Приложение 1
Детскому реабилитологу, желающему помогать раненым воинам (физически и морально)
Ты говоришь, что хочешь каким-то образом помогать воинам, вернувшимся с фронта, но переживаешь, что твоя специализация ориентирована на детей с ограниченными возможностями. Хотя ты изучаешь нейробиологию, но ты не работала со взрослыми.
Если понимать саму идею, то можно найти применение себе: понять, как правильно помочь людям, найти, к какому звену в этой цепочке можно примкнуть. Важно потихоньку выстраивать с человеком новую доминанту. На первых порах будет уместно просто делиться примерами и немного рационализировать опыт. Что их объединяет, какие у них были принципы, как их можно переложить на конкретного военнослужащего. И так помогать ему строить дополнительный этаж личности, на основе которого он сможет перестроить своё восприятие травматического опыта. Человек, у которого проявляются ценности культуры, мировоззрения, веры, сам выходит в посттравматический рост.
Важно объяснить человеку, что, хотя нежелательные поступки и были в его жизни, всегда есть покаяние. Если сложилось так, что его оружие пресекло чью-то жизнь, он может молиться за убитого. Если так сложилось, что зло нужно остановить, значит, его нужно остановить, но человек не должен при этом становиться зверем.
Приведу в пример уже упомянутый в нашей книге автобиографический роман Эрика Ломакса «Возмездие». Во Вторую мировую войну он был в плену: японцы нашли у него радио и зарисовку железной дороги и, думая, что он участник шпионской сети, пытали его. Они не внимали его объяснениям, что радио работает только на приём, а не на передачу данных; во время допросов он сжимался в комок. Как можно понять из его записей, когда уже дома супруга обращалась к нему с бытовыми вопросами, у него включался комплекс переживаний, сформированных во время плена. То упорство, которое выработалось в нём во время допросов, включалось и в тех ситуациях, когда нужно было прислушаться к супруге, к собеседнику.
Он говорил, что ему помогла только одна женщина, причём помогла не в силу своих профессиональных достижений — она сама пережила кризисные дни и работала на линии помощи людям, пережившим плен. Благодаря ей он увидел, что его история не тонет среди прочих. Когда работает профессионал, у человека может возникнуть ощущение, что он просто некая статистическая единица, точка приложения различных технологий, деталь в конвейерном процессе. А тут он впервые встретил человеческое отношение, сопереживание, и ему хотя бы отчасти стало легче.
Он вспоминал японца, который был переводчиком во время допросов, его голос всё время звучал в его голове. Тут он узнаёт, что этот японец жив, и едет его убивать (в те годы система безопасности в аэропортах ещё не приобрела современный вид — были случаи провоза оружия). Но этот японец оказался готовым смиренно принять смерть, потому что осознал, что его участие в той войне было ошибкой. В качестве некоего искупления он решил быть экскурсоводом в тюрьме, где японцы содержали военнопленных и способствовать тому, чтобы этот ужас больше не повторился. Когда Эрик Ломакс хотел его убить, японец был готов встретить смерть, и это смирение тронуло Эрика настолько, что он изменил своё решение. Что интересно: камень, который лежал у него на душе тридцать лет, в одно мгновение свалился. Он подружился с японцем, они стали переписываться. На могиле Эрика Ломакса сделана надпись: «Ненависть не может быть вечной».
Эти примеры хорошо бы показывать и с духовной стороны, которую можно стараться объяснять современным рациональным языком. Это не значит идти протестантским путём, где пытаются догматы вывести из математики. Нужно показать, что евангельский подход действительно работает в жизни. Евангельские принципы подтверждаются конкретными
