Оберстлейтенант приказал, чтобы находившиеся впереди «Хорьха» машины съехали по крутому откосу в кювет. Они двинулись одна за другой.
— Это уже слишком! — проворчал Бауэр. — Ломать ради такого типа столько машин. Не понимаю!
Легионер засмеялся.
— Voila, ты всего четыре года в армии. Побудь в ней с наше, тогда даже ты поймешь.
Бауэр в недоумении потряс головой.
— Мне всегда говорили, что генералы подают пример на войне. Почему этот так торопится удрать?
Легионер лишь пожал плечами.
Оберст, ехавший впереди артиллерийского полка на конной тяге, вышел из себя, когда полицейские собрались вести его лошадей вниз. И едва оберстлейтенант схватил поводья его коня, несколько раз огрел его хлыстом по лицу, крикнув:
— Руки прочь!
Он натянул уздечку. Конь встал на дыбы и забил в воздухе передними копытами. Оберст галопом подскакал по обочине к стоявшему генералу, спрыгнул с коня и встал лицом к лицу с этим низеньким человеком.
Но не успел он сказать ни слова, как кавалерийский генерал взвизгнул:
— За кого вы себя принимаете, герр оберст? Как смеете препятствовать в исполнении моих приказов моей полиции вермахта? Думаете, я могу оставаться в этой канаве дольше, чем необходимо?
— Герр генерал, — ответил ледяным тоном оберст, — я не могу съезжать с дороги. Мои лошади устали и не смогут вывезти обратно на нее ни одно орудие.
— Что мне до этого? — фыркнул генерал. — Я должен продолжать путь, и немедленно!
— Я отказываюсь выполнять ваши приказания! Мои орудия останутся на дороге!
Генерал смерил его долгим, оценивающим взглядом.
— Если вы немедленно не освободите дорогу, я…
Оберст слегка распрямился. Он был выше генерала на целую голову. С его шеи свисал Рыцарский крест.
— Что вы сделаете, герр генерал?
Глаза генерала превратились в щелочки.
— Воспользуюсь своей властью и отдам вас под трибунал. Такие офицеры не нужны немецкой армии.
Оберст смертельно побледнел.
— Это ваше последнее слово, герр генерал?
Генерал не ответил и повернулся к стоявшему чуть позади него полицейскому.
— Оберстлейтенант Шолль!
Рука оберста метнулась к кобуре, он выхватил пистолет и взвел курок в долю секунды.
Генерал отскочил назад. Лицо его совершенно побелело.
Полицейский стоял, будто парализованный. На несколько секунд казалось, что на дороге все замерло.
На бледных губах оберста появилась легкая улыбка.
— Не бойтесь, герр генерал. Вы слишком мелки и подлы, чтобы честный офицер захотел стрелять в вас. Но я не стану служить в такой армии, какой стала армия великой Германии.
— Взять его! — выкрикнул генерал.
Но, прежде чем оберстлейтенант и его охотники за головами смогли шевельнуться, оберст сунул в рот ствол пистолета и нажал на спуск.
Резкий, отрывистый хлопок. Пистолет упал на землю.
Какой-то миг оберст стоял по стойке «смирно». Потом слегка закачался взад-вперед, согнулся пополам и упал к ногам генерала.
Генерал резко повернулся и сел в свою машину, где адъютант обернул его тонкие ноги в сапогах красным шерстяным одеялом.
Те, кто находился поблизости, слышали, как он сказал своему старшему офицеру, оберсту:
— Каких только нелепых дураков не встретишь!
Полицейские стали сводить лошадей мертвого оберста вниз по откосу. Ржавшие лошади падали вместе с орудиями.
Мертвого оберста бросили на какой-то грузовик, и вскоре «хорьх» с кавалерийским генералом скрылся из виду.
— Господи, — воскликнул кенигсбержец. — Этот оберст знал, как уйти в отставку!
Малыш подскочил и заорал:
— Вот грузовик из нашей дивизии!
Точно. Большой, крытый брезентом грузовик с нашей эмблемой на заднем борту и переднем крыле — два креста на голубом поле.
— Привет, кореш, — крикнул Бауэр, — куда держишь путь? Можешь прихватить нас?
— Я еду в Кельн, тупая свинья.
— Что-что? — вскрикнул в удивлении Легионер.
— У тебя что, грязные уши? Я сказал — в Кельн. Диктую по буквам: ка-е-эл-мягкий знак-эн!
Солдаты со всех сторон начали вытягивать шеи. Название города подействовало, как веселящий газ.
— Слышали? Этот осел хочет ехать в Кельн!
— Не забудь сделать пересадку, этот поезд дальше Бреслау не пойдет!
Громкий смех. Со злобным ликованьем.
— Не забыл купить билет у ворот? — ржал какой-то унтер, хлопая себя по бедрам.
— Если хочешь добраться до Кельна, возьми ящик сапожника, на этой коробке туда не доедешь!
Какой-то артиллерист вскочил на подножку грузовика и заорал:
— Возьми пропуск, чтобы сократить путь!
И протянул водителю одну из сброшенных листовок, которую носил в кармане каждый немецкий солдат на Восточном фронте, несмотря на положенные за это суровые кары. Листовки были отпечатаны в форме пропусков. Русские летчики сбрасывали их в изобилии.
— Довезешь нас до Берлина? — сухо спросил Легионер. — Высадишь нас у станции метро, больше нам ничего не нужно.
Сохранявший невозмутимый вид ефрейтор ответил:
— Охотно, садитесь в кузов.
Мы побросали туда снаряжение и влезли.
Кенигсбержец спросил водителя через разбитое заднее окошко кабины:
— Кореш, насчет Кельна ты всерьез?
— Конечно, черт побери. Мне нужно взять для нашего командира кое-что важное.
Он протянул нам путевые документы, и мы с удивлением прочли, что он отправляется со специальным заданием на грузовике WH 381 — 556 через Лемберг, Варшаву и Бреслау в Берлин, Дортмунд и Кельн.
— Пресвятая Мария, Матерь Божья, я, наверно, схожу с ума, — воскликнул Бауэр. — Ничего более идиотского не видел на этой войне. Отправлять старый грузовик за тысячи километров, чтобы что-то привезти!
— Это что-то важное? — спросил Малыш. — Белья для солдат привезешь?
— Да, командир хочет, чтобы я привез на позиции его любимые носки.
В кузов влезло еще несколько солдат.
— Война скоро кончится, — заметил грязный унтер и сплюнул через борт струйку табачного сока.
— Откуда ты знаешь? — спросил штабс-ефрейтор в форме танкиста.
— Разговаривал вчера по телефону с Адольфом, — ответил унтер. И настороженно огляделся, словно убеждаясь, что никто посторонний не подслушивает. — Адольф сказал, что война окончена, но это держится в секрете!
— Тогда почему мы ее продолжаем? — спросил низкорослый, бледный пехотинец.
— Кстати, знаешь, почему Адольф уже не появляется на фронте? — спросил штабс-ефрейтор.
— Нет.
— Боится, что все закричат: «Фюрер, мы последуем за тобой!»
— Но мы всегда это кричали, — сказал Бауэр.
Штабс-ефрейтор пристально посмотрел на него.
— Ты, должно быть, из тыла?
— Заткнись, дерьмо, — прорычал Бауэр.
Но штабс-ефрейтор не испугался его угрожающего тона и продолжал:
— Адольф боится, что мы последуем за ним до Берлина!
Поднялся восемнадцатилетний пехотинец в новеньком мундире со значком Гитлерюгенда на груди. Лицо его было совершенно белым.
— Я запрещаю вам так говорить! Это пораженчество, поддержка противника. Требую, чтобы все присутствующие назвали мне свои фамилии и звания. Как национал-социалист, я обязан доложить об этих предательских разговорах.
Штайн схватил парня за грудки и швырнул на дно кузова.
— Да заткнись ты, марионетка! Ну и болван! Не волнуйся, мы заставим тебя помалкивать.
Парень принялся звать на помощь. Чтобы заглушить его крики, мы запели:
Ja, das Temperament,
Ja, das Temperament,
Das lieght mir
So im Blut![119]
— Господи, мы пропали! — закричал штабс-ефрейтор. — Впереди русские, позади партия. Помогите! Мы окружены.
Внезапно Малыш издал вопль, выпрыгнул через борт, быстро пробежал по полю и бросился в укрытие.
— Mille diables! — воскликнул Легионер и тоже спрыгнул.
По всей грунтовой дороге солдаты бежали от машин.
— Воздух! — крикнул пруссак, бросившись с грузовика вниз головой.
На нас пикировали три русских штурмовика. Поливали дорогу огнем из скорострельных пушек. От ужаса мы втягивали головы в плечи и прижимались к земле.
Мы ощутили поток холодного воздуха, когда ревущие штурмовики пронеслись низко над полем. На их крыльях мерцали красные звезды. Казалось, они язвительно хохочут над нами.
— Черт возьми! — ругнулся лежавший рядом с нами ефрейтор. — У меня в цистерне пять тонн бензина! Если наши коллеги попадут в нее, всем привет! У нас будут похороны с фейерверком и бенгальскими огнями!
Самолеты развернулись и снова ударили по дороге. От взрывов в воздух взлетали трупы.
Несколько юных пехотинцев сдуру стали стрелять по ревущим самолетам из винтовок и ручных пулеметов.
— Становится опасно, — пробормотал кенигсбержец и плотнее прижался к земле.
Легионер поднялся и, пригибаясь, побежал к дороге, где горело множество машин.
