5
…Там, в Каменце, графиня де Ляфер не сообщила Гяуру еще об одном письме, которое днем раньше привез другой гонец.
Впрочем, князю и не следовало знать о нем. Пришло оно из Кракова и состояло всего из двух строчек: «Удалось ли вам, графиня, выполнить мое поручение? Поторопитесь. Ангелы уже трубят. Срочно жду вас в Кракове».
Подписи под ним не было, да и написано оно были корявым, явно не писарским почерком, на обрывке старого пергамента. И все же это не помешало графине сразу же, по его смыслу, определить, что писалось оно под диктовку королевы Польши Марии-Людовики Гонзаги. «Ангелы уже трубят!». Еще бы! Это была не просто условная фраза. Так уж сложилось, что ангелы эти самые «трубили» всякий раз, когда королева оказывалась в крайне трудном положении и ей нужна была срочная помощь графини де Ляфер.
Да, речь шла о письме королевы Польши, чьей благосклонностью пренебречь графиня пока не решалась. И не только потому, что сейчас она находилась на территории Речи Посполитой. Диана всегда гордилась тем, что умела – чисто интуитивно – предугадывать поступки людей, развитие событий; умела прогнозировать свое будущее, менее всего полагаясь при этом на волю Божью, на судьбу.
Нет, пока что она не нуждалась в поддержке королевы. Однако в будущем, когда…
Впрочем, это «когда» больше волновало сейчас королеву, чем графиню де Ляфер. Именно поэтому Мария Гонзага так торопила ее. Именно поэтому примчалась вслед за королем в Краков. Как-никак до Кракова графине ближе. Да и злых ушей меньше, чем в Варшаве, где для королевы «ангелы трубят» теперь почти беспрестанно, причем вовсю.
С тех пор как графиня познакомилась с Ольгицей и Властой, она нередко жалела, что Всевышний не наделил ее такой же силой ясновидения, как этих двух полуведьм. Однако в свои двадцать пять Диана тоже успела выработать в себе какую-то особую интуицию и стать убежденной, самонадеянной фаталисткой.
Графиня де Ляфер чувствовала, что способна играть во Франции, в Польше, вообще в этом мире, куда более заметную роль, чем та, которую предопределило ее происхождение и положение в обществе. Вот почему она так упорно стремилась во что бы то ни стало войти в высшие сферы обоих государств и даже в какой-то степени влиять на их политику и взаимоотношения.
«То, на что, сотворяя мою судьбу, поскупился Господь, я сотворю сама», – бросила она когда-то сгоряча графу де Брежи, который вдруг усомнился: стоит ли ей вмешиваться в государственные дела Франции? Так вот, эта мысль: «… на что, сотворяя мою судьбу, поскупился Господь, я сотворю сама», – теперь уже стала ее девизом, который мог бы с таким же успехом стать девизом любой другой воспитанницы пансиона мадам Эжен.
– Впереди большой лес, графиня, – на ходу заглянул в карету поручик-гонец Кржижевский. Нам придется трястись по нему почти всю ночь. Благоразумнее завернуть вон в ту деревушку и заночевать.
– Трястись всю ночь я как раз и не желаю. Не из-за кочек, из-за страха.
– Тогда стоять! – скомандовал поручик. – Надо решить, что будем делать.
Кучер сразу же остановил коней. Графиня взглянула на Власту, затем на Ольгицу.
– Нам не следует останавливаться, – уверенно проговорила слепая провидица. – Они найдут нас и в деревушке. А так… под утро мы проедем мост, свернем направо и отдохнем на хуторе лесника.
– Кто это – «они»? – ошеломленно спросила графиня. – Разве нас кто-то поджидает или преследует?
– Враги королевы, – спокойно ответила Ольгица. – Они уже знают, что мы спешим в Краков. А места здесь глухие.
– Почему же вы молчали?! – возмутилась Диана, инстинктивно нашаривая висевшую у ее плеча сумку с пистолетами. – Да еще и предлагаете въезжать в лес?
– Но если ж пани Ольгица так уверена… – начала было Власта.
– Единственное, в чем я уверена, – парировала Диана, – так это в том, что вам лучше помолчать.
– Не ссорьтесь, – вмешалась Ольгица. – Не время. Все будет хорошо.
– Но у меня всего-навсего двое гусар, – напомнил поручик. – Ну, еще ваш телохранитель – татарин Кара-Батыр… Четверо вооруженных мужчин, которых в лесу можно уничтожить первыми же выстрелами из засады.
В карете воцарилось тягостное молчание. Только забившийся где-то в щели сверчок призывно играл на своей боевой свирели, словно чудом уцелевший трубач погибшей армии.
– Вы ведь слышали, что сказала госпожа Ольбрыхская, поручик, – неожиданно изменила свое решение графиня. В ней вдруг взыграла кровь прирожденной авантюристки. – Кроме того, у вас есть приказ.
– Приказ, который я получил, обязывает меня вернуться. Понимаете, графиня, вернуться? И привезти вас. Иначе все это путешествие теряет смысл. Ну а по поводу того, о чем только что говорила ваша спутница… Я со своими солдатами проезжал этот лес днем и, насколько мне помнится, по ту сторону моста никакого дома лесника не наблюдалось; все тот же мрачный лес. Еще миль пять – только лес, и никаких признаков человеческого жилья.
– Не волнуйтесь, поручик, вам суждено погибнуть не в этом лесу, – сухим резким голосом заметила Ольгица. – Но об этом поговорим в другой раз. Если эту ночь мы проведем в постели, то прибудем в Краков через три часа после того, как женщина, которая направила вас сюда, отбудет из него. Но тогда какой смысл в вашем поручении?
– Вот видите, – благодушно поддержала ее Диана.
– Уж не хотите ли вы сказать?… – кончилось терпение поручика.
– Все, что госпожа Ольгица хотела сказать, она уже сказала, – перебила его Диана. – И не рассчитывайте, что я отпущу вас с миром, освободив от приятной необходимости прокатиться с нами по этому лесу. Кучер, гони!
– Я не могу рисковать вами, ясновельможная. Не скажу, чтобы в этом лесу завелись бандиты. Но здесь водится блуд. И лешие. Это бесовские места. Не думайте, что опасаюсь за себя. Как всякий солдат, я привык встречать смерть…
– Места здесь действительно бесовские, – неожиданно согласилась с ним Ольгица, – об этом нужно помнить, – и умолкла.
– Но ведь все равно нам необходимо ехать, – с укоризной напомнила ей Диана. – Иначе опоздаем.
– Вот и я говорю: пора двигаться дальше.
– Кара-Батыр! – позвала де Ляфер, и в ту же минуту у дверцы показалась бритая голова татарина. – Всели-ка мужество в этого труса-кучера.
– Не надо, Кара-Батыр, – вмешалась Ольгица. – Он и так поедет. Езжай, – тихо, так, что кучер едва мог расслышать ее голос, произнесла слепая. – Езжай, езжай. Я отведу от тебя все страхи, все напасти.
– Тогда уж отведи их заодно и от поручика! – презрительно рассмеялась графиня.
…С перевязкой было покончено. Фон Вайнцгардт и д’Артаньян поднялись и, поддерживая друг друга, начали спускаться в долину. Чуть ниже по склону медленно проскрипел осипшими колесами и отстонал жаждущими голосами целый обоз санитарных кибиток. Глядя им вслед, д'Артаньян почти с благодарностью подумал о том испанском артиллеристе, который в последнее мгновение почему-то сдержал свой клинок, давая ему возможность отвести туловище в сторону. А поняв, что противник ранен, медленно попятился от него, вместо того чтобы добить, как это делали в пылу схватки многие другие.
Но еще за минуту до этого сам д'Артаньян едва удержался от соблазна пронзить клинком юношу с тоскливыми глазами. Так они и расстались, глядя в глаза и пятясь друг от друга.
Один из непостижимых эпизодов боя. Таинственный случай войны, который обоими будет именоваться отныне «волею судьбы».
– Господин лейтенант! Господин граф!
Д’Артаньян оглянулся и увидел мчащегося по склону Сержа. Буланый конь слуги был в мыле. Сам слуга – бледен от волнения и усталости. Чувствовалось, что, прежде чем Серж догнал своего господина, он успел осмотреть все окрестности Дюнкерка.
– У вас такой вид, сержант, словно вы прибыли с личным посланием короля.
– Вы бы посмотрели со стороны на себя. До меня дошел слух, что вы то ли убиты, то ли ранены. Значит, все-таки ранены!
– Можешь считать, что пока еще нет.
– Какое счастье, что вас не убили! Иначе вы так и не узнали бы, какой неописуемой красоты девушка разыскивает вас! – На ходу соскочил с коня Серж, видя, что лейтенант держится рукой за бок. – Вы все же ранены. Посидите здесь, а я поскачу в деревню и вернусь с какой-нибудь повозкой.
– Так мы говорим о повозке или о девушке? – свирепо уставился на него д'Артаньян. – Кто она? Где?
– Баронесса фон Вайнцгардт. Вот именно, Вайнцгардт, если только я сумел правильно запомнить. Эти германцы!.. Даже фамилию толковую – и то придумать не могут. Словом, вас ждет Лили! Та самая, из пансиона «Мария Магдалина»!
Офицеры переглянулись.
– Баронесса фон Вайнцгардт?! – в один голос спросили они, подаваясь к Сержу и прощая ему «германские фамилии».
Баронесса… В деревне. Постовые не пропускали ее, но, кажется, она сумела пленить их всех. Хотя и строга безмерно. Требует графа д'Артаньяна. К крепости рвалась, причем в самый разгар штурма. Еле удержали.
