И уже ближе к ночи мы узнаем причину сепарского обстрела — зашедшие еще с прошлой ночи и забазировавшиеся на «Банане» два танка из «семьдесятдвойки» за шесть выстрелов разнесут колонну возле опорника сепаров перед промзоной Докучаевска, а потом еще за шесть — дом, в котором обосновался КСП сепарского батальона. САУ снова рявкнут и завалят «Банан» стадвадцатидвухмиллиметровыми снарядами, но танки в этот момент уже уйдут обратно в сторону А.
На «Банане» будет двое легкораненых, на позициях «Кандагар», «Эверест» и «Танцор» — без втрат.
Позиционка…
Интермедия 17
Нарада в бригаде. Расширенная, то есть, сидит человек пятьдесят. Нарада идет два с половиной часа, уже нудно, кирпичный зал на первом этаже недостроя с трудом вмещает всех. Дышать нечем. Хочется курить, кофе и обратно домой. То есть, на позицию. Половина дремлет.
Комбриг: Так, последний вопрос (все облегченно вздыхают). Позавчера под Докучем расхреначили колонну сепаров. Два «Урала» и какая-то броня, штук шесть. Один «Урал» был с бэка, второй — человек двенадцать пидо… боевиков. Положили хорошо, со второго раза накрыли. По перехвату — мрак, супостат в ахере. У меня один вопрос. Кто?
Все молчат и мнутся. Замкомбрига обводит всех тяжелым взором и вздыхает.
Комбриг: Начальник артиллерии, есть что сказать?
Начарты (поднимается, одергивает пиксельную куртку): Весь бэка на складе, кроме выданного. Перерасхода нет. Учбові стрільби проводяться згідно плану на місяць.
Комбриг: Понятно. Учбові стрільби… так. Командир артдивизиона?
Комдив (всхрапывает, открывает глаза, очумело вертит головой, встает): Доповідаю. Комплектність дивізіону — сорок п’ять відсотків, дві машини не боєготові, основна потреба — стволи та ПММ, але наш гсмщик, скотина, я ж вам доповідав…
Комбриг: Короче! Ты или нет?
Комдив: Нет.
Комбриг: Понятно… таааак… командир реактивщиков?
Комбатр: Я за него! Это не мы. Нам нельзя. Но если можно, вы только скажите…
Комбриг: Ладно, ладно. Не торопись, будет и у тебя возможность. Кто остался? Командир танкового батальона?
Комбат (хмуро): Без подій.
Комбриг: Хм. Ты работал?
Комбат: Все танки стоят в А., ОБСЕ проверяет.
Комбриг: Слушай. Колонну уработали хорошо. Дело пахнет орденом. Я спрашиваю, это ты?
Комбат (про себя): Орденом… орден — это замечательно. Хотя… Орден дадут или нет — неизвестно. А звиздюлей можно прямо сейчас отхватить. (решительно) Нет. Не я.
Эта история не имеет ничего общего с реальностью и никогда не происходила в середине апреля шестнадцатого года в Волновахском районе Донецкой области.
День восемнадцатый
Раннее утро
Я подпеваю AC/DC, которые звучат из единственного работающего динамика «лендика», и листаю свои бумажки. Ведомости разложены на заднем сиденье, на коленках, и даже Президент, одетый в почти чистую застиранную горку, опасливо держит папку с накладными по вещевке и по своему обыкновению бурчит. Печка работает на полную, но из щелей военного «корча» нещадно задувает непрогревшийся апрельский воздух. Эх, хорошо, когда «зеленка» еще не поднялась… Но трава вже лезет, лезет. Далеко видно… Но и нас — тоже.
У меня отличное настроение, как бывает только утром. Я — жаворонок, и за это меня ненавидят все присутствующие в этой машине — и сонный Президент, и зевающий недовольный коммандер, и даже Ляшко, в черной куртке восседающий на переднем сиденье. Хотя Ляшко вообще должно быть пофигу — Ляшко едет в «военный отгул».
С отпусками в армии как-то сразу не сложилось. Тридцать дней на год, вне зависимости — херачишься ты с сепарами на опорнике, принимаешь на ТПУ фуру с сардинами или сидишь за столом в военкомате. Тридцать дней, а дальше — по выслуге, которой ни у кого из нас нет. А месяц — это очень мало. Это два раза по две недели минус дорога, и появляться дома раз в четыре (при удаче!) месяца — это… ну, не знаю. Раньше я как-то меньше ценил время с семьей. А теперь вот жалею, только толку с моей жалости — ноль. Раньше надо было жалеть.
Для того чтобы мозг не съехал на жопе в окоп окончательно, практикуются «отгулы». От двух до пяти дней, никого не ставя в известность, нормальные, адекватные вояки отпускаются командиром роты «передохнуть». «По гражданке», с паспортом и с наказом «не залетать». И каждый знает, что если он залетит, то следующий тупо не поедет. Да, людей очень мало, наряды тянутся уже в «три-через-шесть», но возможность побыть дома или хотя бы просто увидеть жену — это бесценно. Иногда мы не можем отпустить даже на пять дней, и тогда жены приезжают в Волноваху, снимают номер в гостинице на пару дней и встречают своих благоверных «возле паровоза».
Мы возили своих на машине.
Ветер бьет в окна, качающийся «лендровер-дискавери» вываливается из посадки на поле и, завывая на грунтовке, пылит к околице Новотроицкого. Тут по полю-то — всего километр и можно объехать по щебенке, но там мины, а тут мы сами дорогу накатали. Срезали, так сказать, в стиле ЗСУ — быстрее ехать, зато в виду сепарского опорника. Уважаемые пассажиры, посмотрите, пожалуйста, налево. Перед вами — опорный пункт «дэ-эн-эр» под нашим названием «Амонсклады», хотя в их документах он проходит как «Аммонал». Опорник населен преимущественно местными жителями, причем как с Докучаевска, так и с Новотроицкого, обустроен очень толковой линией окопов и капониров, и до нашего появления здесь туземцы лениво жили в двух зданиях силикатного кирпича, одно из которых было двухэтажным.
Потом, в декабре пятнадцатого, «семьдесятдвойка» решила подсократить «серую зону», опять же в стиле ЗСУ, и заняла «Эверест». Пару недель пехота первого батальона там позарывалась в землю, а потом выставила зброю, мощно покурила и бо́льшее здание подравняло этажностью к меньшему. Сепары обиделись и переселились в одноэтажку, а в отместку решили отравнять «Эверест». «Эверест», тогда еще богатый на людей, не согласился.
Такие взаимные обиды тянулись до марта шестнадцатого, когда уже на наши терриконы зашли мы и шестая рота «семьдесятдвойки». Шестая рота подравняла ландшафт на своем вытянутом «черном терриконе», тянувшемся с востока на запад, и заняла одну его оконечность, вступив в трехмесячную перестрелку с сепарами, занявшими другую. А мы залезли на свой отвал, огляделись, увидели здание на «Амонскладах», дымившее трубами буржуек во все окна, и радостно включили рок на СПГ. После пары удачных попаданий осколочными в окна сепары обиделись и на нас и стали переселяться в блиндажи. Теперь все копали одновременно, мы у себя, они — у себя. Наш «колупатор» к нам заезжать боялся, а их экскаватор мы испортили из 2А42 по корректировке Кости Викинга еще в марте. Короче — очередной поступок в стиле ЗСУ «копай руками, як усі» привел нас всех к одному знаменателю. Да и их подъездную дорогу мы могли при удаче простреливать ПТУРом, как и они — нашу, вот эту, по которой мы сейчас переваливались. Спасибо, дорогие туристы, экскурсия закончена, если увидите дымную полосу в нашу сторону — пожалуйста, покиньте салон. Обед будет по расписанию, то есть в четверг. Наши сотрудники желают вам приятного отдыха та янгола-охоронця.
— Я не завтракав, — мрачно говорит Президент. — Мартін, мля, ти задовбав своїми бумажками.
— Якби я тебе довбав — з тебе людина була б, — отвечаю я, продолжая листать «форму-двадцать-шесть». — У нас сверки нема, кстати, Вася.
— Шо? — Коммандер поворачивается из-за руля и стаскивает шапку.
— Сверки, говорю, нема у нас.
— С кем?
— Та ни с кем. Ни с начвещем, ни с зампотылом, ни с Викторычем, ни с СанСанычем.
— Ахренеть. За какой период?
— За весь.
— Чем нам это грозит?
