Алексей Нагорный - Повесть об уголовном розыске

– Чинуша! Слезай, черт паршивый. И фраера захвати.

Арсений обреченно взглянул на Колю и послушно шагнул к выходу. Коля - следом. Пассажиры жалостливо смотрели им вслед.

– Не ходи, парень, - тихо сказал вислоусый. - Убьют.

Коля потерянно взглянул на него и спрыгнул с подножки вслед за Арсением.

– Пошел! - крикнул бандит вагоновожатому.

Тот медлил. Второй бандит обнажил финку и угрожающе двинулся к подножке трамвая.

– Да что это такое, граждане! - вдруг крикнул вислоусый. - Людей убивают, а мы смотрим! Вон женщину убили! Парнишку сейчас порешат! Что же мы, не люди совсем?

Он бросился к выходу. Пассажиры заволновались, послышались сочувственные выкрики. Несколько мужчин, а следом за ними и женщины выскочили из трамвая и молча налетели на бандитов. Вислоусый оттолкнул Колю и, отбив удар финки, свалил одного.

Выскочил вагоновожатый с тяжелым медным рычагом в руках, кинулся в свалку. Бандитов били жестоко, насмерть.

– Уходим, пока целы… - с лица Чинуши-Арсения градом катился пот.

Коля медлил. Подошел следующий трамвай. В свалку ринулись четверо в кожаных куртках, с винтовками. На рукавах у них алели матерчатые повязки с буквами "ГРО". Через минуту толпа раздалась, образовав круг. В центре его остались бандиты и вислоусый.

Из трамвая вынесли убитую женщину.

– Вот ее сумка, - сказал вислоусый и протянул сумку убитой гвардейцу революционной охраны. Тот внимательно осмотрел сумку, спросил:

– Кто видел?

– Я, - сказал вислоусый.

– И я, - неожиданно выпалил Коля.

Арсений дернул его за рукав, но было поздно.

Гвардеец заметил жест Арсения, спросил подозрительно:

– Вы что, товарищ? Зачем останавливаете свидетеля?

– Вы, Арсений Александрович, тоже видали, - с обидой сказал Коля. - Чего тут скрывать? Вы же этим людям деньги должны были, сами сказали.

– Титоренко, покарауль, - приказал старший.

Второй гвардеец схватил Арсения за рукав.

– Благодетеля предал! - заорал Арсений. - А что тебе поп… отец Серафим завещал - забыл, гад? А что я тебе говорил - забыл? Тебя всюду найдут! Конец тебе! Отжил ты!

– Чего это я предал? - смутился Коля. - Говорите и не думаете.

– Не тушуйся, парень, - подбодрил Колю вислоусый. - Бушмакин моя фамилия. Ты все правильно сделал. Честному человеку с ворьем не по пути, это запомни.

Между тем гвардейцы отвели обоих задержанных к стене. Скорее это была не стена, а каменный забор-перегородка, соединявшая два дома.

– Граждане! - спросил старший. - Бандиты уличены в убийстве и грабеже! Взяты с поличным! Кто хочет сказать слово в их защиту? Есть такие? Говорите, мы гарантируем безопасность!

Толпа молчала.

– Готовьсь! - протяжно крикнул старший.

Клацнули затворы.

Гвардейцы вскинули винтовки.

– Именем революции! Пли!

Сухо треснул залп. Бандиты вдавились в стену и рухнули.

– К ноге! - негромко скомандовал старший. - За мной - шагом марш.

Свернули на Морскую. Шли не торопясь - старший впереди, за ним конвойные вели Чинушу-Арсения, последними шагали Коля и Бушмакин.

Чинуша шел нервно - дергался, оглядывался, истерично улыбался. Коля вдруг поймал его отчаянный взгляд и даже зажмурился. Бушмакин заметил это, спросил:

– Он тебе кто?

– Не знаю, - нехотя отозвался Коля. - Так… А что ему теперь будет?

– Не знаю, - в тон Коле сказал Бушмакин и жестко добавил: - Что заслужил - то и будет.

Подошли к особняку с портиком и колоннами.

На тяжелых дверях с позеленевшими медными ручками торчал наспех прибитый кусок фанеры с надписью: "Комитет революционной охраны".

– Заходи, - старший распахнул дверь.

В огромном зале, уставленном старинной мебелью - белой, с золотом, в стиле Людовика XVI, за колченогим столом сидел человек в кожаной куртке, сплошь, до глаз заросший черной окладистой бородой.

– Товарищ, Сергеев, - доложил старший. - С поличным задержаны двое из шайки Сени Милого. Убили и ограбили женщину. Свидетели подтвердили. Бандиты расстреляны на месте. Этого, - он кивнул на Чинушу, - объявил нам вот этот парень, - старший подтолкнул к столу Колю.

– Документы имеются? - спросил Сергеев.

– Не-е… - Коля покачал головой. - Из деревни мы… Псковские. Грель - деревня наша.

– А у вас? - спросил Сергеев у Чинуши.

Тот вытащил трясущимися руками паспорт, протянул Сергееву.

– Так… - Сергеев прочитал первую страницу и недобро прищурился. - А у нас к вам счет, Арсений Александрович!

– Какой счет? - взвизгнул Чинуша. - Я давно чист! Полиция не имеет ко мне никаких претензий!

Сергеев тяжело на него посмотрел:

– То, что вам царская полиция могла предъявить, об этом говорить не будем. Это - прошлое. У вас была возможность подвести под ним черту, вы не захотели. Уже при Советской власти, тридцатого октября вы ограбили гражданина Аникушина. Второго ноября ограбили и убили гражданку Незнамову. Труп вы сбросили в канал… У нас есть доказательства.

– Плевать мне на ваши доказательства! - фальцетом выкрикнул Чинуша. - Немедленно выпустите меня отсюда!

– Увести! - приказал Сергеев.

Конвойный тронул Чинушу за рукав:

– Пойдем…

– Куда? Зачем? Нет!!! - Чинуша бросился к дверям, но его схватили под руки и повели.

– А-а-а-а!!! - закричал Чинуша. - Мразь! Свиньи! Быдло вонючее! Убивать! Убивать вас! Всех! До одного! На фонари взбесившихся Хамов! За ноги!

Громыхнула дверь.

– Что ему будет? - с трудом спросил Коля.

– Расстрел, - спокойно ответил Сергеев.

Потрясенный Коля молча смотрел на Сергеева.

– А ты как думал? - строго спросил Сергеев. - Ты думал - разговоры с ними разговаривать? А вы кто такой? - обратился он к Бушмакину.

– С патронного я, - Бушмакин протянул Сергееву паспорт. - Токарь.

– Партиец?

– Так точно, - улыбнулся Бушмакин. - С тысяча девятьсот двенадцатого.

– А я - с тысяча девятьсот второго, - в свою очередь улыбнулся Сергеев. - Спасибо, что помог.

– Чего там, - Бушмакин махнул рукой. - Дело общее.

Где-то внизу, в подвале, глухо ударил винтовочный залп - словно детская хлопушка выстрелила.

Все поняв, Коля испуганно прижался к Бушмакину.

– Ну, парень. Что будем с тобой делать? - спросил Сергеев. - Может быть, вернешься назад, в свою деревню?

– Не-е… - Коля замотал головой. - Дом наш сгорел. И отец с матерью - тоже. Куда же мне назад?

– Верно, - кивнул Сергеев. - Назад тебе нельзя… А здесь, в Питере, кто у тебя?

– Того уже нет, - Коля оглянулся на дверь, в которую увели Чинушу.

– Я считаю, пусть остается, - вдруг сказал Бушмакин. - Чего ему в деревне делать? А здесь - человеком станет! В Питере теперь куется мировая история! Считай, парень, что тебе сильно повезло!

– А жить где? - с сомнением спросил Сергеев.

– А у меня! - улыбнулся Бушмакин. - Определю его на завод, и точка! У рабочего класса будет пополнение.

– Ну и хорошо, - согласился Сергеев. - Если что понадобится, - заходите. Чем смогу - помогу.

Бушмакин жил на Сергиевской, в красивом бело-зеленом доме, построенном в стиле позднего барокко. Собственно, жил он не в парадном здании, которое выходило фасадом на улицу, а во флигеле. Комната у Бушмакина была большая, с двумя окнами и высоким потолком.

– Ну и ну, - только и смог сказать Коля, когда они пришли.

– Знай наших, - улыбнулся Бушмакин. - Мы кто? Рабочие. Мы, брат, все ценности мира создаем! И мы имеем право жить в таких квартирах. Лет двадцать назад я об этом в одной листовке прочитал, а было мне в ту пору сколько тебе сейчас, и я, понимаешь, только-только переступил порог завода…

– А вы из деревни? - спросил Коля.

– Спокон веку - питерский! - гордо сказал Бушмакин. - Прадед мой сюда вместе с Петром I пришел, и с тех пор мы оружейники. Я работаю на патронном, это здесь, в двух шагах. "Старый Арсенал" называется.

– А вот вы сказали тогда, там, - Коля замялся. - Ну, партиец вы… Это что? Чин такой?

– В корень глядишь. Вопрос не в бровь, а в глаз. Ну, пойми, если сможешь: людям в России жилось из рук вон… Большинству. А кучке людей - как в сказке. А товарищ Ленин сказал: это надо поломать!.. Чтобы поломать - нужна партия. Объединение единомышленников, борцов… Чтобы тех, кто живет в сказке, - к ногтю. А тех, кто страдает, - тем счастье дать. Все понял?

– Мне Арсений… В общем, этот, которого… - Коля замялся, но продолжал: - Он так мне сказал: кто, говорит, был ничем, тот, говорит, возможно, и станет всем, а как одни осетрину жрали, так и будут жрать. А другие - как селедку жрали - так и будут жрать. И ничего, говорит, тут не переделать! Тут, говорит, дело в душе человеческой. А она, говорит, как была навозная, так во веки вечные и останется.

Бушмакин задумчиво смотрел на Колю, слушал и думал про себя: неглуп был этот Чинуша, ох, неглуп. Тоже смотрел в корень. И сколько еще вреда принесут молодой Советской власти такие вот горлопаны-провокаторы. И какие же точные слова нужно найти, чтобы разом рассеять Колины сомнения… А как, если грамота - три класса реального, да два года рабочих марксистских кружков? Но отыскать эти слова надо, потому что парень сейчас как посредине доски-качалки: на какую сторону ступит, - туда и опустится. Что же сказать?