Виновника в утере Боевого Красного Знамени 214-го кавалерийского полка гвардии подполковника Данилевич снизить в звании до майора.
Командира 42-го гвардейского кавалерийского полка 10-й гвардейской кавалерийской дивизии гвардии полковника Чеглакова, не предупредившего своего соседа об отходе и тем самым поставившего 214-й кавалерийский полк в тяжелые условия боевой обстановки, снизить в звании до майора.
Военному совету 3-го Украинского фронта к 1 февраля 1945 года донести о боевой деятельности 214-го кавалерийского полка для решения вопроса о возможности снятия наказания и выдачи полку вновь Боевого Красного Знамени.
Настоящий приказ объявить всему личному составу Красной армии.
Народный комиссар обороны СССР Маршал Советского Союза И. Сталин
Из письма автора книги «Штрафной удар, Или как офицерский штрафбат дошел до Берлина» А.В. Пыльцына, опубликованного в 2005 г. в газете «Советская Россия»
«Сребреники» возвращаю с негодованием
Обычно свои письма незнакомым или малознакомым людям я начинаю словами «уважаемый» или даже «глубокоуважаемый».
До недавнего времени такое обращение и к вам считал уместным, так как ваши авторские телепередачи «Тайны века», «Человек и закон» казались мне правдивыми и заслуживающими одобрения. Поэтому я и дал согласие на ваше предложение участвовать в программе «Штрафники» из цикла «Тайны века»…
Я полагал, что вас заинтересовала моя книга «Штрафной удар, Или как офицерский штрафбат дошел до Берлина», по своему содержанию резко и в корне отличающаяся от очередного кинопасквиля на военную действительность периода Великой Отечественной (я говорю о художественном фильме «Штрафбат» по сценарию Э. Володарского и постановщиков В. и Н. Досталей), и надеялся, что вы решили противопоставить мое телеинтервью этой киноподелке и, наконец, поведать с телеэкрана правду об этих непростых воинских формированиях, какими были в действительности офицерские штрафбаты (а неофицерских штрафбатов вовсе не было).
Но, как теперь я полагаю, вас не устроила истинная правда о штрафбате, и вы, пытаясь выхолостить мое интервью, вначале «исправляя» его, бесконечно переносили сроки выхода в эфир, затем передали отснятый материал другим, более «покладистым» режиссерам, а потом и вовсе затерли его, так как он не совпадал с точкой зрения не видавших войны авторов фильма «Штрафбат», да и, как оказалось, вашей личной.
Все это еще раз убедило меня, что и фильм «Штрафбат», и очень многое другое в СМИ, в том числе и на телевидении, — это политзаказ нынешних фальсификаторов Великой Отечественной войны, а если взять шире — то осквернителей истории всего Советского периода нашей страны…
Поэтому, Алексей Викторович, я не могу принять ни ваших, как мне теперь кажется, неискренних поздравлений, ни вашей благодарности за сотрудничество, ни тем более вашей тысячи «сребреников» и возвращаю их вам с негодованием.
Ибо ни совесть свою (в отличие от некоторых), ни память, ни гордость и честь офицерскую ни за какие иудины деньги мы, ветераны той Великой и Священной войны и творцы Великой Победы, не продаем.
К вашему сведению, книга моя имеет огромный успех. Она уже вышла вторым изданием и более массовым тиражом.
А Санкт-Петербургское городское Законодательное собрание (аналог Московской думы) своим решением от 07 апреля 2005 года присудило этой книге литературную премию (I премия) имени Маршала Советского Союза Л.А. Говорова.
Российская Академия проблем безопасности, обороны и правопорядка избрала меня своим действительным членом (академиком) и наградила орденами Петра Великого III степени и Святого Александра Невского I степени.
Так что за ваше отступничество от правды я завершаю свое письмо к вам словами, как когда-то Константин Симонов закончил знаменитое письмо «Кженщине из города Вичуга»: «неуважающие вас…», выражаю вам свое неуважение.
А.В. Пыльцын, Автор «Штрафного удара», бывший лейтенант, набравшийся смелости повторить слова Симонова, от имени штрафников и офицеров 8-го отдельного штрафного (офицерского) батальона 1-го Белорусского фронта, ныне генерал-майор
Из книги Н. Шпанова «Первый удар. Повесть о будущей войне»
«Из записок фельдмайора Бунк»
«…Я очень хорошо помню этот момент. Время приближалось к восемнадцати часам. К генералу явился с докладом начальник штаба. По красному вспотевшему лицу Рорбаха (ген-майор фон Рорбах — нач. штаба Люфтваффе. — Прим. автора) я видел, что что-то неладно. Но услышанное мною превзошло все ожидания: так хорошо задуманный и тщательно подготовленный удар не дал ожидаемых результатов. Я до сих пор не понимаю, как это могло произойти: большевики встретили нас почти у границы. Самый элементарный подсчет говорит, что на обнаружение наших частей в воздухе, передачу сообщений от передовых постов к аэродромам и подъем советских самолетов (даже если бы они находились в полной боевой готовности) большевикам нужно было не меньше восьми-двенадцати минут. За это время наши головные части могли бы уже углубиться на сорок пять-семьдесят километров в глубь вражеской территории. А в действительности мы были встречены истребительными частями охранения на глубине от двух до четырех километров. Значит, когда мы подходили к границе, они были уже в воздухе и ждали нас. Они знали о нашем вылете. Значит, нас предали. Иначе это объяснить нельзя. Какой-нибудь коротковолновик-любитель сделал свое черное дело. (Догадка фельдмайора Бунк неверна. Налет немцев был отражен благодаря тому, что советские пограничные посты ВНОС (воздушное наблюдение, оповещение, связь) были снабжены усовершенствованными слуховыми прибора, и высокой чувствительности. Еще до того как противник перелетел советскую границу, дежурные части ВВС узнали о приближении большого числа самолетов и немедленно поднялись со своих аэродромов. Имперцы обманулись во внезапности своего удара потому, что установление факта нападения и передачу тревоги к аэродромам наши погранчасти и радиослужба выполнили очень быстро. Таким образом, лишь благодаря высокой технике охранения и бдительности использовавших ее людей намерения врага были предупреждены. — Прим. автора.)
На этот раз мы не послали разведку, чтобы не обнаружить себя, и это погубило весь замысел. Ни одно крупное соединение бомбардировщиков, посланных для закупорки большевистских аэродромов, не достигло цели. Из восьмисот тысяч килограммов бомб половина была сброшена на пограничные колхозы; вторую половину, преследуемые большевиками, бомбардировщики сбрасывали, для облегчения себя, куда попало. С удивительной последовательностью эта картина повторилась на всех трех направлениях: северо-восточном, восточном и юго-восточном. Ни одной бреши.
Так тщательно разработанный план был сломан в самом начале.
Я привык видеть Бурхарда (Командующий германским воздушным флотом генерал-от-авиации Герман Бурхард. — Прим. автора) во всяких состояниях, но даже не подозревал, что он может так быстро менять окраску лица. Лоб его покрылся испариной. Я сунулся было со стаканом воды, но Бурхард отшвырнул его.
По окончании доклада Рорбаха Бурхард, не оборачиваясь, крикнул:
— Приказ!
Я едва успевал стенографировать:
«Всем соединениям, входящим в первый эшелон второй волны, быть готовыми к вылету в 21 час сегодня, 18 августа. В воздух вывести девятьсот бомбардировочных машин со всеми сопровождающими частями…»
Бурхард на минуту задумался и решительно продолжал:
— Третьей сводной эскадре быть готовой к вылету в двадцать два часа…
Здесь его перебил Рорбах:
— Сроки готовности должны быть пересмотрены, противник может нас опередить. Мы уже убедились, что стахановские…
Но Бурхард не стал слушать. Он бросил взгляд на часы:
— Я даю вам меньше трех часов, чтобы подготовить к вылету тысячу пятьсот тяжелых машин. Обогнать нас не могут. Это выше человеческих сил.
Рорбах заметил:
— Мы имеем дело с большевиками.
Бурхард сказал уже совсем неприязненно:
— У вас есть основания думать, что я ошибаюсь?
— Здравый рассудок, ваше превосходительство…
— Генерал, я прошу оснований. Понимаете, — оснований! Разведка дала что-нибудь новое?
— Воздушная разведка прилагает все усилия к выяснению обстановки, но несет напрасные жертвы. Проникнуть в расположение противника не удается. Агентурная разведка работу почти прекратила.
Бурхард раздраженно перебил:
— Значит, ничего нового? Реальным остается только их план развертывания, лежащий перед нами? Тогда я все-таки предпочитаю ночь. Сравните сроки, и вы увидите, что они не успеют подняться в воздух, как будут стерты с лица земли, — упрямо повторил он и продолжал диктовать.
