Ознакомительная версия.
Но он это счастье не отстоял, не сохранил, не достоин. Хотя уверен, что она до сих пор его любит, боготворит, в каждой молитве за него просит. И он постоянно ощущает ауру ее тепла, чувствует, что она мысленно где-то рядом… И он любит ее! Но его жизнь прошла. Пора подводить итоги. И первый жестокий, откровенный и беспощадный вопрос самому себе: а жалеешь ли ты о чем?
Конечно, жалеет, еще как жалеет. Ведь Аврора просила — достоинство береги, по-чеченски это очень емкое слово — яхь.[19] Но он не смог. Понадеялся на государство, на суд, который, как говорится, «самый гуманный и справедливый». А в итоге понял, что в полубандитском обществе живет, где спрос на бандитизм есть, регулируется и управляется. Понял, что необходимо было набраться мужества, и с бандитом поступить по-бандитски, честь свою отстоять и погибнуть в борьбе, чем теперь обо всем сожалеть, лежа в реанимации.
А потом он думает: еще живой, еще встанет на ноги — и в борьбу. А какой он ныне борец? Он, будучи молодым и здоровым, им не был. А теперь все по законам физики. И, можно так условно сказать, что из «Золотого правила механики», вытекает другой, основной закон природы — закон сохранения энергии.
Энергия неизменна, она просто видоизменяется, то есть теряет или, наоборот, приобретает работоспособность, — это называется энтропией.
На своих лекциях Цанаев это образно объяснял так: от энергии солнца и его производной — газа, чайник вскипает, а чай не пьют — вода остывает, в результате чай не получился, а вода не живая и не мертвая, она прокипяченная и, в принципе, непригодная для жизнедеятельности — как и он сам, будучи в реанимации.
Это теперь он так мыслит, что надо на террор ответить террором. И, конечно, систему ему не переломить, общество не переделать. Зато честь свою отстоял бы и сейчас бы не мучился.
А потом, как озарение или помутнение, другая мысль: неужели я смог бы стать бандитом, террористом? Что за наваждение? Откуда такие странные мысли? Как я смог бы человека убить? Террор порождает террор?.. Можно сказать, что он на смертном одре, а какие мысли посещают его? Неужели таков итог его жизни, и лишь к этому выводу он пришел, что с волками жить — волком быть?! Мысленно, хотя бы теоретически, и его заставили террористом стать, вот только так даже он — профессор — может найти какую-то иллюзорную справедливость.
Что за странные, пагубные мысли?! А ведь его дети, видимо, не зря, тоже почему-то хотят, как они говорят, свалить за бугор. С тонущего корабля бегут?
Значит, виноват он и такие, как он, — вымирающее поколение, которое развалило все? А разве он не работал всю жизнь? Ведь он ученый, известный ученый, а чуть было террористом не стал. Или это только в уме? К чему он под конец жизни пришел? Вот именно, к чему? Он родился, вырос и жил в одной великой стране — СССР, где науку чтили, почитали, восхваляли, а умирает в другой, где даже слово ученый, педагог, тем более, физик, чуть ли не оскорбление или, как сейчас принято говорить, отстой.
От этих мыслей Цанаеву не легко, а доктор говорит:
— Вы сильно нервничаете. Давление скачет. Не переживайте. Все позади.
Вот именно — «все позади»! Он еще не мертвый, но и не живой — обуза для всех. Однако, сердце еще бьется, мысль, вроде бы, четко работает, он еще хочет, и как это ни страшно, хочет жить для того, чтобы отомстить, отстоять свою честь, свое достоинство. Поздно! Поздно он это понял. От этого страдал, нервничал и никакие антидепрессанты не помогали, пока врачи не позволили пользоваться телефоном и тут, после долгого перерыва, получил сообщение: «Время и Бог — всем судья! Берегите себя! Простите меня! Аврора».
Никакие капельницы не дали бы столько сил. Конечно, Цанаев не воскрес, даже встать не может, но у жены спросил:
— Ко мне кто звонил, искал?
— Да, спрашивают, как ты, беспокоятся.
— А из незнакомых?.. Говори.
— Был один чеченец. Все звонил, даже здесь был, но врачи в реанимацию не пустили. Ты-то и говорить не мог.
— Он телефон оставил? — оживился больной.
Цанаев сам набрал номер, и как он предполагал, незнакомец сразу же сказал, что у него вопрос, только не по телефону.
— Я договорюсь с врачами, приходи, — предложил Цанаев, и буквально через полчаса к нему — посетитель.
Профессор думал, что это будет какой-нибудь бородатый представитель из Чечни, а тут молодой, современный человек — москвич, а может, даже европеец, и он, что характерно, новое поколение чеченской молодежи, которое не то что самоуверенны, а уверены в себе, словно победители. Они, в основном, малообразованны, сами это признают, но не считают это изъяном. Потому что для них сила — в силе! И этот молодой жилист, подтянут, вызывающе одет, говорит на современном чеченском, вперемежку с русским, английским, арабским и без церемоний:
— Я по делу Патрона.
— Ты его родственник?
— Я юрист. В данном случае, адвокат.
— Что хочешь узнать? — Цанаев еще тяжело говорит, но у него тоже свой интерес.
— В принципе, нам все известно. Известно, что Патрон остановился в «России». От гостиницы уехал с Бидаевым. Последний звонок к вам.
— А откуда ты все это знаешь?
— Ну, спрос удовлетворяется предложением.
— Купили?
— У нас рыночная экономика, — невозмутим молодой человек, а Цанаев о своем:
— Небось, купили у коллег Бидаева?
Вместо ответа посетитель сам задал вопрос:
— Кто такая Аврора Таусова? Ведь по ее делу Патрон приехал в Москву?
Все, что знал Цанаев, кратко изложил, а тут убийственный вопрос:
— А может, Аврора выманила Патрона в Москву?
— Исключено! — Цанаев побагровел от напряжения.
— А невольно?
— Исключено!
— Вроде она сотрудничает с Бидаевым.
— Неправда! — Цанаев дернулся, пересекло, отключился.
* * *
Позже. Как Цанаев сам определил, все он позже узнает: про себя узнает, что он просто по жизни слабак и даже умереть вовремя и как положено не смог. Ведь, может быть, так ему кажется, эта встреча тоже сыграла роковую роль в судьбе Авроры, потому что он не смог, физически не смог переубедить и доказать, что Аврора никак не могла бы сотрудничать с Бидаевым. Зато Бидаев к Авроре прилип, как сейчас принято говорить, «достал», и не то, что он мстит, или по службе, — у него сущность такая. Ведь Бидаев сам говорил, «в мире спрос на терроризм есть!» А если не будет спроса на терроризм? Бидаеву, и таким, как он, на одну зарплату жить, лямку службы тащить, то есть государство и народ охранять? Нет! Потому что спасение утопающих — дело рук самих утопающих. А спасатели нужны! Им «утопающие» нужны. И чем больше последних, тем больше должно быть первых… В общем, это почти статистика, некий научный подход, который не всегда соответствует логике жизни.
А жизнь такова, что Цанаев по-прежнему не живой — не мертвый, в постели, встать не может, да на поправку идет — уже самостоятельно ест, общается и жене своей говорит:
— Что-то ты очень озабочена, печальна. Дома что случилась?
— Ничего.
— Говори.
— Аврора была.
— Говори, — Цанаев приподнял голову.
— Оказывается, она почти месяц как в России, то в Грозном, то в Москве. Совсем сдала. Вид болезненный. И дела неважные.
— Что? — потерял терпение Цанаев.
— Ее племянника арестовали, — тут жена перешла на шепот. — Аврора говорит, что он должен был через Москву лететь к ней, в Норвегию, а его здесь посадили.
— За что?
— Вроде, здесь, в Москве, он планировал устроить теракт. Сам себя взорвать где-то в людном месте. В квартире, где остановился, нашли оружие, пояс ша-хида, еще много чего запрещенного. В общем, грозит ему теперь пожизненный срок.
— Она телефон оставила?
— Нет. И явилась ночью, без звонка… Словно сама скрывается.
— Деньги просила? — догадался Цанаев. — Дала?
— Все, что было. Даже с карточки сняла, — жена плачет. — Она просила, чтобы я тебе ничего не говорила.
— Говори, все говори, — дрожит Цанаев.
— Все рассказала… А Аврора говорит, что племянника просто подставили.
— У-у, — простонал больной. — Бидаев — сука!
— Она тоже так думает.
Наступила долгая, тревожная пауза. Цанаев обреченно вздохнул:
— Наши гроши ей не помогут.
— Может, что продадим?
— Набери Ломаева, — попросил муж.
Ломаев частенько навещал старшего товарища, всегда пытался Цанаева поддержать, взбодрить, но на сей раз он сам очень удручен, потупил взгляд.
— Что-то случилось? — спрашивает больной и видя немой ответ: — Аврора у тебя была, звонила?
— Была. Два раза.
— Деньги просила? — выпалил Цанаев.
— Нет, деньги не просила.
Этот ответ удовлетворил больного, значит, деньги у всех не просит, а у жены просила, значит Цанае-вых считает близкими.
— А что еще? Говори! — нетерпелив профессор.
Ознакомительная версия.
