На экранах телевизоров появился хорошо известный телезрителям комментатор — обстоятельный, обычно раскованный и неторопливый. На сей раз в студии напротив него сидели трое: молодая, красивая женщина с аккуратной прической — тоже хорошо знакомая эстонской публике актриса, известный журналист и… и колхозный шофер.
Именно с ним начал беседу телекомментатор.
Все трое побывали во многих странах Европы, могли рассказать о достопримечательностях Парижа, Вены, Рима, но, как оказалось, очень по-разному их видели. Актриса и журналист знакомились с жизнью, обычаями, культурными достижениями народов Франции, Австрии, Италии, вынесли немало ярких впечатлений о посещении театров, выставок, картинных галерей, вспоминали с изрядной долей юмора мелкие недоразумения и смешные ситуации, в которые они попадали за границей, и говорили они об этом непринужденно и откровенно, а третий собеседник явно волновался, часто опускал глаза вниз, путался в ответах.
Тогда, много лет назад, они были вместе — туристы из Советского Союза. И парижские улицы, Лувр, Эйфелеву башню осматривали вместе, слушали концерты, веселились — ведь были молоды, были счастливы. Полные впечатлений вернулись домой. Все, кроме него, нынешнего шофера. Он домой не вернулся…
И теперь рассказывал о своей службе на американской радиостанции «Свобода», о проверке на «детекторе лжи», о близком знакомстве с деятелями Центрального разведывательного управления США, заправлявшими всеми делами мюнхенской радиостанции.
Не сладкой вышла его жизнь в «свободном мире», не простым было и возвращение. Первую попытку сделал в Бонне. Не вышло. Из Гамбурга туристом отбыл в Хельсинки, но Финляндия без соответствующей визы не приняла беглеца — пришлось тут же перебраться в Швецию, благо туда пускали без всяких проверок. Хотел в качестве туриста выехать в СССР, подал заявление — и получил отказ в визе. Тогда обратился в советское посольство в Стокгольме. На сей раз с необычайным нетерпением ждал ответа, обдумывал дальнейшие ходы — если откажут. Двинуть в Южную Америку? Из Стокгольма в Гамбург, из Гамбурга — в Рио-де-Жанейро и Буэнос-Айрес. Порты, о которых много слышал. Слышать-то слышал, да кто его там ждет — еще одного притязателя на место под южным солнцем, которых тут и так хоть пруд пруди.
Он едва сдержал слезы радости, благодарности, умиления, когда сотрудник нашего посольства вручил ему документы и билет на теплоход «Антонина Нежданова», следовавший из Стокгольма в Таллин. Он почти бегом бежал к причальной стенке, где стояло огромное белоснежное судно под советским флагом. В три секунды поднялся по трапу. Он словно боялся, что где-то на пути к родине возникнет маленький, шустрый мистер Ралис или внушительный, рослый мистер Новак, но нет — путь к свободе, к настоящей свободе был уже открыт.
«Пять лет дадут, не больше!» — лихорадочно соображал он, сходя с судна в Таллине, сходя на преданную им, бездумно оставленную родную землю…
Он и перед камерами в студии телевидения все еще не мог снять с себя напряжения, владевшего им последние месяцы.
На другой день после телепередачи начальник колхозного гаража как бы между прочим сказал ему:
— А мы тебя вчера видели…
Райму отвел глаза.
Прошло шесть с лишним лет после возвращения «оттуда», надо бы начать нормальную жизнь, но те тринадцать лет, с двадцати шести до тридцати девяти, изломали его судьбу, необратимо извратили его психику — его давит к земле тяжкий груз содеянного, его поднимают с постели воспоминания. Он еще не может забыть ни изнурительного труда на химическом заводике в Париже и поисков работы в Гамбурге, Бонне, Мюнхене, он все еще с видом делового человека может подсчитать проценты необходимой прибыли, чтобы выстоять в конкуренции владельцев отелей, дач, ресторанов и баров на экзотическом острове Ивиса, он слышит голоса Макса Ралиса, доктора Бойтера, Джорджа Бэрри и других деятелей РС, наставлявших его искусству в ясный день наводить тень на плетень и из мелких, частных фактов, вычитанных из советских газет, делать далеко идущие антисоветские выводы…
Его научили многому, и потому он никак не может стряхнуть с себя усвоенные в капиталистическом мире привычки. «Если не можешь перехитрить друга — в бизнесмены не годишься!» — так говаривал его «компаньон» на Ивисе Блом. Но Райму, кажется, пошел дальше — перехитрил самого себя.
Как-то в газете прочитал свежие новости из Мюнхена. Круглые сутки засоряют эфир 46 мощных радиопередатчиков «бесприбыльной» радиовещательной компании «Свобода» — «Свободная Европа». В 1984 году бюджет их достиг 112 миллионов долларов, но хозяевам из ЦРУ и этого не хватило — по инициативе президента Рейгана РС—РСЕ добавили еще 21 миллион. Размах, ничего не скажешь!.. Но ведь надо оплатить новейшее оборудование, которым оснащена РС—РСЕ, надо прокормить ее 1750 сотрудников, надо раскошеливаться и на вербовку новых агентов и корреспондентов.
Сменилось руководство мюнхенской радиостанции. Исполняющим обязанности директора РС назначен опытный советолог Николас Васлеф. А бывший ее директор Джордж Бейли стал «специальным консультантом» по вопросам «пропаганды» на РС—РСЕ. Говорят, ему покровительствует сам Фрэнк Шекспир — нынешний председатель Международного совета радиовещания, куда в свое время был выдвинут директор «Свободы» Вальтер Скотт…
Влиятельные газеты западных стран не поверили в маскарад с переводом РС—РСЕ в разряд бесприбыльных компаний, финансируемых теперь из государственного бюджета США.
«Несмотря на все опровержения, тень ЦРУ по-прежнему витает над РС—РСЕ… — пишет римская «Репубблика». — Не удивительно, что люди, явно связанные с ЦРУ, по-прежнему занимают ведущие посты в администрации РС—РСЕ».
Легкий озноб пробежал по телу Райму. Он-то представлял себе, что означают эти новости из Мюнхена. Какие бы сдвиги ни происходили в отношениях между США и СССР, шпионско-диверсионный филиал ЦРУ, именуемый РС—РСЕ, набирает новые обороты. Здесь задачи остались прежние. Ложь и клевета не утратили цены.
Как это делается, он хорошо помнит. Вот сообщается в нашей печати о новых происках ЦРУ против Афганистана, Анголы, Никарагуа. Срочно забрасывается к их границам новая шпионская аппаратура, душманам, унитовцам и контрас доставляются партии новейшего вооружения. А в Черном море два американских военных корабля вторгаются в территориальные воды Советского Союза. И Райму представил, что делается в огромном здании из стекла и алюминия, стоящем в начале Английского парка в Мюнхене, где теперь размещаются РС и РСЕ. Ясно, что получили «новые направления» все службы и отделы радиостанций, темы ближайших радиопередач уточнили все редакции «Свободы» и «Свободной Европы»…
Впрочем, Райму еще не знает о важных переменах на РС—РСЕ. Например, о том, что литовскую, латышскую и эстонскую редакции перевели теперь в «Свободную Европу» — уравняли с редакциями, «обслуживающими» европейские социалистические страны: ведь американцы не признают вхождение Прибалтийских республик в состав СССР. Но суть и характер их подрывной деятельности не изменились. И кто-то опять сидит над подшивками советских газет и «исследует» их от корки до корки, выискивая факты, которые можно обратить против нас. Другие получают свои задания — разведать, внедрить, завербовать, убрать. Если кому-то и может показаться, что «эпоха шпионов» миновала, то он глубоко заблуждается. В бывшем парижском «бюро Макса Ралиса» и его филиалах в Риме, Лондоне, Мадриде, в подрезидентуре ЦРУ во Франкфурте-на-Майне, в «корреспондентских пунктах» РС—РСЕ по всему свету сидят люди, денно и нощно думающие о нас с вами, дорогой читатель, — как погуще нам насолить, побольнее нас уколоть. А еще лучше — стереть нас в порошок…
Разведчиков из ЦРУ в высоких и невысоких чинах Райму видел, как говорится, живьем. Хотя из всех их только мистер Новак с ходу признался ему, что работает в американской разведке…
Родина простила Райму. Ему не пришлось уезжать в края не столь отдаленные, он не получил назначенных самим же в горьких раздумьях о возвращении пяти лет. Учли чистосердечное раскаяние…
Он сидит напротив меня, по другую сторону полированного редакционного стола для совещаний, и нервно пощелкивает костяшками пальцев. И доверительно рассказывает обо всем, что случилось. В светло-синих грустных глазах его — сама искренность. Он очень хочет, чтоб ему верили.
Сейчас я думаю, как бы сложилась судьба моего собеседника, если б не сделал он рокового шага там, во Франции. Через пару лет он наверняка окончил бы технологический институт рыбной промышленности. Может, появился бы со временем и вкус к общественной деятельности. Стал бы инженером-технологом, показал бы себя на хозяйственной или иной работе. Наладились бы отношения в семье…
