Возвратившись в отряд, Зайцева рассказала Пузанову, как они с Ириной Андреевной почти три дня вели разведку, поочередно ходили по селу, прислушивались к разговорам захватчиков и местных жителей. Вытащив из манжета рукава кофты тонкую, аккуратно свернутую бумажку, Шура протянула ее командиру отряда:
— Здесь коротко изложены результаты разведки, а пояснения я дам устно.
Пузанов нахмурился и недовольно сказал:
— Разве можно так, Шура? А если бы ты попала в руки врагов?
— Я бы тогда эту бумажку проглотила, — заявила Александра, оправдываясь.
В мелко написанных простым карандашом строчках содержались сведения о воинских частях противника, о созданных в районе управлении бургомистра, полиции, комендатуре, о полицейских управах волостей. Были там и фамилии районных гитлеровских чиновников и местных предателей, поступивших на службу к фашистам, а также людей, насильно зачисленных в оккупантские учреждения и в полицию.
Пузанов, поблагодарив Шуру за сведения, еще раз строго предупредил, чтобы впредь, находясь в разведке, не носила при себе такие записи, а хорошенько держала все в памяти. А потом попросил рассказать о жителях Крупца.
Шура сообщила, что население живет в страхе. Повсюду развешены приказы оккупантов наподобие тех, что приносил комиссар Кривошеев. Люди на улицы почти не выходят, боятся гитлеровцев, те хватают всех подряд, мужчин отправляют в лагеря, а женщин и стариков под конвоем гоняют на ремонт дорог. Вчера в районной полицейской управе проводилось совещание с участием старост и начальников полицейских участков крупных сел. В полицию зачисляют в основном по принуждению, потому что желающих служить там совсем мало.
Потом они долго размышляли над тем, почему хозяйка первой явочной квартиры не назвала отзыв на пароль, сказанный Шурой. По описанию Зайцевой, это была именно та женщина, которая дала согласие Пузанову помогать партизанам. И все же догадались: Шура переставила слова в пароле. Надо было сказать «…мыло на сало», а Шура сказала «…сало на мыло».
Когда они закончили разбор этой первой разведывательной операции, Шура спросила:
— Николай Акимович, разрешите, я отправлюсь по селам: нужно передать задания комсомольским подпольным группам.
— Нет, сегодня уж отдохни, завтра пойдешь. — Немного помолчав. Пузанов продолжил: — Наш разведчик ни с чем вернулся из Ивановского леса — там не оказалось рыльских партизан. Надо бы «прощупать» Рыльск.
Шура тут же предложила:
— Я схожу в Рыльск, Николай Акимович. Ведь я город знаю хорошо, я там училась.
— У нас нет в Рыльске явочных адресов. Придется действовать по своему усмотрению…
— Ну и что! Я уже имею опыт, да и паспорт у меня надежный. И знакомые у меня там есть, — настаивала она.
Немного поразмыслив. Пузанов согласился, и наследующий день Шура снова ушла в разведку. Для командования отряда вновь наступили дни томительных ожиданий, волнений — благополучно ли вернется девушка в отряд, не допустит ли оплошности?..
…Сначала Шура обошла села, где встретилась с руководителями подпольных комсомольских групп. Всем поставила задачу: в течение двух дней подготовить информацию о старостах и начальниках полицейских участков и о других предателях, активно работающих на оккупантов.
Через день она уже была в Рыльске. Еще издали, подходя к городу, заметила, что его облик изменился. Некоторых наиболее крупных зданий, которые хороню были видны раньше издалека, не стало, — видимо, были разрушены вражескими бомбардировками и артиллерийскими обстрелами перед тем, как гитлеровские войска ворвались в Рыльск.
Подходя к мосту через реку Рыло, Шура увидела, как двое полицейских проверяют у прохожих документы и осматривают, кто что несет. Достав из кармана носовой платок, она приложила его к щеке, как будто у нее сильная зубная боль.
Полицейский с опухшим от пьянки лицом и трясущимися руками так дохнул на нее перегаром сивухи, что она еле сдержала приступ рвоты. Он спросил, далеко ли она идет. Охая и шепелявя, Шура ответила, что разболелся зуб, всю ночь мучилась, а сейчас идет к зубному врачу — пусть вырвет или полечит. На вопрос полицейского, что несет, открыла сумку, в которой был кусок сала, завернутый в белую чистую тряпку, и бутылка самогона: «Врачу это, чтобы отблагодарить…» Полицейский забрал самогон, сказав, что лекарю хватит и сала, и подал знак проходить, так и не спросив документа.
Вместе с двумя уже немолодыми женщинами, миновав мост, она направилась к рынку. Ее случайные попутчицы несли кое-какие продукты, чтобы выменять на них соль, мыло, спички. Шура решила пойти с ними, оглядывая полусгоревший и полуразрушенный город, прикидывая, как лучше пройти от рынка на улицу, где живет знакомая ей по педучилищу тетя Клава. Вдруг впереди остановился грузовик, и тут же из него выскочили несколько солдат. Перекрыв улочку, они хватали всех молодых женщин и заталкивали в крытый кузов автомобиля. Одна из женщин пыталась убежать, фашисты догнали и зверски избили ее. Шура поняла, что уйти не удастся. Когда в кузове набралось уже больше десятка женщин, в него вскочили два охранника с автоматами и грузовик тронулся.
В здание бывшей гостиницы, куда их привезли, пленные красноармейцы под охраной немецких солдат заносили койки и мебель, привезенную откуда-то, обставляли жилые номера. Шура поняла, что это готовят места для офицеров и чиновников. С тревогой ожидали женщины своей участи. Толстый пожилой фельдфебель, не знающий ни одного русского слова, приняв грозный вид, жестикулируя, объяснил женщинам, что их не выпустят отсюда, пока все в гостинице не будет вымыто: полы, окна и двери. Шуре он показал две смежные комнаты. Окна одной выходили на улицу, а другой — во двор соседнего разрушенного дома. Половина оконных рам были забиты фанерой или досками. Шура решила: если до темноты не отпустят отсюда, она уйдет через окно.
Но вечером после придирчивого осмотра фельдфебелем вымытых комнат женщин отпустили. Шура почти бежала по улице — приближался комендантский час. Тетя Клава, к которой она направлялась, работала раньше в библиотеке училища. Вместе с ее дочерью Марией Шура училась и частенько бывала у них. Маша по распределению уехала на Дальний Восток, а Шура, бывая в Рыльске, всегда навещала тетю Клаву. И в это тревожное время мать подруги приняла Шуру как родную дочь, даже не спросила, как она оказалась в городе и почему пришла к ней в такое позднее время.
Тетя Клава о многом поведала ей в ту ночь. Еще в начале сентября немцы начали бомбить город. 5 октября 1941 года вражеские самолеты разбомбили мост через Сейм, железнодорожную станцию, несколько добротных городских зданий. К полудню начались бои на ближних подступах, фашисты обстреливали город из орудий, а вечером ворвались в Рыльск. Ополченцы, оборонявшие город, не выдержали натиска, и вынуждены были отступить. Многие погибли в тот день в рядах ополченцев, а те, кто уцелел, ушли в партизанский отряд…
Потом тетя Клава рассказывала о злодеяниях фашистов, перечисляла повешенных и расстрелянных гитлеровцами коммунистов и беспартийных патриотов.
На следующий день Шура долго ходила по городу, запоминая, где расположились вражеские учреждения и воинские части, отмечая скопления боевой техники.
Из Рыльска Шура выбралась благополучно, к вечеру того же дня была в своем районе. Обходя «почтовые ящики», она читала и сразу уничтожала донесения подпольных групп, запоминая все, о чем сообщалось. А вскоре она уже сидела в штабной землянке — Пузанов, Черников и Кривошеев внимательно слушали ее долгий рассказ.
В «Дневнике боевых действий» отряда есть запись:
«…9 октября 1941 г. диверсионная группа в количестве 10 человек минировала дорогу Крупец — Рыльск. Подорвано 6 автомашин, убито больше сорока немцев и много ранено… 10—11 октября 1941 г. диверсионная группа в количестве 8 человек минировала дорогу Марково — Рыльск, где подорвано 3 автомашины с немецкой пехотой и боеприпасами, трактор-тягач. Убито около 30 гитлеровцев…»
Группа Романа Морозова отправилась на задание сразу же после первого партийного собрания. Заместителем командира группы назначили Анищенкова.
Алексею Анищенкову было около тридцати. Несмотря на молодость, он был уважаемым человеком в селе. Его избрали председателем сельсовета. А перед самой войной райком партии и райисполком рекомендовали его на должность председателя местного райпотребсоюза.
К полуночи группа преодолела половину пути от партизанской базы до намеченного участка диверсии. Остановились на отдых. По очереди курили, маскируясь под плащ-палаткой.
Партизан очень волновала обстановка, складывающаяся на фронте. А она была тяжелой. Не случайно в минуты отдыха зашел разговор о переданном вчера по радио сообщении: после тяжелых, изнурительных боев наши войска оставили город Брянск.
