Я погладил его по голове. В русых волосах набилось много мелких комочков глины и пыль. Он протянул мне ладонь, и мы пожали друг другу руки. Ротный махнул рукой и закрыл глаза.
— Томилин! Степан! Всем вколи промидола, не жмись, и перевязывай, — приказал я, убегая к винограднику.
Из-за «Урала» вышел зам. комбата — Бронежилет Ходячий. Про него мы совсем забыли, он же нами тут рулит. Где-то отсиживался.
Я побежал быстрее, чтоб не объясняться с этим контролирующим.
Взводы ползли по арыкам между виноградными лозами к высокому дувалу. В небе появились четыре «крокодила». Лишь бы по нам не ба-
Бахнули. Я перевернулся на спину и пустил красную ракету в сторону «духов», может, заметят целеуказания.
Заметили! Отстрелялись очень точно, мятежники за дувалами завыли. Рота короткими перебежками достигла вражеских позиций. Трупов нет, только кровь и бинты, все ушли. За нашей спиной послышался лязг техники: два танка и три БМП пришли на помощь. Танкисты принялись расстреливать все подозрительное вокруг. Рота вытянулась в колонну и двинулась к посту под прикрытием танков.
Сергей оглянулся на отходящих и подбежал ко мне.
— Надо отступать скорей, пока «духи» из кяризов не повылазили опять!
— Сергей, всю пехоту — на танки, и уходим!
Танками командовал новый комбат танкового батальона.
— Романыч, привет, спасибо за помощь! — прокричал я, наклонившись к нему. — Надо сваливать быстрее, сейчас они очухаются и дадут жару.
Развернув пушки влево и ведя огонь на ходу, танки двинулись за ротой. Пехота вцепилась в поручни, ящики, шины, привязанные к башне, и стреляла во все стороны. Десять минут показались часом. Вот и пост — скорее под его защиту. С его позиций велся ураганный огонь по кишлаку и за канал, душманы отвечали тем же.
Все успокоилось через два часа, «духи» сделали свое черное дело и ушли, а артиллерия и авиация для профилактики отстреляла запланированный боезапас.
Тишина! Внезапная тишина установилась над постом. Не шумел никто, бойцы приходили в себя от горячки боя.
Бронежилет (Лонгинов) сидел за радиостанцией и переговаривался с комбатом.
— Офицеры, ко мне, бегом! — вдруг дико закричал Лонгинов.
— Что случилось? — спросил, подбегая, Острогин.
— Сейчас прилетят два «Ми-8» эвакуировать раненых. Срочно занять оборону за дувалами, открыть огонь по всему подозрительному, прикрыть посадку вертолета. Будет две посадки, у нас девять раненых, у танкистов — один и на заставе — один. Всему личному составу выдвинуться из заставы на выносные посты, в окопы. Вперед, выполнять приказ.
Вертолеты под нашим прикрытием увезли раненых, «духи» даже не стреляли в ответ на наш огонь. Может, ушли в кяризы? Артиллерия хорошо обработала «зеленку», кому хочется под снарядами бегать.
— Ну, вот мы опять без командира, — вздохнул Острогин.
— Ненадолго Вована хватило, — ответил я так же грустно. — Принимай командование, Серега!
— А почему я? Может, ты покомандуешь? Ты ведь зам. командира роты, — попытался свалить все на меня Острогин.
— Нет, я исполняю обязанности замполита батальона, да и ты — старший по званию, уже месяц как старший лейтенант!
— О, а старший по званию Недорозий, он капитан!
— Ага, он капитан уже одной ногой в Забайкалье, а здесь только его тень.
— Какая тень? Вон стоит и улыбается, живой здоровый опытный капитан.
— Нет-нет, ребята, спасибо, командуйте сами, а то что-нибудь не так, под трибунал попаду. Лучше я домой!
— О! А может, Ветишина сразу с поста заберем, и пусть командует? — обрадовался новой идее Острогин.
— Серега! Ты чего дурака валяешь? Командуй, дел-то — выйти из «зеленки» и домой.
Наши разговоры услышал капитан Лонгинов.
— Вы что анархию устраиваете? Бардак какой-то в роте. Острогин! Вы тут ерундой не занимайтесь. Принимайте руководство, а в батальоне разберемся, кто будет ротным!
— Ну, вот, Серега, ты на пути к командованию батальоном. Жду распоряжений!
— Вот мой первый приказ: перекур двадцать минут и обед!
— Хороший приказ, — обрадовался я. — Умираю от голода.
Вот закончился год, тяжелый год. Первые потери при мне в роте, что-то будет дальше?.. Кончилось везение?..
А может, еще осталось чуть-чуть. В бога не верю, в черта-дьявола — тоже. Кого просить о поддержке? Инопланетян? Кто-нибудь, спаси и сохрани!
***
Дверь в комнату почему-то была приоткрыта. От легкого пинка она распахнулась, и я зашел в «кубрик», бросил нагрудник на тумбочку и упал на кровать, свесив ноги. Закрыл глаза, хотелось выть. Кажется, удача кончилась, можно сказать, отвернулась от роты. Сколько было потерь за полгода в третьей роте, во второй, в минбатарее, в АГСе, в разведвзводе, в «обозе», в других батальонах. Все-таки «рыжий» был прав: ушел из роты и увел удачу. Вот теперь он в Союзе жизнью наслаждается, а мы тут будем кровью захлебываться.
***
Две минометные мины — и скосило девять человек…
***
Погрузив в вертушку всех раненых, рота сделала рывок к заставе и укрылась за ее высокими стенами. БМП ощетинились пушками и пулеметами по периметру и стреляли по всему подозрительному в соседнем кишлаке.
Время от времени танкисты стреляли за канал, но редко, экономили снаряды: предстояло еще к «бетонке» пробиваться. Авиация вела беспрерывную штурмовку «зеленки». Штурмовики пара за парой пикировали, нанося ракетно-бомбовые удары, штурмовиков меняли «крокодилы». Когда авиация улетела для загрузки, на «зеленку» навалилась вся артиллерия группировки, включая «Град» и «Ураган». Фонтаны разрывов взметались один за другим, кишлаки стояли в сплошной пелене дыма и пыли вперемешку с туманом и моросящим дождем.
Острогин предложил зайти погреться к начальнику заставы. Голубев решил пострелять напоследок из «Утеса» и АГСа по «зеленке»: последний рейд для него, потом замена (дома он начальником склада будет, должность уже ждет, пулемет больше на себе носить не придется).
— Хочу проститься с «духами», с солдатами поговорить, Лебедкова и Юревича потренировать. Сержанты они молодые, толком еще ничего не умеют. Вся старая гвардия — Гудков, Погонов, Стрекалов, мои помощники — уходят вместе со мной через месяц. Как будет ГПВ работать, зависит от молодых сержантов! Постреляю, потренирую!
— Давай, старый, учи уму-разуму, а мы погреемся, пойдем Недорозий! — заорал Сергей.
Втроем вломились в комнату отдыха, где начальник заставы пил чай с арткорректировщиком и командиром танковой роты.
— О, пехота пожаловала! — заулыбался артиллерист. — Замерзли?
— С вами замерзнешь! Минами забросают, а потом сочувствуют. Вот признайся, Барашков, по твоей наводке нас отбомбили? Ощущение было, что били «Васильками». Случайно не наша минометная батарея по твоей корректировке стреляла, Андрей?
Дверь распахнулась, и в комнату вбежал командир минометной батареи капитан Степушкин.
— Вот! На ловца и зверь бежит! Василий, ты нас накрыл? Скажи честно!
— Да что вы заладили! Комбат, комполка, все болтаете, что попало. Мы вместе с начартом полка были, он подтвердит.
— Вместе были, вместе и били, — вздохнул Острогин.
— Ну, честное благородное, не виноват. Не стрелял по вам. — И Василий быстро перекрестился.
— Ох, нас обложили: мы с Ником, как зайцы, метались по арыкам и виноградникам. Куда не прыгнешь, там разрывы. Вперед — не пускают, назад — отсекают, прямо — огненный мешок. Но самый удачный залп был по дому, кучность отличная.
— Нет-нет! Мы открыли огонь из «Васильков», когда вы заверещали об обстреле.
— Не знаю, не знаю. Вся пехота считает, что надо бить физиономии минометчикам.
— Пошли к черту, все настроение перебили чайку попить! Василий вышел, громко хлопнув дверью. За ним, бочком-бочком,
Подался и Барашков.
— Обидели мужиков, может, и зря? — вздохнул танкист капитан Скворцов.
— Зря не зря, ты на рожу Сбитнева бы посмотрел. В одну щеку осколок вошел — в другую вышел. Язык будет двойной, как у змея. Зубов половину выплюнул. А солдат сколько покалечило? Довезут ли до госпиталя живыми всех? Васька под горячую руку просто попал, основную часть злобы мы на «духов» выплеснули боезапасом. Я своими руками, желательно тупым ножом, яйца бы отрезал тому, кто стрелял.
— И я. А кому? — поддержал я гнев Сергея.
— Ребята, угомонитесь. По сто грамм будете? — примирительно встрял в разговор хозяин дома. — Меня зовут Эльдар, я начальник заставы. Будьте как дома, давайте за знакомство, спасибо, что пришли и помогли, «духов» распугали.
— Я Сергей Острогин, а это — замполит Никифор — Ник Ростовцев.
— Ну, вот и познакомились! Очень рад вам, ребята! Тут так тяжело нам было. И мне, и Сережке Ветишину головы не поднять, за водой не выйти, теперь притихнут на полгода, до лета.
— Ну, Ветишина мы у вас уже забрали, будем его сами мучить. Здесь теперь курорт начнется, а он парень молодой, пусть пашет в полку, — огорчил я лейтенанта.
