большой бензовоз.
Из кабины высунулся фельдфебель и крикнул:
— Куда держите путь, лодыри?
— В Двадцать седьмой танковый полк, — ответил я. Встав, поскольку служил дольше всех, по стойке «смирно».
— Так вы туда никогда не доберетесь, — грубо выкрикнул фельдфебель. По всему было видно, что он интендант. Шитый на заказ мундир. Щегольская фуражка с высокой тульей. Ремень с офицерским пистолетом, что противоречило уставу. И хотя он был снабженцем, украсил себя желтыми кавалерийскими нашивками вместо положенных синих, к которым все фронтовики относились с презрением.
Поднялся на ноги только я. Остальные беспечно лежали в траве, глядя на орущего фельдфебеля, уже выпрыгнувшего из кабины. Расставив ноги и уперев кулаки в бока, он крикнул:
— А ну, поднимайтесь, негодники, и марш-марш на восток, где вас ждет геройская смерть.
Все раздражающе медленно поднялись. Малыш забросил на плечо свой мешок, будто коробейник, и поплелся, даже не взглянув на фельдфебеля.
— Эй, ты, ефрейтор, — заржал ему вслед фельдфебель, — что у тебя за мешок?
— Джутовый.
Фельдфебель поперхнулся от ярости.
— Не наглей. Из чего он, меня не интересует. Что в нем?
— Почта и продукты для нашего командира, оберстлейтенанта Хинки, — беззаботно ответил Малыш.
— Покажи! — потребовал щеголеватый фельдфебель.
— Исключено, — ответил Малыш, зажав отверстие мешка двумя руками.
— Как так? — пролаял фельдфебель.
— Gekados[117], — ответил Малыш, подмигнув.
— Bon, — восхищенно засмеялся Легионер.
— Что значит gekados? — заорал фельдфебель.
Малыш склонил голову набок.
— Оберстлейтенант Хинка сказал мне: «Малыш, не позволяй никому лезть в этот мешок! Он строго gekados. Совершенно секретный». Вот что мне сказал командир, герр фельдфебель, и велел оберегать мешок, — он вскинул кулак, — вот этим.
Недоуменно сощурясь, фельдфебель заметил, что мы тесно окружаем Малыша. Вскочил в кабину и крикнул:
— Убирайтесь, марш-марш! Я сообщу о вас полицейским вермахта!
Бензовоз исчез в туче пыли.
Малыш вынул из мешка две коробки шоколадных конфет и разделил их по-братски.
Словно шайка бродяг, которым совершенно некуда спешить, мы пошли вдоль дороги. Пройдя километров десять, устали, улеглись и заснули.
Среди ночи мы проснулись от шума моторов. Вся дорога была заполнена грузовиками, легковушками, артиллерией, минометными батареями, батареями реактивных установок[118], машинами для перевозки войск, длинными грузовиками саперов, броневиками и множеством всего прочего.
— Похоже, вся армия пришла в движение! — воскликнул Бауэр.
— Да, и движется на запад, с фронта, — сказал Штайн.
— Приятель, что, война окончилась? — крикнул Малыш старому штабс-ефрейтору, сидевшему за рулем грузовика с боеприпасами.
— Не угадал, дубина, — прокричал в ответ штабс-ефрейтор. И показал язык Малышу, который бросился бы на него, если б между нами и его машиной не появилась батарея самоходных орудий.
— Хотел бы я знать, что, черт возьми, происходит, — сказал, оглядываясь по сторонам, Бауэр.
— Выпрямляем линию фронта, — засмеялся Штайн. — Только нам лучше бы исчезнуть, пока Иван не открыл огонь по дороге.
Шедший впереди длинной колонны майор выскочил на середину дороги и начал размахивать над головой пистолетом.
— Дайте пройти моему полку! — закричал он. — Дайте пройти! Приказываю, иначе перестреляю, как собак!
Но никто не обращал на него внимания.
Бесконечная череда машин все так же продолжала ползти вперед. Полку майора приходилось стоять на месте.
Большой серый «Хорьх» с квадратной жестяной пластиной на крыле пробирался, виляя, вперед. В нем мы заметили высоких штабных чинов.
Появился оберстлейтенант полиции вермахта со взводом охотников за головами. Крикнул:
— Дорогу командующему армией!
Но движение застопорилось. Кавалерийскому генералу в «Хорьхе» приходилось ждать.
