Боезапасом в конвертах назвал знакомый замполит роты письма с Родины. И на примере своих солдат доказал правомерность такого сравнения. Дескать, идя в горы, вместе с оружием, патронами, сухим пайком они берут и полученные накануне почтовые весточки от мам, невест, друзей. С ними они чувствовали себя увереннее в бою. Эти письма, как ангелы-хранители, как духовный талисман, прибавляли сил и оберегали в минуту опасности…
Бомж с медалью «За отвагу»
Он каждое утро, в любую погоду, как на работу приходил к конечной станции метро, устраивался поудобнее в своем закутке на складном стульчике и просил милостыню у вечно спешащих куда-то людей. Этот невысокий худощавый мужчина лет сорока пяти в серой поношенной ветровке, вылинявших джинсах и темных очках настолько примелькался здесь, что с ним, как со своим, здоровались работники станции, а дежурный милиционер, не разрешавший бабкам приторговывать всякой мелочью, великодушно не замечал нищего, собирающего дань. Впрочем, в положенную на бетонный пол панаму прохожие нечасто бросали даже мелочь. И лишь когда он брат в руки скрипку и выводил жалостливую мелодию, некоторые прохожие замедляли шаг, а то и вовсе останавливались на несколько секунд, чтобы послушать почти совсем слепого музыканта, а затем и отблагодарить его. Однажды и я, очарованный этой дивной музыкой, усиленной акустикой подземного перехода, остановился на минутку. И ничуть не пожалел об этом.
Как он виртуозно, необычно играл! Скрипка, словно живое существо, плакала, с помощью звуков тонко донося до слуха посторонних людей невысказанную печаль и боль своего хозяина, полностью подчиняясь его воле. Какая-то солидная дама, видимо, знавшая толк в музыке, не удержавшись, восторженно воскликнула: «Господи, да ему в консерватории выступать нужно!»
Когда, оставшись наедине, я то же самое сказал мужчине, он слегка смутился.
— Да какой из меня музыкант… Это так, хобби. — И выдержав паузу, наверное, подумав, стоит ли продолжать разговор, добавил: — Я профессиональный сапер. Вот этими руками, считайте, через день снимал в Афганистане мины. Много их там было — противопехотных, противотанковых, пластмассовых, в металлическом корпусе, американских, итальянских, пакистанских… Разные по устройству, способу срабатывания, установленные с сюрпризом, на неизвлекаемость, они, кроме смертельной опасности, таили в себе и непознанный интерес. Решив каверзную задачку-головоломку, хитроумный ребус, получаешь ни с чем несравнимое удовольствие. С каждой обезвреженной миной самоутверждался, испытывал ощущение победителя, и возникало странное желание вновь рисковать собой. Эта игра со смертью в рулетку, как ни удивительно, приносила подобие азарта.
Но однажды коварный и весьма искусный минер ловко перехитрил меня. Мастерски установленная им мина показалась примитивной, несложной, она лишь прикинулась безопасной, и я, уставший, до того обезвредивший четыре «гостинца», наивно поверил… Роковой взрыв прогремел перед глазами, почти лишив меня зрения. Хорошо, хоть руки-ноги остались целы, лишь посекло осколками…
Долгое скитание по госпиталям всего на двадцать процентов вернуло зрение. Вижу, как в тумане, лишь силуэты людей, а не их лица. На врачей обиды нет: они ведь не волшебники… Из армии комиссовали, несмотря на то, что очень хотел служить. Собирался было к министру обороны обратиться с просьбой оставить меня в Вооруженных Силах, но передумал: какой из слепого офицер?
А все из-за моей несчастливой фамилии. Будь она другой, наверное, и судьба сложилась бы иначе.
— Неужели фамилия может определять судьбу?
— Моя может. Беда я, Павел.
Так мы познакомились. Когда он наполовину расстегнул куртку, я увидел под ней на старой рубахе медаль «За отвагу». Словно прочувствовав мой взгляд, Павел пояснил:
— Ношу ее с собой не потому, что хочу перед кем-то похвастаться: боже упаси, просто негде оставить. Живу на улице, где придется. Одно время у друзей, приятелей ночевал, но у каждого семья, неудобно людей стеснять.
— Павел, но у тебя ведь была своя квартира?
— Не только квартира, но и жена, сын. Это, браток, долгий, душу выматывающий разговор. Сегодня я на него не настроен. Как-нибудь в другой раз подходи, поговорим под водочку откровенно. Я расскажу тебе историю своей несчастливой жизни, если она кому-нибудь интересна.
Через пару дней мы снова встретились. Послушайте и вы рассказ Павла Беды, полуслепого бомжа с медалью «За отвагу».
* * *
В Афганистане я командовал инженерно-саперной ротой. С легкой руки комбата подполковника Скворцова за мной приклеилось прозвище «Профессор». Не потому, что я был этаким всезнайкой, ходячей энциклопедией, просто однажды среди добытых нами «духовских» трофеев наряду с американскими «М19» и пакистанскими «РЗМк1» впервые оказались итальянские мины в пластмассовом ребристом корпусе «TS-2,5» и «TS-б». Я в школьные годы, кроме английского, для себя изучал итальянский: нравился мне язык Древнего Рима, о котором горы книг перечитал. Надеялся, что хотя бы поверхностное его знание пригодится когда-нибудь в заграничном путешествии по Аппенинскому полуострову. А итальянский неожиданно оказался востребован в Афганистане. В захваченном арсенале были инструкции по устройству и применению этих мин. Но так как итальянского никто в батальоне, да и во всей дивизии не знал, то разбирались с новинками, что называется, на ощупь. Вот тут и настал мой звездный час. Я быстро перевел инструкцию, из которой следовало, что эти почти десятикилограммовые «оладушки» имеют пневмомеханический взрыватель, который срабатывает только при полном нажатии на крышку. Ей, в свою очередь, нужно время, чтобы через калиброванные отверстия вытеснить воздух из верхней камеры, который надавит на диафрагму, и уже она приведет взрыватель в действие. Не ожидавший, видимо, от меня таких познаний подполковник Скворцов, любитель афоризмов и эпитетов, на общем построении батальона в своей манере похвалил:
— Старший лейтенант Беда, как настоящий профессор минно-взрывного дела, быстро разобрался с «итальянцами», за что объявляю ему благодарность.
Так вместе с поощрением появилось у меня второе полушутливое, полуироничное имя. Я на ребят, взводных и ротных, ничуть не обижался. Профессор — звучное прозвище, не так ли?
Кто-то сказал, что сапером, как и талантливым музыкантом, нужно родиться. Не знаю, может, и есть доля правды в этих словах. Но то, что притаившуюся рядом мину интуитивно нужно уметь чувствовать, бесспорно. Когда коллеги, посмеиваясь, подначивали: мол, у тебя, Павел, нюх развит, как у минно-розыскной собаки, натасканной на тротил, я в таком же тоне им отвечал. Дескать, что там нюх, скоро лаять начну. Добрая шутка, юмор классно снимали напряжение.
Кроме опыта, который накапливался с каждой боевой операцией, с новым разминированием, каких-то особых секретов у меня не было. Просто я знал психологию минера и старался представить себя на его месте. Как бы я замаскировал мину, какой сюрприз приготовил, усилив ее поражающее действие, куда скрытно вывел бы проводки дополнительного взрывателя? Эти вопросы сам ставил и искал ответы на них. Между минером и сапером всегда идет незримая дуэль: кто кого перехитрит, тот и победит. Поэтому очень важно быть еще и хорошим психологом, аналитиком. Глаза сапера — его надежное оружие, они замечают все до мелочей, голова — мозговой центр, с компьютерной скоростью просчитывающий все варианты действий, а руки — тончайший инструмент, которым умело и с ювелирной точностью выполняют выбранную операцию. В этом смысле я похож на хирурга. Такая вот общая теория. А о практике афганской я тебе сейчас расскажу подробнее, записывай.
…Миша Панюков подорвался у меня на глазах. Никогда не прощу себе его гибели. Золотой солдат был! На лету схватывал объяснения, приказы и распоряжения. Я его сержантом сделал. В тот промозглый праздничный день, 7 Ноября, на подъезде к аэродрому наскочил на фугас бронетранспортер батальона охраны. Такой подарок преподнесли «духи» к очередной годовщине Великого Октября. Скворцов приказал мне возглавить группу разминирования. Я взял с собой двенадцать наиболее опытных солдат. Теперь вот суеверным стал, а тогда случайно совпавшему числу тринадцать не придал никакого значения. Приехали на место и приступили к работе. Первыми пустили двух натасканных на тротил овчарок — Астру и Линду. Но после дождя они плохо брали след. Миноискатели вечно пищали, отзываясь на всевозможные примеси горных руд в грунте, поэтому на них особо не рассчитывали. Вся надежда, как я говорил, была на зоркие, внимательные глаза, наблюдательность и старый дедовский щуп. Он требует почти абсолютного слуха и осторожности. Ведь рядом с противотранспортной может находиться и противопехотная мина, которая срабатывает при малейшем прикосновении к ней. Об этом я еще раз напомнил подчиненным на инструктаже. Через минут десять Астра села в центре дороги. Это сигнал нам: возможно, там мина. Аккуратно саперной лопаткой снимаю верхнюю часть грунта и осторожно обкапываю лунку, больше уже орудуя руками. Но земля, несмотря на выпавший накануне дождь, твердая и поддается с трудом, что, впрочем, неудивительно: столько машин за день проходит. Поэтому вновь орудую шанцевым инструментом. Сделав лопаткой углубление сантиметров на тридцать, скорее почувствовал, чем увидел смертоносную находку. А дальше, как говорится, уже было дело техники. Мина оказалась пакистанской, никаких отводов-проводков от нее не шло, и все же, на всякий случай, я сдвинул ее с места с помощью «кошки», вместе со всеми укрывшись за обочиной дороги. Взрыва не последовало, значит, была установлена без сюрприза на неизвлекаемость, что встречалось нечасто. Видимо, «духи» работали в спешке, опасаясь, что их заметит охрана аэродрома.