— А бутылку, Вилли, я пока оставлю у тебя, — сказал он, — мы ее вместе разопьем в следующий раз.
— Согласен, но по глоточку все-таки попробуем сейчас, — проговорил Вилли, ставя на стол крышечку от термоса, стакан и чайную чашку. Налил всем понемногу. — Выпьем за успешное окончание учений: большого, которое проходит в Тюрингии, и маленького — у нас в селе.
Они чокнулись и выпили.
— Ну, как идут твои дела? — поинтересовался Вилли у майора.
— Слышишь, в нем заговорил штабной офицер? — усмехнулся Вебер.
— Я сегодня играю за «противника» и потому интересуюсь ходом подготовки.
— Идут, — ответил Харкус.
— А поподробнее нельзя? — спросил Вебер. — А то ведь всего-то и я не знаю.
— Есть кое-что хорошее, но имеются и промахи.
— Например? — спросил Вебер.
— Разведывательные подразделения должны занять огневые позиции, которые «противник» незадолго перед оставлением отравил стойкими ОВ. Части уже понесли некоторые потери от мин. При определении дистанции огня один из самых хороших вычислителей ошибся на два километра…
— Словом, все, как при проверке первого дивизиона, — заметил Вебер.
— Лучше, — поправил его майор, — гораздо лучше. Временные нормативы в основном выполнены. Огневые позиции хорошо замаскированы. Марш прошел отлично. Экснер принимал правильные решения, хотя и допустил ошибки, которые еще дадут о себе знать.
Вебер и Валеншток понимающе кивнули.
— Но этих ошибок можно было бы и не допускать, — добавил Харкус.
Вебер посмотрел Берту в лицо и сказал:
— Ты, конечно, прав.
Валеншток снова налил всем по глотку водки. Они выпили, думая каждый о своем.
Вебер знал, что самая трудная часть учения начнется завтра утром. Сейчас он почему-то вспомнил свой разговор с Каргером, который у них состоялся две недели назад. Вернее, он вспомнил о нем еще вчера, когда Харкус беседовал с ним, с Гауптом, Герхардом и командиром дивизиона капитаном Петером. Затем Харкус поинтересовался их мнением, чего ранее никогда не делал.
В калитку сада кто-то постучал.
— Входите! — крикнул Вилли.
Из-за деревьев показался мужчина в темном комбинезоне, шея у него была замотана темным шарфом. Приняв стойку «смирно», мужчина сказал:
— Я готов идти.
— Хорошо, — сказал ему Вилли, — иди и помни, что тебе нужно захватить стереотрубу или прицел.
Мужчина кивнул и, повернувшись кругом, пошел к выходу.
— Кто это? — спросил Вебер у Вилли.
— Мой разведчик, пошел на батарею.
Через несколько минут кончалась смена Цедлера. Он прислонился спиной к щиту орудия. Глаза уже привыкли к темноте, и он различал стволы ближайших деревьев. Было свежо. Цедлер отодвинулся от металлического щита, холодок от которого проникал даже через одежду. Ефрейтор решил сделать еще несколько кругов около орудия — и тогда можно было будить смену. И тут Цедлер вдруг услышал, как хрустнула ветка.
Ефрейтор замер. На миг стало тихо, а затем снова послышался еле слышный шорох. Судя по нему, можно было догадаться, что ползет человек.
Цедлер в несколько прыжков оказался возле ползущего человека, который что-то осторожно держал в руках, и прыгнул ему на спину.
Человек, прижатый к земле, лежал спокойно.
Ефрейтор почувствовал, что его противник, хотя и не такой крупный, как он, все же сильный. Когда Цедлер попытался завернуть незнакомцу руки назад, тот начал сопротивляться. Цедлеру удалось завладеть одной рукой незнакомца и заломить ее за спину.
Оба тяжело дышали. Завладеть другой рукой противника Цедлер никак не мог, так как тому удалось повернуться на левый бок. Почувствовав, что одному ему с незнакомцем никак не справиться, Цедлер негромко позвал Грасе, который спал ближе всех к орудию. В ответ командир орудия только пробормотал что-то непонятное.
— К орудию! — крикнул громко ефрейтор.
Первым на крик отозвался командир орудия.
— Что тут творится?! — испуганно спросил Грасе. — Что?
— Скорее ко мне, я тут одного типа задержал!..
— Где ты?
— Слева от орудия!..
Не прошло и нескольких секунд, как весь расчет навалился на незнакомца, скрутив ему руки и ноги.
Цедлер поднял валявшийся на земле ящичек. В таких ящичках у артиллеристов хранятся стереотруба и прицел, без которых командир орудия как без рук.
— Смотри-ка, что он свистнул! — удивленно проговорил Грасе. Он обыскал незнакомца и в одном из карманов обнаружил пружину ударника.
— А без пружины-то гаубица мертва, — заметил Грасе.
— Что с ним делать?
— Отвести к обер-лейтенанту Экснеру! — приказал унтер-вахмистр.
— А что делать с прицелом? — Цедлер держал ящичек с прицелом в руках.
Командир орудия немного подумал, а потом задумчиво спросил:
— Откуда же он полз?
— Слева, значит, спер это у Моравуса.
— Оставь его здесь, а сам разбуди смену. Потом отведешь этого типа к Экснеру, — распорядился командир орудия.
Когда ефрейтор Цедлер пришел к командиру батареи, тот еще не спал. Экснер вышел из машины и, выслушав доклад ефрейтора, осветил задержанного фонариком. Это был рослый детина в перепачканной землей одежде. На щеке его засохла кровь: видимо, оцарапался веткой.
— Что-то мне знакомо его лицо, — медленно проговорил Экснер. — Два года назад не вы ли были наводчиком орудия в третьей батарее?
Ответа не последовало.
— Уж больно мне знакомо его лицо, — повторил Экснер.
Герольд Шварц, стоявший возле командира батареи, заявил:
— И мне тоже.
Вычислитель подошел к задержанному, платком стер ему кровь со щеки, а затем вынул из кармана кусок лейкопластыря и заклеил ранку.
* * *
Грасе, подойдя тем временем к позиции Моравуса, два раза обошел орудие, но часового около него так и не заметил. И хотя Грасе не осторожничал, никто не обратил на него никакого внимания. Он остановился, не зная, что делать: то ли сейчас же отдать стереотрубу и пружинку Моравусу, то ли подождать до утра. Моравус, безусловно, достоин наказания за халатность и безответственность, но могло случиться и так, что командир полка еще ночью поставит батарее боевую задачу, и тогда орудие Моравуса не только не сможет вести огонь, но еще и подведет всю батарею. Мысли о батарее подсказали Грасе правильное, как он считал, решение, и он начал разыскивать командира орудия. Он обошел всю позицию, разбудил троих солдат, но ни один из них не знал, где находится их командир. Один из солдат вызвался помочь Грасе искать Моравуса, но Грасе отказался от его услуг, так как не хотел, чтобы тот стал свидетелем разговора с унтер-офицером. Четвертым по счету, кого разбудил Грасе, оказался сам Моравус. Узнав голос Грасе, унтер беззлобно выругался и, натянув себе на голову одеяло, снова улегся на землю.
Грасе несколько раз довольно бесцеремонно пнул коллегу ногой.
— Что за идиот меня будит?
— Это я, Грасе.
— Тебе что, делать нечего? Уходи!
— Встань! Быстрее!
— Чего тебе?!
— Провожу инвентаризацию твоей гаубицы.
— Какая чепуха, у нас все в порядке!
— Пойдем посмотрим! — Грасе направился к орудию.
Моравус неохотно последовал за ним.
— Ну чего тебе надо от меня?
— У тебя можно утащить всю гаубицу, а ты и не заметишь.
Моравус засмеялся и спросил:
— А что находится перед твоими глазами?
— А что находится вот здесь? — насмешливо спросил Грасе, показывая на ящичек с прицелом.
Моравус бросился к орудию, где должен был лежать прицел, но его там не оказалось.
— Брось свои дурацкие шуточки, отдай прицел и мотай отсюда, пока… — угрожающим тоном начал Моравус.
— Пока что?!
— Пока я не рассказал командиру батареи, чем ты занимаешься по ночам у чужих орудий.
— Это не ты, а я должен ему рассказать, как ты выполняешь его приказы. Советую тебе немедленно выставить часового к орудию, и пусть он ловит непрошеного гостя, который у тебя здесь раньше меня побывал.
Моравус ничего не ответил.
Грасе полез к себе в карман и подал коллеге пружинку:
— Вот твоя пружина от ударника, это тоже дело рук непрошеного гостя. Приведи орудие в порядок! Я тебе больше помогать не стану! И сейчас же поставь часового!
— Я встану к орудию, — послышался чей-то голос из-за кустов.
— Кто это? — спросил Моравус.
— Рядовой Молькентин.
— Вставайте, — сказал унтер-офицер, все еще держа пружину в руках. Он злился и сам толком не знал, на кого. — Молькентин, ко мне! — крикнул он строго, а когда солдат подбежал к нему, сунул ему в руки прицел и пружину. — Приведи орудие в порядок! Быстро! И чтобы больше меня никто не будил, я буду спать вон там! — И он рукой ткнул в темный куст и в тот же миг исчез в нем.
Бедняга Молькентин не знал ни того, кого он должен будить себе на смену, ни того, как он должен укрепить прицел. Пружину он вставил, так как умел это делать. А вот с прицелом! Обращаться с ним его учили давно, а как только он узнал, что станет заряжающим, быстро забыл все то, чего от него не требовалось.
