— Ну а все же раскройте секрет — на кой черт вы здесь сосредоточились?
— Да вот, задерживать сбившихся, так сказать, с верного пути защитников социалистического отечества. Их нынче тут много шляется — за сутки до двух десятков вылавливаем. Все голодные, навроде вас, вот и прутся на хуторок — авось чего-нибудь пожрать перепадет. Тут мы их и забираем.
— И куда дальше?
— Военная тайна.
— А-а, понятно, — протянул Егорьев.
— Нет, вы не подумайте, что мы их… — Гордыев провел большим пальцем по шее и прищелкнул языком. — Мы не какой-нибудь там Наркомат Внутренних дел СССР — мы люди гуманные, предоставляем полную свободу выбора. — Ну и тех, чей выбор совпадает с моим, передаем, так сказать, немецким властям, — докончил Гордыев.
— И что там с ними дальше происходит, вас не касается, — произнес Егорьев. — Хороша гуманность к своим же соотечественникам…
— Идет война! — резко, с суровостью перебил лейтенанта Гордыев. — Или вы хотите, чтобы мы пеклись о преумножении красного войска?… Да еще неизвестно, где они дольше проживут — в немецком плену или в Особом отделе, если до своих доберутся. У вас же бдительность через край хлобыщет… Еще, кстати, неизвестно, как с вами поступят, если выберетесь…
— А вы меня не пугайте.
— А я вас и не собираюсь пугать. К тому же, — продолжал Гордыев, — отчего вы думаете, что здравомыслящих людей так уж и мало? Вот Синченко, например, порядочный человек, и если исходить из вашего числа, то на нашу сторону переходит, почитайте, половина.
— Я, по-вашему, непорядочный…
— Вы — мой идеологический противник, что вас задерживать… Идите своей дорогой — время нас рассудит. Осознаете вы, не осознаете — Бог с вами. В конце концов, вы мой бывший командир. Так что идите…
— А вот и провиант-с, — произнося на старинный манер последнее слово с буквой «с», подошел к Гордыеву с Егорьевым Аристарх Матвеич, держа в руках аккуратно завязанный вещмешок.
— Этот что, тоже из окруженцев? — поинтересовался Егорьев, когда Аристарх Матвеич, передав лейтенанту мешок, вышел.
— Этот? — На лице Гордыева изобразилось неподдельное веселое изумление. — Не-е, Аристарх Матвеич и еще Федот, ну второй, что вас образил, эти — из-за границы прибыли. С бароном Врангелем Крым отстаивали. Вот уж кто реваншист так реваншист! — И Гордыев искренне расхохотался.
Закинув вещмешок за спину, Егорьев вышел на крыльцо. Уже на дворе его догнал Синченко, с сожалением, но тем не менее с решимостью в глазах сказал:
— Не судите строго, лейтенант. И честное слово, я бы не хотел встретиться с вами когда-нибудь в бою.
— Так не приведи Бог нам встретиться вообще, — отвечал Егорьев с грустью.
Синченко на минуту замялся, словно хотел что-то сказать, потом все же вымолвил:
— Руки вы мне, конечно, не подадите.
— Отчего же?
И, крепко пожав руку Синченко, не ожидавшего такого, Егорьев направился к лесу, сказав напоследок:
— Прощайте. И всего вам хорошего.
Еще несколько дней проблуждал Егорьев по лесам. Встреча с Гордыевым и его людьми заставила лейтенанта быть осторожнее и внимательнее. Поэтому неудивительно, что окопчик, впоследствии оказавшийся передовой позицией боевого охранения, Егорьев заметил раньше, чем оттуда могли увидеть его самого, и, скрывшись в кустарнике, долго наблюдал за там находящимися, пока окончательно не убедился, что это действительно свои.
Лейтенант вышел на ровное место, но и тут был обнаружен не сразу. Двое, сидевшие в окопе, мирно беседовали между собой, не особенно оглядывая окрестности. Лишь когда Егорьев был от них не далее как в десяти метрах, один вдруг резко обернулся, побледнел и, хватая винтовку и наставляя ее на Егорьева, испуганно закричал:
— Стой, а то застрелю!
Егорьев покорно остановился, даже поднял вверх руки.
— Ремень и кобуру отстегнуть и положить на землю! — не спуская Егорьева с прицела, нервозно распорядился тот же человек.
Лейтенант повиновался и тут.
— Отойдите на двадцать шагов в сторону, — последовало приказание. — И не вздумайте бежать!
Егорьев отошел. Человек в окопе продолжал в него целиться, с напыщенным видом сжимая в руках винтовку. Второй выбрался наружу, подобрал егорьевские ремни, опасливо косясь на спокойно стоящего невдалеке лейтенанта, и поспешно вернулся обратно.
«Нервные ребята», — мысленно отметил о задержавших его солдатах Егорьев.
Первый, с винтовкой, повернулся к своему напарнику, что-то пробурчал вполголоса и, тут же припав щекой к прикладу, снова стал удерживать лейтенанта на мушке. Напарник же, вылезши из окопа и бросая назад — то на своего старшого, то на Егорьева — боязливые взгляды, сопровождавшиеся резкими поворотами головы, заспешил куда-то и вскоре, спустившись в овраг, скрылся из виду.
«Совсем задерганные личности, — уже с раздражением подумал лейтенант. — От таких чего угодно ожидать можно».
И, взглянув на застывшего в напряжении стрелка, покачал головой: «Эк он дрожит. Не ровен час, потянет за курок или попросту сорвет помимо желания — и поминай как звали».
Опасаясь за свою жизнь, Егорьев предупредил солдата в окопе:
— Вы винтовку-то опустите, никуда я не денусь. А то в человека целиться опасно, мало ли…
— Не разговаривать!!! — истерично взвизгнул солдат, перебивая Егорьева, и, округлив глаза, затрясся всем телом, еще крепче вцепляясь в винтовку и не думая ее опускать.
«Совершеннейший неврастеник», — снова подумал Егорьев, чувствуя, как ему становится не по себе от присутствия этого психопата с заряженной винтовкой, направленной лейтенанту прямо в грудь.
Так продолжалось минут десять. Наконец напарник вернулся вместе с младшим сержантом и еще каким-то солдатом. Этот пришедший солдат по распоряжению сержанта вытащил из кобуры лейтенанта пистолет, кидая ремни обратно Егорьеву и вручая пистолет своему командиру. Младший сержант осмотрел пистолет, искоса глянул на Егорьева и, засунув конфискованное оружие себе за пояс, коротко приказал:
— Следуйте за мной.
Егорьев, обрадовавшись было, что избавился от угрозы быть застреленным солдатом из окопа, успокоенно пошел вслед за сержантом. Но, мельком поглядев назад по ходу движения, увидел идущего за ним в качестве охраны явившегося с сержантом человека, который, как и прежний конвоир, наставлял на лейтенанта автомат, да еще любезно при этом улыбаясь. Егорьев поежился и от подобного сопровождения, и еще вспомнив предостережения Гордыева о том, какая встреча может его здесь ожидать. Но делать было нечего, и лейтенант отправился…
Предположение Гордыева, к счастью для Егорьева, не оправдалось: лейтенант хотя и вызвал своим появлением некоторую настороженность со стороны полкового комиссара, допрашивавшего Егорьева, но четкие и правильные ответы на задаваемые вопросы и полный порядок в сложившейся ситуации с документами возникшие у комиссара подозрения рассеяли.
— Вы говорите, что командовали взводом? — напоследок поинтересовался комиссар.
— Так точно, — отвечал Егорьев.
— Что вы скажете, если мы снова дадим вам взвод?
— Как прикажете. Только… — Егорьев на мгновение замялся.
— Договаривайте же.
— Я хотел бы вернуться в свою дивизию.
— Это невозможно, — посуровев, заявил комиссар.
— Могу ли я спросить, почему? — поинтересовался Егорьев.
— Нет! — отрубил комиссар. — Разговор окончен. Вас проводят. В курс дел введет командир роты.
— А… — начал было Егорьев, но комиссар перебил его:
— Все ведомственные вопросы будут решены без вас: документы, зачисление на довольствие. А сейчас идите и воюйте! Все, свободны…
— Есть! — щелкнул каблуками Егорьев.
Тот же младший сержант вернул Егорьеву его пистолет, и он же проводил лейтенанта к командиру роты, куда Егорьев был откомандирован. Переговорив со своим новым ротным, Егорьев тем же вечером вступил в свои обязанности.
…На следующее утро лейтенант, проснувшись у себя в землянке, не сразу сообразил, где он находится. Егорьеву опять приснился волк. На этот раз зверь терзал не кого-нибудь, а его, лейтенанта Егорьева. Волк запрыгнул Егорьеву на грудь, и лейтенант отчетливо видел, как рассек он лапой живот, как ткнулся туда мордой, и заработали, застучали, вгрызаясь в живое тело, огромные острые зубы, а кругом была кровь, море крови…
Егорьев протер глаза, спрыгнул с нар, надел гимнастерку. Но сон никак не шел из головы. Сам не зная почему, Егорьев вернулся вдруг мысленно к событиям прошедших дней. Вспомнился Гордыев, прощание с Синченко. Уж не стоило ли лейтенанту остаться тогда с ними?
«Что за ерунда! — гнал прочь подобные мысли Егорьев. — Они предали Родину, и мне оставаться с ними?»
Они. Говоря «они», Егорьев автоматически причислял к разряду изменников и Синченко. «Гордыев, понятное дело, подлец, — думал лейтенант, — но Иван, Иван-то зачем это сделал?»
