Глеб Бобров - Осколки

По секрету мы узнали,
(А война всегда секрет),
Что мы здесь не воевали,
Что войны здесь вовсе нет.
Мы сажали здесь деревья,
В школах к знаниям вели,
В кишлаках (гуляй, деревня!)
Дни нехило провели.
На пикник хиляли в горы
И, катаясь на «броне»,
Регистанские просторы
Мы освоили вполне.
Если вдруг «заболевали» —
Медсанбаты за углом.
Мы же там не воевали,
Чеков хапнув навалом.
Загорали, песни пели
И водили хоровод…
Жаль, гробы в Союз летели
Каждый день… из года в год…

…первым пал Заславский Юра.
Будет пухом пусть земля.
Говорят, что пуля дура,
Но не верю в это я.
Перестал считать потери
Мой истерзанный народ,
Только я в слова не верю:
«Время лечит — всё пройдёт».
Не вернёшь, ушли навеки
С. Мазурский, Д. Веснин.
Слились слезы — стали реки,
Разлились…
Еще один
Среди сопок за туманом
— Я умру? — друзей спросил.
Был утешен он обманом,
Но, чтоб жить, не стало сил.

Как теперь сказать словами,
Что прожили жизнь не зря!
А никак… опять обманем?
Что ж, простите нас друзья.
Мы вас помним! Павшим слава!
Что ушли — не их вина,
На гробы легли по праву
Красной крови ордена.

То ли цикады, то ли кузнечики
Звенят до противного долго.
Есть у гранаты простое колечко,
А где-то в России — Волга.
Где-то есть дом с огородом, садом,
В доме большая печка.
Всё далеко. Почему-то рядом
Только граната с колечком.
Там далеко есть девчонка Ритка,
В церкви — во здравье свечка.
Там дорогая сердцу калитка,
А здесь РГД с колечком.

В домик калитка пропустит свата,
В церкви погаснет свечка.
Вслед за бойцом упадет граната.
Останется лишь колечко

Мотора гуд, свист лопастей,
От перегрузок ломит уши
И горло почему-то сушит…
А впрочем, всё как у людей…

…Квадрат, задача, цель ясна,
Спецназ выходит на работу.
Сегодня будет не до сна,
Сегодня точно будет что-то.

Среди камней, среди песков
Укрывшись серой плащ-палаткой,
Без суеты, без лишних слов,
Лишь сухари жуя украдкой,
Лежат разведчики.
А ночь,
Сверкая звездами, хохочет.
Сама не зная чего хочет,
Сама себя уносит прочь.

И вот уже восток в зарницах,
Уже алеют небеса,
Подходит тьма к своей границе…
Чу, слышен топот, голоса…
И тень скользит из-за бархана.
И тень за нею, снова тень…
Чуть-чуть поближе. Рано… рано…
Пора. — Огонь! — И ночь — как день.
Ракеты, всполохи зарницы
И трассеров гудящий рой
Всё осветили.
Мир кружится.
Кипит, идёт кровавый бой.

«Аллах Акбар» исчез в разрывах,
Там чей-то стон, тут чей-то крик,
Вон к «калашу» боец приник
И бьёт почти без перерыва.

На левом фланге смолк ПКа.
— Серёга ранен, бинт… скорее.
Течёт кровавая река,
Теченье мчится всё быстрее.

Восток багровый словно кровь,
Кровавый диск по краю неба.
Здесь побеждает не любовь,
Старуха смерть здесь королева.
Всё реже выстрелы.
Светает.
Зеленый росчерк — кончен бой.
Клонясь к земле, ракета тает,
Таща шлейф дымный за собой…
Всё, бой закончен.
Боль утраты
и радость жизни — злая смесь.
Слеза шипит на автоматах,
Но горевать не место здесь.
И командир спешит с досмотром.
Радист «вертушку» запросил.
А ведь и впрямь настало утро —
Мулла вдали заголосил…
Досмотр окончен, все трофеи
К площадке ровной снесены.
Горячим ветром с юга веет,
А души просят тишины…
Но вот винты песок вздымают.
— Давай живее, командир! —
Борттехник группу подгоняет.
— У нас и так с десяток дыр.
— Где ж вас так ласково встречали? —
Спросил уставший лейтенант.
— Да тут… — борттехник, отвечая,
Махнул рукою невпопад.
— Шмальнул «душок» из-за дувала,
Но, бог даст, больше не шмальнёт.
Нам до того обидно стало —
Зашли разок на разворот…
Винты сильнее засвистели,
Пыль поднимая до небес.
— Ну, слава богу, полетели…
…И больше никаких чудес.

От разрывов оглох,
Крошкой било в лицо.
Там вам быть не дай бог!
Поднимаю бойцов.
Поднимаю сквозь крик,
Поднимаю на смерть.
Я в их мерках старик.
Мне пора умереть.
Ну, а мне двадцать два.
Я чуть старше и злей.
Мне помогут слова, —
Мат — не божий елей.
— «Поднимайся, пошел!»
К черту эту любовь!
— «Что за камнем нашел?»
Слезы — это не кровь.
— «Поднимайся, вперед!
За арык, за арык!
Не позорь наш народ,
Преврати слезы в рык.
Хорошо, молодцом!
Чуть повыше прицел».
Я доволен бойцом.
Да и он, вроде, цел.

АГС затих,
Устал сражаться.
А я что, псих,
Чтобы держаться?
А я что, псих?
Давай патроны!
И друг затих.
Не слышны стоны.
А я что, псих?
Я ведь не вечен!
Последний миг
Мне обеспечен.
А что, я псих!
Чека гранаты…
Взорву-ка их…
Прощай, ребята!

Не исправить слов на бумаге:
«Погиб, исполняя служебный долг.
Представлен комроты посмертно к «Отваге».
Краткий, корявый, служебный слог.
Чуть ниже приписка, (комвзвод подписался):
«Простите, не смог я его уберечь.
Я рядом лежал, я в кустах не спасался.
Но мне повезло, била мимо картечь.
Так пули свистели — за яростным свистом
Не слышался грохот его РПКа.
Хотел на гражданке он быть трактористом,
Но стал он солдатом теперь на века.
Представлен к «Отваге» посмертно. Простите.
Я ранен всего лишь был в этом бою.
Простите, простите, простите, простите!
Простите, коль сможете, рану мою!»

Красками заката
едва теплил на холме лесок.
То ли сом плеснул у переката,
то ли отзвук… взрыва???
…На часок
я к реке приехал.
Любовался
волнами под золотом зари…
Час прошёл… другой… я оставался…
Вот уже мелькали фонари,
а за холм упавшее Ярило,
кровью заливая небосвод,
вдруг лучом зелёным посветило…
напоследок…
И потухло…
Вот
засверкала россыпь самоцветов —
звёздный рой на небе, на реке.
И тоской ненайденных ответов
волчий вой раздался вдалеке.
Волчий вой, (извечное проклятье
волчьей стаи),
вызов или плач?
В нем мирских законов неприятье…
Сам «певец» — и жертва… и палач…

Волчий вой возвысился, сорвался,
потревожил задремавший лес,
в моём сердце стоном отозвался
и, споткнувшись, без следа исчез.

Тишина нагрянула нежданно,
вдруг родившись в шелесте ветвей.
Я стою и внемлю благодарно,
без остатка растворяясь в ней.
Поднялась луна, на шпилях сосен
мягкий свет, как золото разлив.
И в права вступающая осень
тонким льдом подернула залив.
Я стою безмолвствуя.
Минуты
убегают в прошлое.
Часов
я не замечаю.
Будто путы
меня держат.
Тени серых сов
заскользили над уснувшим лугом.
Чешуей искрится перекат.
Ходики, устав в ходьбе по кругу,
вдарили полуночный набат.
И опять всё стихло.
Ночь степенно
открывает тайны для меня,
но уже вдали горит нетленно
новая восточная заря…

…и не сказать кому-нибудь другому,
что я стоял и слушал тишину,
не потому, что уезжал из дома,
а потому, что ехал на войну.