— Андрей?! Живой?!
Инок также поднял глаза и не удивился, признав рядом с собою самого тысяцкого Москвы.
— Живой я, Василий Протасьевич.
— Тогда понесли. Вишь ты, целую семью за одну ночь прибрала, окаянная!
Они уложили покойного на телегу. Боярин Василий вдруг взял монаха за руку:
— Князь Симеон умер, ведаешь ли?
— Ведаю, боярин.
— Ты прости меня, Андрей, за все прошлые грехи мои перед тобою, вольные или невольные. Не всегда к тебе справедлив был, прости! Бог один знает, свидимся ли еще.
— Прости и ты меня, боярин!..
…Отважный тысяцкий словно предчувствовал свою судьбу. Уже начал вновь тишать мор, на этот раз уже бесповоротно, когда почувствовал он, как набухают на теле узлы. Смерть принял Василий Протасьевич достойно, до последней минуты сожалея лишь о том, что не сможет более поддерживать младшего сына Калиты, Ивана Ивановича, в многотрудном искусстве управления городом и княжеством…
…Настоятель Богоявленского монастыря велел призвать к себе инока Симона. Когда тот вошел в палату игумена и принял благословение, настоятель вопросил:
— Весною говорил ты мне, брат Симон, что возжелал из стен монастыря в пустыню перебраться для подвига монашеского. Тогда воспретил я тебе, зело каждый мних в городе был нужен. Теперь мыслей своих не переменил?
— Нет, отче.
— Отец Стефан, что из Киево Печерского монастыря к нам перебрался, получил благословение митрополита Алексея на основание храма Живоначальной Троицы в диком месте на слиянии рек Молокши и Махрищи. Пойдешь с ним?
— Пойду, отче!
— Тогда благословляю тебя, брат Симон! Неси свой крест достойно и далее!
Субботняя вечерняя служба в Троицкой обители закончилась, иноки разошлись по своим кельям. Игумен Сергий зашел в алтарь построенного его собственными руками Свято-Троицкого храма. Неожиданно он услышал резкий голос своего кровного старшего брата Стефана, за что-то отчитывающего канонарха. Сергий прислушался.
— Кто дал тебе эту книгу?! — с явной злостью в голосе вопрошал Стефан.
— Игумен, — робко ответил тот. — Отец Сергий…
— Кто здесь игумен? Тебе разве не ведомо, что я первый основал это место, что я старший в роду, что я возглавлял Богоявленский монастырь и был духовником самого великого князя Симеона? Для всех здесь настоятель только я, запомни!
Сергий не стал слушать дальше из опасения, что Стефан или канонарх зайдут в алтарь и заметят его присутствие. Он отошел в темный неосвещенный угол, присел на скамью и надолго задумался.
Игуменом Троицкой обители он согласился стать по настоянию митрополита Алексея и по просьбе всей братии. Тогда Стефан, пусть не вполне охотно, но признал его старшинство. Монастырь развивался, привлекая на свои земли хлебопашцев, его иноков стали все чаще одаривать бояре и купцы. Казалось, жизнь в нем катилась вполне благополучно. Казалось…
Совсем недавно с благословления Константинополя и Московского митрополита Сергий стал вводить в монастыре новый устав — кеновийный или общинножительский. До этого на Руси любой, пожелавший получить постриг, поселялся в монастыре со своим собственным имуществом. Он питался в своей келье, проводил время вне служб так, как находил нужным, мог приобретать лично себе в миру то, что считал нужным, тратя свои собственные деньги. Новый же устав требовал от иноков совместного труда, совместного проживания, совместного имущества. Сергий считал, что монах не должен погрязать в неге, всю жизнь свою, все свободное время посвящая службе Господу и трудам на благо обители. Он не допускал сбора милостыней, принимая лишь добровольные приношения прихожан. Такая строгая жизнь в Троицкой обители, уже ставшей известной далеко за пределами радонежских земель, понравилась немногим. Часть старцев желала быть известными, но не хотела ломать старый уклад своей жизни. Во главе наметившегося раскола оказался Стефан.
Да, он пришел на Маковецкую гору вместе с братом, да, он тоже рубил и первую келью, и первую маленькую церквушку. Но Стефан не выдержал долго жизни в лесу и покинул свое детище, перебравшись в Москву. А Сергий жил один долгие годы, служа службы, выпекая хлеб, заготавливая дрова, дружа с медведем. Именно к нему потянулись первые иноки, возжелавшие пустыню миру. Теперь же Стефан, вынужденный покинуть высокий сан духовника великого князя, захотел главенствовать здесь!..
«Что ж, буду начинать все сначала! Не допущу злобы на ближних своих! Новая пустынь, новый храм, новые люди. Но теперь это будут те, кто изначально решится жить по неведомому ранее на Руси уставу. Кто поверит, что именно в беззаветной службе Господу и кроется духовное спасение и возрождение Русской земли. А потому…»
Сергий встал и, как был в служебном облачении, покинул церковь. Незаметно взял с собою свою секиру, коей построил уже не одно строение, немного хлеба и верхнюю одежду. Подошел к монастырским воротам, обернулся, перекрестился и шагнул в темноту.
Он шел лесною тропкою в сторону, противоположную от Москвы. Ярко светила луна, загадочно тянули свои мохнатые лапы ели, сосны слегка покачивали невидимыми с земли верхушками. Сергий умел и любил ходить пешком, он никогда не пользовался санями, телегой или лошадью. Коль требовалось оказаться в Москве, он надевал лыжи зимой или подвязывал крепкие лапти летом, забрасывал за спину легкий мешок со снедью и шел напрямки, обгоняя порою посланных за ним верхоконных гонцов.
Вначале игумен держал путь чисто по наитию, стремясь отдалиться от своего детища. Перед рассветом остановился, приготовил себе под елью лежбище, залез под кучу наломанного лапника и крепко уснул до восхода солнца.
Когда он проснулся, совершил утреннюю молитву, откушал у говорливого ручейка краюху хлеба, он уже знал свой дальнейший путь. Подсказка пришла свыше, и он поблагодарил за это Господа. Кто мог помочь в выборе нового места для новой обители, как не такой же подвижник, поселившийся в пустыне!
Махрищского монастыря Сергий достиг к полудню. Настоятель Стефан радостно принял гостя, отстоял с ним совместную службу. Они откушали, провели время в долгой беседе. Услышав просьбу Сергия, Стефан думал недолго.
— Есть верстах в пятнадцати одно интересное место, думаю, это то, что ты ищешь. Сам там не был, знаю лишь по рассказам. Отдохни сегодня в келье, а завтра я дам тебе инока, который туда проводит. Хороший монах, воистину рожденный для подвига!
— Он хорошо знает туда дорогу?
— ОН знает! — улыбнулся лишь уголками губ Стефан.
Двое покинули монастырь ранним утром. Молодой монах шел скорым шагом человека, привыкшего к строгим постам и не имевшего ни капли лишнего веса. Сергий подметил это сразу. Они почти не разговаривали, экономя дыхание и не сбавляя скорости. Шли по солнцу, светившему вначале в левое ухо, потом в левый глаз, потом прямо в лицо.
Перекусили на берегу неширокой реки и дальше следовали ее руслом, спрямляя путь. Вышли к высокой круче, утыкаясь в которую, река делала крутой поворот. Начали подъем.
— Чуть выше и правее есть сильный ключ, — произнес инок. — Очень вкусная вода.
— Спасибо. Попробуем попозже.
Склон покрывали мощные вязы. Один из них ураганом вывернуло с корнем, он лежал кроной вниз, и в яме его можно было надежно спрятаться от любого ветра.
— Я советую заночевать здесь, — вновь спокойным голосом предложил монах. — Наверху будет много елей и травы, сделаем теплую подстилку.
— Я вижу, ты уже был здесь? — вопросил Сергий.
— Да.
— Давно?
— Несколько лет назад.
Они поднялись наконец на самый верх. На краю обрыва стоял потемневший крест. Простор кружил голову, хотелось раскинуть руки, словно крылья, и воспарить ввысь. Сергий глянул на реку, неутомимо катившую свои воды. Большие стаи плотвы и язей живым серебром перекатывались на перекате. Дважды сыграл крупный жерех. На этих берегах голодать мог только лентяй!
— Кто крест сей воздвиг, чадо, ведаешь?
— Я, отче.
— Пошто?
— В этом месте впервые Господь явил мне силу свою и торжество над язычниками.
Сергий не стал расспрашивать далее. Обошел вершину, огладил ладонью золотой ствол вековой сосны. Глубоко вздохнул, улыбнулся.
— Легкота какая здесь, Господи! Как зовут эту реку, чадо?
— Киржач.
— Благословляю это место! Спасибо Стефану и тебе, чадо! Это именно то, что я искал!
Сергий широко перекрестил несколько раз лес, реку, округу. Улыбнулся вновь.
— Здесь я заложу свою новую обитель!
Инок приблизился и встал на колени.
— Отче Сергий, дозволь мне с тобою остаться? Любо и мне это место.
Святой взглянул на инока.
— Давно ты со Стефаном в пустыне живешь, Симон?
— Сразу после мора первую келью срубили.
