– Надо сначала изготовить хотя бы приблизительные чертежи или эскизы, а потом начинать работать, – развел руками Купцов.
– Вот и начинайте работать! Бумагу сейчас вам принесут. Зря, что ли, вы три курса политехнического института закончили? – отрезал Соколов, вынимая из-под столика телефонную трубку.
Глава четвертая. Нападение патруля. Свой это патруль или нет?
Поезд остановился на большой станции, и сразу начались дерганья вагона.
Резкие рывки показали какую-то непонятную суету.
Купцов, вооружившись тремя листами ватманской бумаги, простой и логарифмической линейками, двумя карандашами и тремя резинками – красной, белой и синей, сосредоточенно чертил на столе, застелив его газетой.
Видно было, что процесс черчения доставляет Купцову истинное наслаждение.
– В конце первого курса мы чертили тушью. Представляешь, целый большой лист, сначала начертить карандашом, а потом обвести тушью. Работа, я тебе скажу, муторная, но можно схалтурить, – рассказывал Купцов, щурясь от удовольствия, что может заняться любимой работой.
– В чем заключается халтура в черчении тушью? – спросил Соколов, иронически улыбаясь.
«Соколов же морской офицер! И окончил военно-морское училище, где наверняка есть черчение. Хотя кто их разберет, этих особистов? Они могут надеть любую форму и нарисовать какую хошь ксиву[12]! С Соколовым надо держать ухо востро! И ему нельзя верить на слово. Обещать Сокол может не только золотые горы, но и серебряные холмы», – прикинул Федоров, продолжая внимательно наблюдать за руками Купцова.
На листе вырисовывался вертикальный и горизонтальный вид перепонки, которая была на мужике из журнала.
– Ты забыл фронтальный вид. А еще лучше сделать аксонометрию перепонки или рисунок с размерами, – сквозь зубы посоветовал Федоров, чувствуя неприязнь к своему верному напарнику.
– Федоров – тоже умный лейтенант. Я забыл, что ты тоже у нас чертить умеешь! Почти ведь окончил техникум, – улыбаясь, сообщил Соколов, внимательно смотря за руками Купцова.
– Ты мне никогда про техникум не говорил, – покачал головой Купцов, быстро расставляя размеры на двух видах.
– Как и ты мне про институт! – не остался в долгу Федоров, бросая злой взгляд на напарника.
– Брэк[13], лейтенанты! – скомандовал Соколов, поднимая вверх обе руки с открытыми ладонями.
– Виноват, исправлюсь! – хором ответили лейтенанты и, посмотрев друг на друга, неожиданно рассмеялись.
– Это хорошо, что вы даже друзьям все не рассказываете. Молодцы! Если рот и дальше не будете раскрывать, то имеете шанс умереть от старости в собственной постели, – обрадовал кап-два, беря в руки только что законченный чертеж.
Внимательно рассмотрев чертеж, кинул взгляд на свои ноги и приказал:
– Купцов! Теперь сделайте еще один чертеж перепонок, которые на ногах девицы. Что-то мне подсказывает, что это наш шанс нормально выполнить задание! – только успел приказать Соколов, как в дверь коротко постучали.
– Войдите! – скомандовал кап-два, убирая со стола выполненный чертеж ножной перепонки.
Вошел высокий капитан в туго подпоясанной шинели, на левой руке которого имелась красная повязка с белой надписью «Патруль».
За спиной высокого капитана виднелись два автоматчика.
– Предъявите документы! – приказал капитан, презрительно смотря на трех пассажиров в одинаковых спортивных костюмах.
– Представьтесь как положено, товарищ капитан, – попросил Соколов, кладя руки перед собой на стол и откидываясь на переборку купе.
– Встать! Руки вверх! – неожиданно приказал патрульный капитан, хватая себя за карман.
В этот момент поезд резко дернулся.
Капитан вздрогнул, схватился левой рукой за косяк и на секунду отвлекся.
Федоров, не вставая, оперся спиной в Купцова и ударил ногой в живот капитана патруля, от которого тот влепился в противоположную стену вагона, около которой уже никого не было.
А вот в дверь заглянул Усияма в форме майора, прижимая к груди две толстые деревянные плахи длиной больше полуметра.
Поезд снова дернулся, начал быстро набирать ход и за тридцать секунд выскочил за горловину станции. Еще минута, и поезд набрал приличную скорость и понесся по железной дороге, которую вплотную обступил высокий смешанный лес.
– Затащите патруль в купе! – приказал кап-два, снова вынимая из-под стола телефонную трубку.
Соколов прижал трубку к уху, отодвинул, подул в нее и с недоуменным выражением лица положил на место.
Приподнявшись, Федоров достал из-под своего матраса две пары никелированных наручников и передал Усияме, который непонятно как просочился в купе.
– Слушаюсь! – вскинул голову Усияма и, взяв наручники, быстро стал с ними работать.
Буквально через минуту вся троица патрульных была скована двумя парами наручников, правда, рука одного патрульного была скована с рукой другого, пропущенной между ногами соседа.
«В принципе, освободиться можно, но требуются акробатические упражнения. И все равно убежать эта троица сразу не сможет», – оценил Федоров кучу, сваленную в углу купе, которую споро обыскивали Соколов и Усияма.
Через минуту на стол легли две красноармейские книжки и одно офицерское удостоверение.
Поезд начал поворачивать влево, и, выглянув в окно сквозь открытую дверь, Федоров обнаружил, что перед ними стоит всего два товарных вагона, а салон-вагон, в котором они с таким комфортом начали путешествие, исчез.
Куча-мала около двери начала шевелиться, пытаясь принять хоть какое-то приемлемое положение.
– Лейтенант, дверь закрой! – приказал Соколов Купцову, который сидел слева от Федорова.
– Слушаюсь! – вскинул голову Купцов, протягивая руку к двери.
Резко дернув за ручку, он закрыл дверь и на всякий случай повернул щеколду.
Капитан патруля, повозившись, принял вертикальное положение и, скривив рот на правую сторону и тяжело посмотрев на Федорова, пообещал:
– Я тебя лично, черномазый, буду расстреливать! Сначала прострелю тебе левое колено, потом правое и оставлю подыхать!
– Ты не стращай, капитан! Лучше расскажи, как попали в литерный поезд, – негромко попросил кап-два, делая указательным пальцем правой руки замысловатое движение.
Усияма сделал быстрое движение вперед и, отстегнув наручник от красноармейца, выдернул его из связки.
Купцов сноровисто заломил правую руку опустившему голову красноармейцу за спину и быстро привязал ее концом к шее. Еще полминуты, и вторая рука привязана точно таким же образом.
Красноармеец застонал и, откинув голову назад, задергал шеей, которая начала краснеть.
– Ослабь конец! Клиент задохнется! – предупредил Соколов, внимательно рассматривая документы.
Купцов сноровисто перевязал конец, и красноармеец первым делом глубоко вдохнул и потряс головой.
– На этом ты свете красноармеец, на этом, – пояснил Соколов, внимательно всматриваясь в усыпанное веснушками лицо пленника, который сидел на нижнем месте, сильно наклонившись вперед.
«Все правильно. Руки у парня связаны за спиной, и если он только откинется на сиденье, то конец натянется и передавит шею», – оценил положение красноармейца Федоров, переведя взгляд на капитана, по-прежнему сидящего на полу купе.
– Как вы, товарищ красноармеец, попали в наш поезд? – спросил кап-два, благожелательно улыбаясь.
– Зашли через нерабочий тамбур[14], – ответил красноармеец, сделав странное движение головой, стараясь этим движением подвинуть конец ниже.
– Молчать, боец! – рявкнул вполне очухавшийся капитан патруля, дергая правую руку, засунутую между ног.
– Майор! Организуй заглушки на глаза и уши бойцов! – приказал кап-два, кидая Усияме брусок красного пластилина.
Усияма, ни слова не говоря, отщипнул два небольших кусочка, скатал из них четыре шарика. Затем сноровисто сунул в уши прикованного к капитану красноармейца, одновременно передавая брусок Купцову. Минута, и у второго красноармейца в ушах появились заглушки.
– Вы не имеете права так обращаться с сотрудниками комендатуры! Мы при исполнении! – снова начал возмущаться капитан, но тон взял пониже. И на его лице появилось озабоченное выражение.
– Можем, капитан, можем! – усмехнулся Соколов, кидая Усияме два зимних тельника[15].
Двадцать секунд, и на головы красноармейцев натянуты тельники, в рот вставлен кляп. Красноармейцы перестали не только слышать, видеть окружающую обстановку, но и подавать звуковые сигналы.
– Повторяю еще раз вопрос, капитан: каким образом вы попали в литерный состав? – спросил кап-два, демонстрируя красное кожаное удостоверение, на котором золотом было написано «Смерш».
Открывать удостоверение Соколов не стал.
Федоров был не уверен, показал ли кап-два свое удостоверение или его, но, увидев, как в секунду вытянулось лицо капитана, моментально преисполнился гордости за свою причастность к контрразведке.
