— Нет, спасибо. Попробую купить французских сигарет в Минске.
Это была завершающая часть пароля. Черняк наклонился ниже, стараясь не упустить ничего из того, что будет сейчас произнесено. Человек, находившийся внутри киоска, быстро заговорил:
— На Кайзерштрассе есть зеленый дом с апостолами на крыше. Он там один такой. Сейчас вы пойдете туда и подниметесь на второй этаж в квартиру № 11, к Ежи Ковальскому. Пароль такой. Вопрос: «Я слышал, что вы сдаете комнату». Ответ: «Да, только она с видом во двор». Вы скажете: «Если в вашем дворе растут деревья, то меня устраивает». Там вам все объяснят. Пароль произнесете на русском языке. Да, перед тем как позвонить в дверь квартиры, убедитесь, что в витрине находящегося в этом же доме на первом этаже магазина по продаже одежды на голове манекена берет коричневого цвета. Запомните, именно коричневого цвета. Если берет будет другого цвета — это сигнал опасности. А теперь купите у меня любые сигареты, чтобы не привлекать внимания.
Черняк достал из кармана деньги, протянул их продавцу. Тот передал ему пачку сигарет, которую капитан демонстративно, на виду у прохожих, затолкал в карман своего кителя.
Ситуация, с которой он столкнулся, требовала от него теперь предельного напряжения и внимания. Чтобы встретиться с нужным человеком, у подполья, как оказалось, действовала многоступенчатая система связи. В этом был несомненный резон. Так уменьшалась опасность провала всей группы. Если немцы каким-то образом выйдут на продавца табачного киоска как на первое звено, в ситуации провала окажется только он. Остальные звенья могут посыпаться только в одном случае — если продавец сигарет не выдержит пыток и «поплывет». Но за это время пароли и места явок успеют поменять. Для Черняка, как для профессионального разведчика, было совершенно ясно и то, что в первое звено всегда ставили самых стойких людей, чтобы у остальных оставалось время «обрубить концы» и затаиться. К тому же человек из первого звена мог выдать только людей из звена второго, про остальных он осведомлен не был.
Завернув за угол, Черняк вышел на бывшую Пролетарскую улицу, теперь поменявшую название на Гиммлерштрассе. Белосток он изучил по довоенной карте со старыми советскими названиями улиц и площадей, которые затем ему пришлось запоминать в их новой, немецкой интерпретации.
Улицы Белостока за прошедший со времени оккупации месяц преобразились до неузнаваемости. Появились частные магазины и лавки, названия которых гордо красовались на пестрых кричащих вывесках. Казалось, город вернулся на два года назад, во времена Польской республики до начала войны 1939 года.
Идти предстояло долго. Неспешно двигаясь вдоль домов по мощенному брусчаткой тротуару, Черняк внимательно всматривался в людей, попадавшихся ему на пути. Не исключено, что за ним могли следить. Несколько раз он останавливался перед витринами магазинов, пытаясь определить для себя что-то подозрительное. Пока ничто не говорило ему, что он в опасности. Это означало, что либо «хвоста» за ним вообще не было, либо его «вели» профессионалы своего дела. Каждый раз, когда ему навстречу шли немецкие офицеры, Черняк внутренне напрягался, чувствуя, как ощущение опасности заполняет его. Но всякий раз, по-армейски поприветствовав его, офицеры шли дальше, и Черняк продолжал свой путь.
Светило солнце, и росшие вдоль тротуаров деревья, сверкающие солнечными бликами своей листвы, создавали ложное впечатление царившего вокруг мира и безмятежности.
Свернув на улицу Трех Императоров, капитан быстро пересек ее и вышел на площадь Адольфа Гитлера. Отсюда до улицы Кайзерштрассе, где находилась явка, было уже недалеко. Этот район Белостока Черняк изучил досконально, поскольку именно в нем располагались все административные здания немецкой оккупационной администрации.
Спустя десять минут Черняк уже стоял у нужного ему дома. Его он определил сразу — стены были выкрашены в зеленый цвет, а наверху стояли маленькие скульптурки апостолов. Дом практически не пострадал от войны, лишь кое-где в стенах виднелись выбоины от пуль, да и то, по всей видимости, прилетевших сюда случайно.
Большая, протянувшаяся через весь первый этаж дома стеклянная витрина магазина привлекала к себе всеобщее внимание прохожих. В глаза бросалось многообразие выставленных в ней товаров, что в дни войны выглядело как-то даже непривычно.
Черняк подошел ближе и встал рядом с пожилой женщиной, разглядывающей сапожки различных фасонов, цветов и размеров. Капитана же интересовало совсем иное. Пройдя вдоль всей витрины, он заметил в самом ее конце, возле двери в подъезд, женский манекен. На голову манекена был надет берет коричневого цвета. Значит, опасности не было и можно было идти внутрь.
Черняк огляделся, потянул на себя тяжелую массивную дверь и вошел в подъезд. Легкая темнота обступила его со всех сторон, но через несколько секунд глаза привыкли, и капитан двинулся по довольно широкой мраморной лестнице наверх. На втором этаже он остановился. Медная табличка возле квартиры номер одиннадцать гласила, что в этой квартире проживает Ежи Ковальский. Надпись была сделана на русском языке.
Черняк два раза позвонил в квартиру. Не прошло и минуты, как дверь открылась. Капитан приготовился увидеть солидного пожилого человека, а-ля профессор-интеллигент, но неожиданно для него дверь открыл мужчина среднего возраста, на вид около сорока лет, одетый в поношенный костюм невзрачного серо-мышиного цвета.
— Я слышал, что вы сдаете комнату? — как можно спокойнее спросил Черняк по-русски.
Мужчина не растерялся и так же непринужденно по-русски, но с явным польским акцентом, ответил:
— Да, только она с видом во двор.
— Если в вашем дворе растут деревья, то меня устраивает.
Мужчина кивнул, распахнул дверь шире и жестом пригласил капитана пройти внутрь.
Они прошли в дальнюю комнату, окна в которой были плотно зашторены. Черняк внимательно приглядывался к обстановке квартиры, пытаясь по ней понять характер ее хозяина. На полках стояли книги на польском языке, на стенах висели картины, в большинстве своем пейзажи. По прикидкам, это было жилище типичного польского интеллигента. В квартире никого, кроме открывшего дверь мужчины, Черняк не заметил. Впрочем, все могло быть совсем не так, и где-то внутри прятались люди.
— Прошу вас, присаживайтесь. — Мужчина указал капитану на небольшой диван, стоявший вдоль стены комнаты. Сам же уселся в мягкое кресло напротив. И сразу же, не теряя времени, заговорил по-русски:
— Итак, давайте начнем с самого главного. Центр поручил нам задание, которое потребует координации наших действий. Я имею в виду действий нашей подпольной группы, находящейся в городе, и вашей, действующей в лесах. Я являюсь одним из руководителей городского подполья. Зовите меня просто Ежи…
— Вы поляк? — осторожно спросил Черняк.
— Не совсем… Моя мать полька, а отец австриец.
— Австриец? — удивился капитан, вскинув вверх брови.
Ежи улыбнулся. По всей видимости, он уже привык к подобной реакции людей на свою родословную.
— Своего отца я никогда не видел. Со слов матери знаю, что он был солдатом австро-венгерской армии. Их часть стояла в той деревне, где жила тогда моя мать. Это было во время Первой мировой войны. Знаете ведь, как это бывает… Любовь… Вот я и являюсь плодом этой любви.
— Сколько вам лет?
— Двадцать шесть… Я знаю, что выгляжу старше своего возраста. Но знаете, где-то это даже помогает…
Черняк решил переключиться на то, ради чего он, собственно, и пришел сюда.
— Так какой приказ вы получили из Центра?
Ежи достал из внутреннего кармана пиджака несколько фотографий и протянул их капитану.
— Нам нужно ликвидировать этого человека как можно быстрее. В этом смысл задания.
Черняк внимательно посмотрел на переданные ему фотографии. С них на него смотрел одетый в эсэсовский мундир офицер. Капитан сразу же отметил для себя волевое выражение лица этого человека, его властность. Типичное лицо нацистского фанатика, получившего милостью фюрера право по своему усмотрению казнить и миловать врагов Третьего рейха.
— А конкретнее? — спросил он, обратив взор на Ежи.
— Этого человека зовут Олаф Золенберг. Он является приближенным рейхсмаршала Геринга. До войны занимался организацией концлагерей в Германии. В настоящее время назначен Герингом руководить секретной операцией здесь, в Белостоке.
— В чем ее суть?
— Смысл операции в том, чтобы уничтожить мирное население, проживающее в районах Беловежской пущи и Августовских лесов.
— С какой целью?
— Немцы хотят объединить все окрестные леса в один огромный лес. Для этого им нужно полностью очистить пространство, которое под этот лес отводится. После уничтожения в этой зоне деревень и их жителей немцы засадят пустые поля между Беловежьем и Августовскими лесами новыми деревьями. Таким образом, на том месте, где сейчас живут люди, по их плану, со временем будет шуметь гигантский лес.
