…Через два дня я приготовила две дюжины бутербродов, сварила овсяный суп и вместе с цветами принесла все это в лагерь. После долгих просьб мне удалось уговорить коменданта передать пищу больным пленным. Комендант вызвал доктора Пауля (так немцы называют одного из пленных) и разрешил взять бутерброды и суп. Позднее я узнала, что цветы немцы выбросили на помойку, так как «это слишком шикарно для пленных».
16 июля
Мне все чаще удается передавать в лагерь пакеты с едой. Иногда вместе с цветами, иногда через охранников-австрийцев, с которыми я завела знакомство, иногда с разрешения коменданта для тяжелобольных пленных.
Многих пленных я уже знаю в лицо и по именам. Большую помощь мне оказывают два пленных доктора — доктор Вилли и доктор Пауль, как мы их называем. Настоящее имя доктора Пауля — Павел Михайлович Романенко, фамилии доктора Вилли я не знаю. Его настоящее имя — Василий. На положении врачей — немецких врачей в лагере нет — они пользуются относительно большей свободой и всячески стараются облегчить участь своих соотечественников. Но как им, так и мне приходится действовать очень осторожно. Среди охранников есть очень опасные типы, как, например, Кофферман, которого мы зовем Священником. На вид он добр и безобиден, на самом деле — очень злой и бездушный нацист.
Но, к счастью, не все такие, попадаются и неплохие ребята, особенно среди австрийцев и насильно мобилизованных поляков. Австриец Сюттер часто помогает мне незаметно передать пищу в лагерь. Некоторые часовые берутся за это дело из-за хорошей взятки; недаром пословица говорит: «Золото открывает все ворота». Золота у нас, правда, нет, но жадные немцы охотно берут шерстяные вещи.
Другая большая проблема — как раздобыть продовольствие. С приходом немцев у нас введена строгая карточная система, и многие местные жители сами голодают. Немцы конфисковали в Осе почти весь скот.
Но, несмотря на большие затруднения с продовольствием, мне удается всегда найти что-нибудь для передачи.
Во многих магазинах и лавках знают, что я помогаю русским, и часто отпускают мне продукты без карточек и по сниженным ценам. В булочной фрекен Алсакер я часто получаю хлеб даже бесплатно. В Осе я обращаюсь ко многим семьям, в том числе и к малознакомым. Завела большую переписку. Знаю, что это связано с риском, но верю в людей и знаю, что большинство симпатизирует русским и захочет им помочь. И действительно, почти никогда я не встречала отказа. Иногда люди сами приходят ко мне и приносят муку, овощи, копченую салаку, иногда немного мяса. Ведь у нашего народа доброе и отзывчивое сердце, а эти славные русские — наши союзники.
25 июля
Русские могилы на кладбище начинают обваливаться. Столбики со скупыми надписями покосились, земля осыпалась, могилы зарастают бурьяном. Вчера с помощью мужа решила привести их в порядок. Обложили холмики дерном, на каждую могилу поставили ящички с цветами.
Пленные в лагере просили передать благодарность за это, за то, что мы не забываем их погибших товарищей.
В наших садах поспели фрукты, много ягод. Удалось передать несколько ящиков пленным.
Каждый день хожу к озеру, где немцы начали строительство туннеля, подземных складов и бомбоубежища на случай вторжения союзников. Дела немцев на фронте не блестящи, это видно по их кислым физиономиям.
На строительстве работают трое молодых русских: Петр, Иван и Виктор. Через часового-француза нам часто удается передать кое-что для пленных. Нам в этом помогают ребятишки, на которых немцы обращают меньше внимания. Но, видимо, кто-то донес коменданту об этом, и француза вскоре сменил красноглазый Фриц — Кролик. Когда дети попытались приблизиться к месту работ, он, угрожая автоматом, разогнал их. Мой визит к Фрицу также был безуспешным. На все мои уговоры он отвечал «цурюк» [7] и тыкал мне в грудь дулом автомата.
Но Нелли и Кристина, которые живут рядом со строительством, нашли выход. Еще до прихода пленных они раскладывают пакеты с едой в сарае, под камнями, в канавах.
26 сентября
Уже подходит к концу сентябрь. После некоторого перерыва пришло письмо от Леонида. Он сейчас скрывается в горах, вместе с парнями из «Милорга». Фредрик, наш сосед, регулярно поддерживает с ним связь: приносит сводки о положении на фронте, еду и т. д. Чуть ли не каждый день, с тяжелым рюкзаком на плечах, он проделывает сложный и опасный путь по горам. Никто из наших даже и не подозревает, куда ходит Фредрик. Леонид уже сносно говорит и пишет по-норвежски (вернее, на смеси норвежского и шведского, так как у него только шведский словарь). Ручку он сделал из гусиного пера. Настроение у него бодрое, он верит в скорую победу.
Памятник советским военнопленным воздвигнутый на средства жителей городка Ос, собранные М. Эстрем. Передавая этот снимок для печати, М. Эстрем сказала: «Пусть родные и близкие советских людей, погибших в фашистском плену в Норвегии, увидят, что мы, норвежцы, бережно храним память о тех, кто отдал свою жизнь в общей борьбе. Может быть, это будет хоть небольшим утешением в их горе».
30 сентября
Наступило время уборки картофеля. Все кругом с утра до вечера копаются на своих участках. Я обошла многих знакомых и попросила их поделиться картофелем с русскими пленными. Один фермер обещал отвезти в лагерь несколько мешков, я предупредила об этом доктора Вилли. Однако он ждал напрасно: видимо, фермер испугался и решил отсидеться дома. Тогда я и Рейнгольд обратились к другому фермеру, который разрешил нам взять четыре мешка. На своих плечах мы перетаскали картошку к лагерю. Нашему примеру последовали и другие жители Оса.
На пленных надвигается другая беда: наступают заморозки, а у них нет ничего теплого. Доктор Вилли рассказал, что даже тяжелобольные вынуждены ходить босиком. Ноги у большинства сбиты в кровь, опухли.
Немцы недавно выдали пленным обувь — полуразвалившиеся ботинки, сапоги, рваные галоши. Причем вся обувь разных размеров. Я решила поговорить с знакомыми женщинами, все сразу же горячо откликнулись. Через несколько дней у нас было 120 пар шерстяных чулок, несколько десятков рукавиц, шарфов. Мы собрали также шерсть, из которой связали много прекрасных теплых вещей.
Люди с радостью отдавали последние теплые вещи, когда мы рассказывали им, для кого они предназначены. Даже в доме для престарелых нам дали кучу полезных вещей.
Проблема с передачей была решена довольно просто: мы знали одного фельдфебеля в лагере, который был падок на норвежские шерстяные вещи с национальными узорами. Я подарила ему вязаные гетры и перчатки мужа, и фельдфебель взялся передать остальное доктору Вилли. На следующий день Вилли условным знаком дал мне понять, что все в порядке.
1 ноября
Соседи сказали мне, что приходил Майер и спрашивал меня. Он был чем-то очень разозлен, бранился и грозил упрятать меня за колючую проволоку.
Догадываюсь, в чем дело: он мне не давал разрешения на передачу теплых вещей. Нужно быть поосторожней и иметь это в виду следующий раз. Майер — человек не злой, но не любит, когда его обходят, и боится за свою карьеру. Если гестаповцы пронюхают о наших делах, то и Майеру несдобровать.
Но все-таки нам удалось передать в лагерь еще 42 пары носков, собранных фру Биркеланд.
12 декабря
Фредрик сообщил, что «Йеммефронт» переправил Леонида в Берген, а затем на юг, в район Драммена, где действуют наши партизанские отряды. Леонида переодели в крестьянское платье, и под видом норвежца он добрался до Драммена в поезде, набитом немецкими солдатами.
Когда-то мы увидимся с ним?
24 декабря
