— Даю десять секунд времени! Чтоб стол был чистым! — и тут же начинает отсчёт:
— Рас!.. Два!.. Три!.. — при этом он раскачивает стол из стороны в сторону, с каждым разом всё сильнее и сильнее. Ложки, чашки, котелки как при штормовой качке на корабле уже ездят по столу, гремят и валятся на пол. Под конец счёта мы еле успевали похватать все котелки и ложки.
Еремеев как образцовый замок постоянно держал нас — молодых — в строгости и обожал следить за чистотой и порядком. Был даже довольно продолжительный период, когда он заставлял нас делать влажную уборку каждодневно. Сразу после завтрака, покуда выдавалось свободных полчасика, мы в бешеном темпе выносим койки из помещения, заливаем пол вёдрами воды и драим его тряпками, как матросы палубу корабля. Помыв и насухо протерев пол, быстро затаскиваем обратно койки, расставляем их по местам и ровно заправляем.
Подобная влажная уборка в других взводах производилась не чаще, чем раз в неделю. И довольные молодые из других взводов, перекуривая после завтрака, с улыбками на лицах наблюдали за нашей напряжённой работой.
Как-то среди ночи наш батальон подняли по тревоге и провели сверку личного состава. Такие ночные построения были не редкостью. Если кто из солдат исчезнет или поступит информация, что какого-то воина заметили шляющимся по ночному городу, то поднимали и проверяли все близ расположенные части. Случалось, солдаты удирали из армейского коллектива: покинет какой-нибудь воин расположение части, поплутает- поплутает, а потом вернётся назад с повинной — до Союза всё равно не добраться. Но возвращались не всегда. До нас доводили и такие случаи: некоторые беглецы натыкались на душманов, и тогда их смерть была ужасной — им выкалывали глаза, отрезали нос, уши, с ещё живых сдирали кожу.
И на этот раз причиной ночной проверки был солдат, который исчез из одной роты, расположенной под Кабулом.
В течение нескольких дней сослуживцы того солдата прочёсывали всё в округе — нигде нет. Потеряв надежду его отыскать, поиски прекратили. Прошло несколько дней. И тут заметили, что совсем рядом, в каких-то трёх километрах от места расположения роты, стал распространяться невыносимый трупный запах. И вот по этому запаху под завалом камней был обнаружена разлагающийся труп того парня. По всему было видно, что убили его душманы: с него содрали кожу, а на теле было множество ножевых ран.
Доводя до нас этот случай, Хижняк предупредил:
— Не забывайте, где вы находитесь! Тут кругом враги иЗ пощады от них не ждите! Как уйдёшь по глупости — вернёшься домой раньше положенного времени, только в ящике — и то, если труп разыщут!
Но на этот раз душманы были ни при чём. Спустя ещё месяц на построении ротный довёл до нас некоторые подробности этого случая. А случай оказался не такой простой.
Тело убитого уже хотели отправить домой, но тут товарищам из особого отдела показалось подозрительным то, что душманы накидали на труп груду камней. Дело в том, что по законам шариата чем быстрее после смерти тело придать земле, тем больше прегрешений простит Аллах усопшему. Поэтому душманы никогда не зарывали убитых врагов, оставляя их на виду для устрашения других неверных.
Опытные особисты отлично знали порядки, царящие в армейских коллективах. Поскольку убитый был из молодых, следователи сразу догадались, в каком направлении надо искать. И действительно, начавшееся следствие уже через несколько дней вышло на след банальной неуставщины.
Тот солдат прибыл в роту совсем недавно. Посчитав, что раз он в Афганистане, то ухаживать за дедами уже вовсе не обязательно, и отказался обслуживать старослужащих. Тогда "старшие наставники" решили проучить непокорного воина, дабы и другие не последовали его дурному примеру. Его долго избивали, а когда остановились, то обнаружили, что он уже не дышит. Теперь, чтобы избежать возмездия, они решили подстроить всё так, чтобы не возникло даже мысли, что такое могли сделать свои. И вот, оттащив труп подальше, они хладнокровно искололи его ножом и для пущей убедительности содрали кожу в надежде, что его, не разбираясь, спишут, как это водится на войне. Но закидывая труп камнями, они и не подозревали, что этим в своих действиях совершили роковую ошибку.
Попутно раскрылось и другое, весьма примечательное обстоятельство этого убийства. Оказалось, многие солдаты служившие в той роте — а не только те, кто убивал — ещё когда ходили цепями, разыскивая своего товарища, уже знали правду о случившемся, знали, что его уже давно нет в живых, но молчали, а заговорили лишь на следствии.
Такое поведение сослуживцев для следователей было удивительным и непонятным. Однако я в этом ничего странного не обнаружил. Ведь если бы кто сам пришёл к офицерам и сказал правду, то до конца службы его считали бы стукачом, заложившим товарищей. И рисковал бы он не только получить презрение всего коллектива, но и, возможно, пулю на боевых от своих же. Ведь если прознают, что ты стукач, то это фактически смертный приговор на боевых. При подобных обстоятельствах поступить честно — значило бы поступить действительно смело, но таких не нашлось во всей роте.
Неуставщина была перевезена из мирного Союза сюда в огонь Афганистана и тут отлично прижилась. Все эти полууголовные отношения между призывами сохранились почти нетронутыми, а близость боевого оружия приводила, порой, к трагическим последствиям.
Нашумевший случай произошёл в артполку нашей гвардейской дивизии, который стоял на кабульском аэродроме. Там трое крепких спортсменов-разрядников держали в кулаке всю роту. Как-то вечером они дали задание молодому:
— К утру нас должна ждать яичница! Выполняй!
Молодой ушёл. Он понимал, что раздобыть яйца в Кабуле — это совсем не то, что в Витебске. Это значило одно — надо ночью идти в город и грабить духан. Тогда молодой взял автомат и вернулся к дедам. Однако на месте оказался лишь один — боксёр-разрядник, который валялся на своей койке. Увидев, как молодой передёрнул направленный на него автомат, боксёр мгновенно понял что это — конец. Пытаясь спастись, он встал на колени и начал просить прощения. Но каяться уже было поздно. Молодой всадил в него всю обойму. Никто из находящихся рядом в этот момент даже не двинулся с места и не произнёс ни слова. Пристрелив первого, молодой пошёл охотиться за двумя другими. Но те, заслышав, что произошло, разбежались: один из них быстро спрятался в укромном месте, а другой вчистил спасаться в горы, и его там искали больше суток. Не найдя остальных, молодой пошёл к комбату и сдал оружие.
По этому делу организовали показательный суд.
— Суд разобрался что к чему, и молодого оправдали. А дедам дали срок за издевательство, — доводил до нас результаты судебного разбирательства Хижняк. — Так что делайте выводы сами!
Правда, позже от одного солдата из артполка я узнал другое: тому молодому всё же присудили четыре года. Одного деда, который удрал в горы, отправили в дисбат, а другого на комсомольском собрании с "позором" выгнали из рядов ВЛКСМ.
В нашем 1-м батальоне тоже чуть было не произошло крупное ЧП. Один молодой взял пулемёт, поднялся на чердак казармы, залёг там в изготовке и стал ожидать построения роты, чтобы перестрелять всех своих обидчиков одним разом. Просто чудом удалось избежать трагедии: бунтаря заметили прежде, чем рота построилась, и его увели с чердака.
— Смотрите, — предупреждал Хижняк дедов. — Вы тут не здоровьем рискуете — жизнью. Пошлют нас на боевые — так все не вперёд, а назад глядеть будете: не метит ли там молодой в спину. Вы тут не воображайте — уже сколько таких случаев было. Что ни боевые — так находят солдат убитых своими же, с дырками в спине. Оно же ведь сразу видно: пуля со смещённым центром — из АКСа, у душманов таких автоматов нет. Начнут разбираться — оказывается, "случайно" выстрелил молодой с того же взвода. Вот и гибнут так ни за хрен. А ведь до дома-то им остаётся всего ничего — месяц-другой. И всё — законопатят в цинковую упаковку и посылкой отправят домой к маме. Но знайте — в таких случаях уголовное дело даже не возбуждается: значит, сам виноват, что довёл парня. Так что думайте сейчас — потом уже поздно будет.
Эпизодически ротный боролся с проявлениями неуставщины в роте, чтобы каждый стирал только своё хэбэ и мыл только свой личный котелок. Однако все эти непродолжительные кампании Хижняка по искоренению неуставных отношений только порождали дополнительные трудности для молодых: им приходилось специально вести наблюдение за ротным, дожидаясь, когда он отвлечётся и, улучив момент, передавали котелки через окно наружу, и, быстро помыв, передавали обратно в окно.
Нетерпимое отношение к дедовщине у ротного было не просто обязанностью по долгу службы, а имело и личные мотивы. В отличие от большинства других офицеров, которые поступали в рязанское училище сразу после школы и, таким образом, получали офицерские погоны, так и не побывав в шкуре солдата, военная карьера Хижняка началась с рядового. Он попал служить в Молдавию в так называемую "пьяную дивизию". Такому названию воздушно-десантная дивизия, расположенная под Кишинёвом, была обязана дешёвому и легкодоступному самодельному вину, которое водилось почти в каждой хате — местные жители выращивали виноград, и вина там хватало всем. По этой причине "пьяная дивизия" пользовалась заслуженным уважением среди десантников, и все стремились туда попасть. А бухали там воины по-чёрному.
