Сыпь прошла довольно быстро, и 22 октября к 16 часам я пришел на завод, а в 20 часов наш эшелон отбыл в Саратов. Позже, в декабре сорок первого, я прочел в столичной газете статью о судебном процессе над мародерами. Моих товарищей судили и каждому дали по десять лет лагерей, которые потом заменили на год штрафбата. Мой друг, осужденный по этому делу, Саша Прыткин, чудом выжил, вернувшись с фронта инвалидом. После войны он пожил совсем немного, где-то лет десять, и умер. Ранение у него было очень тяжелое: была перебита рука, кости не срослись, и она висела на мышцах.
По прибытии в город Саратов мы быстро восстановили наш 205-й завод, который разместился в здании сельскохозяйственного института. Уже на пятый день после прибытия на саратовский вокзал мы приступили к сборке приборов! Работали мы по 14 — 16 часов в сутки без выходных. С февраля 1942 года мы перенесли койки прямо в рабочие цеха. Бывало, поспишь часов пять, тебя будят, встаешь и идешь работать. Мы жили и работали с мыслью о том, чтобы дать фронту все необходимое и как можно быстрее. Это не лозунг и не пропаганда! Мы действительно так жили, и хотя сейчас это кажется невероятным, но человек может ко многому привыкнуть и многое вынести.
Кормили нас в столовой. Все продукты выдавались строго по карточкам. Если кто терял карточки — это было такое горе! Конечно, таких в столовой кормили бесплатно, но только тем, что оставалось! А ведь иногда и ничего не оставалось! В любом случае этого было совершенно недостаточно, чтобы выжить и сохранить силы для работы на заводе. Мыло тоже было по карточкам. Если потерял карточку и нет у тебя мыла — обходись как хочешь. Хоть целый месяц не мойся.
В мае месяце я ребятам, с которыми работал, говорю: «Давайте пойдем на фронт. Хватит вшей тут кормить!» Вот так все вместе и пошли в военкомат. Военком, полковник Смирнов, выслушал нас и сказал: «Вы рабочие оборонного завода и призыву не подлежите. Если ваше заводское начальство разрешит, тогда приходите». Кое-как нам удалось уговорить директора завода отпустить нас на фронт, и вскоре нас призвали.
Сначала я попал на ускоренные курсы подготовки пехотных сержантов. Обучение продолжалось полтора месяца, после чего нам присвоили звание сержанта и привинтили в петлицы по два треугольника или, как их называли, «сикелька». В день выпуска нас построили на плацу. Начальник курсов зачитал с трибуны приказ о присвоении нам звания, потом сошел с трибуны и произнес: «Смир-рно! Слушай мою команду! Кто имеет высшее или неоконченное высшее образование — десять шагов вперед! Кто имеет среднее техническое или неоконченное среднее техническое образование — пять шагов вперед! Кто закончил десять классов — три шага вперед! Шаго-о-м марш!»
Все разошлись, кто сделал три, кто пять, а кто и десять шагов вперед. Но нас было не так уж и много. В то время образование десять классов считалось очень высоким, большинство ребят имело по четыре-семь классов образования. Многие после семи классов шли либо в техникумы, либо на заводы, либо в ремесленные училища, откуда через шесть месяцев они выходили квалифицированными рабочими.
Построили нас в колонны и повели к военкомату. Там стояли наши «покупатели»: офицер-танкист, офицер из военно-политического училища и офицер-летчик. У всех офицеров по четыре «шпалы» в петлицах — полковники. Сначала они отбирали по желанию. Один мой приятель говорит: «Ребята, айда в танкисты! Почетно же! Едешь, вся страна под тобой! А ты — на коне железном!» Действительно заманчиво. И только мы направились к офицеру-танкисту, слышу, окликнул меня офицер из ВПУ. Я подхожу, рапортую, так, мол, и так, сержант Железнов по вашему приказанию явился. Он мне говорит: «А не хотите ли, товарищ сержант, пойти в военно-политическое училище?» — «Нет, не хочу, — отвечаю я, — я уже решил идти в танкисты». Он говорит: «Смотри — пожалеешь. Будет тебе потом несладко. Трудная у танкиста служба. Пошли в политработники! Окончишь училище — станешь политруком роты, а если проявишь способности, то и до батальонного комиссара дорастешь!» Но я не поддался на его уговоры и 25 июня 1942 года был зачислен в 1-е Саратовское танковое училище.
Около месяца мы обучались на английских «Матильдах» и канадских «Валентайнах». Надо сказать, что «Валентайн» — очень удачная машина. Пушка мощная, двигатель тихий, сам танк низенький, буквально в рост человека! Я потом расскажу, как в одном из боев два «Валентайна» сожгли три «Тигра». А вот «Матильда» — это просто огромная мишень! Броня у нее была толстая, а вот пушка — всего 42 мм, да еще с допотопным прицелом. Танк был неуклюжий, неманевренный, два слабых девяностосильных дизеля типа «Лейланд» (Layland) едва-едва разгоняли танк до 25 км/ч по шоссейной дороге, а по проселку — и того меньше!
Но уже в конце июля, когда наше училище получило танки Т-34, нам поменяли программу, и мы стали изучать «тридцатьчетверку».
В училище мы проходили курс обучения командиров танка — командиров взводов. Прежде всего изучали материальную часть: орудие, пулемет, радиостанцию, трансмиссию, ходовую и двигатель. Если о башне, корпусе и ходовой мы уже имели некоторое представление, то, скажем, о танковом дизеле мы ничего не знали. Кроме этого, мы изучали различные уставы: караульной службы, полевой устав и так далее. На полигоне отрабатывались приемы танкового боя в составе взвода и роты, взаимодействие между танками. Конечно же, учили нас водить танк, стрелять из пушки и пулеметов. Надо отметить, что изучению немецких танков времени не отводилось, но в коридорах по всему танковому училищу были развешаны большие плакаты, на которых были показаны немецкие танки, давались их тактико-технические характеристики, показывались уязвимые места. Среди изображенных машин были T-III, T-IV, T-V «Пантера», T-VI «Тигр», самоходки «Фердинанд», «Артштурм». Так что мы волей-неволей впитывали эти знания. Распорядок в училище был примерно такой: с 9.00 до 14.00 шли занятия. Затем до 16.00 — обед и личное время. С 16.00 и до 21.00 опять занятия. По училищу мы ходили в военной форме, причем за неряшливый вид можно было легко схлопотать наряд вне очереди. Подворотнички всегда должны были быть белыми, все пуговицы пришиты, никаких скидок на военное время не было. Дисциплина была строгая, и, несмотря на равенство воинских званий, панибратство с командиром отделения не допускалось.
Всем, кто закончил училище с отличием, в том числе и мне, предложили остаться еще на три месяца, пройти курс политической подготовки, после которого на фронте можно было занять должность заместителя командира батальона по политической части. Я не стал отказываться. Как раз в то время вышел приказ об упразднении института военных комиссаров (приказ вышел 9 октября 1942 года). До этого времени все политработники имели звания «младший политрук», «политрук», «батальонный комиссар» и т. д. Теперь их всех стали переаттестовывать и присуждать обычные воинские звания. Меня назначили командиром взвода 7-й курсантской роты 2-го танкового батальона. Мне тогда шел девятнадцатый год. Мальчишка! А рядом за партами сидели взрослые мужики с двумя-тремя «кубиками», и даже со «шпалами»![11] Они мне по возрасту годились в отцы! Помню, однажды я был дежурным по батальону, прихожу в казарму, а во взводе спят только три человека из сорока двух. Я у дневального спрашиваю: «Где остальные?» Оказалось, что тридцать девять человек в самоволке. Все по бабам пошли! Мужья на фронте, а эти — к их женам.
По завершении учебы нас отправили в Горький получать танки, выпускавшиеся заводом «Красное Сормово». Квартировались мы в Болохне, где располагался 3-й запасной учебный танковый полк. Здесь мы получили личный состав и стали заниматься боевой подготовкой, так называемым сколачиванием взводов и рот.
Сколачивание проходило на полигоне, где экипажи отрабатывали такие задачи, как наступление взвода, взвод в обороне, взвод на марше. И то же самое, но уже в составе роты. После завершения сколачивания были практические стрельбы из танков.
При сколачивании экипажей я, как командир взвода, должен был позаботиться о том, чтобы члены экипажей танков могли друг друга заменять. Старался, чтобы каждый член экипажа в случае необходимости мог вести машину и стрелять из пушки и пулеметов.
Такое сколачивание позволяло добиваться от каждого члена экипажа четкого знания своих обязанностей, а от командиров танков и взводов — своего места на поле боя и управляемости. Ведь управление — это неотъемлемая часть боя. Командир взвода наблюдает поле боя и дает команды командирам танков своего взвода на открытие огня по цели или на передвижение. Но чаще бывало так, что времени отдавать команды нет. Ибо если будешь чрезмерно увлекаться командованием другими, то свою смерть прозеваешь. Тут все зависит от экипажей танков взвода, которые должны действовать самостоятельно.
