По привычке она свернула в сторону крытого рынка, ведь здесь ей приходилось бывать чаще всего. По этой улице она каждое утро спешила с кошелкой, сумкой и оттуда тащилась домой.
В ворота рынка сплошным потоком входили и выходили люди, от них рябило в глазах. У самого рынка, на грязной площади, — свежие могилы. Здесь, недалеко от овощных рядов, похоронили убитых во время недавних боев.
До сих пор ей как-то не удавалось внимательно осмотреть могилы — она ведь всегда спешила. Теперь подошла к ним вплотную и осмотрела все подряд. На некоторых даже лежали цветы, ведь все похороненные здесь жили в этом же районе. Значит, их родственникам недалеко носить цветы. Бабушка рассказывала, что здесь похоронена девушка, которая жила совсем рядом с нею, в соседнем доме. Ее убили на площади Ференца Листа, когда она несла домой хлеб. Несколько дней труп ее лежал на площади, даже хлеб никто не взял. Потом кто-то догадался покрыть убитую серой оберточной бумагой.
Какая она из себя, как звали ее? Элфи не знает, Бабушка тоже. Она, Эльвира Варга, тоже во время боев носила хлеб, даже помогала продавщицам из продмага. В нее тоже могла угодить шальная пуля, как в эту девушку. И тогда она лежала бы здесь, возле рынка, и на ее могиле было бы написано: «Эльвира Варга, 15 лет от роду». И люди иногда останавливались бы возле ее могилы и жалели, что она так рано умерла. А ей уже было бы безразлично, что они думают. Тому, кто умер, все равно. Он не услышит ни шума, ни разговоров на рынке.
Над площадью нависла декабрьская холодная мгла. Здесь пострадал всего один дом, причем еще не достроенный. Как странно! Еще не построен, а уже наполовину разрушен. Снаряд разворотил недавно выложенные кирпичные стены. Из груд развалин торчат бревна и доски, валяются ящики с раствором. Вокруг стоят старые, почерневшие от времени дома. На некоторых из них — следы ран, полученных еще во время осады. Потому что пробоины заделывали на скорую руку, чтобы в домах можно было жить, не особенно обращая внимание на красоту. Но, тем не менее, они стоят, прочные стены их хранят тепло домашнего очага, на окнах занавески, люди создают себе уют.
Только ей, Элфи Варга, не найти уюта ни в одном доме Будапешта… Ее никто не ждет. Нет уголка, который бы она могла назвать своим. Да, ей негде преклонить голову. Она вроде того недостроенного дома. Он еще не готов, но уже разрушен в результате прямого попадания снаряда.
В ворота рынка с шумом и грохотом въехала грязная грузовая машина. В кузове в пять рядов возвышаются клетки с птицей — курами, гусями, утками. За ней, запыхавшись, бегут женщины, чтобы первыми быть в очереди, где она остановится. Сколько раз бегала и она!
— Хэлло, Элфи! — внезапно окликнул ее чей-то знакомый голос, и тут же кто-то хлопнул ее по плечу.
Это была Бэби Нейлон, собственной персоной, королева стиляг с накрашенными ресницами. Узкая юбка туго обтягивала ее стройные ноги. Она была так элегантна, что, казалось, все затмила собой на этой хмурой, серой площади. Контрастно выделялись ее желтая шуба с черными, как у тигра, полосами, и яркий шелковый платок с нарисованными на нем пальмами, неграми в красных шапках, жирафами и горбатыми верблюдами. Она, видимо, шла из парикмахерской. Элфи сразу заметила это: волосы тщательно уложены и отдают таким знакомым теплым запахом.
Чтобы прервать неловкое молчание, она тотчас заговорила:
— Я надеялась встретить тебя в салоне. Твой босс думает, что ты сбежала… Я завивалась у вас. Целых десять форинтов дала на чай. Слыханное ли дело? А с тобой что стряслось, дорогуша?
Элфи все еще не произнесла ни звука, да она и рот не успела бы открыть, как ее перебила бы ни на минуту не умолкавшая Бэби.
— Погорела, а? Пошли, я покажу тебе свою берлогу… Ты такой квартиры в жизни не видывала.
И она, подхватив Элфи под руку, стремительно рванулась вперед. Можно было подумать, что с нарисованных на платке Бэби тропиков подул сильный ветер, увлекая Элфи за собой.
— Я сказала твоему боссу, что ты и не думала бежать, у тебя пороху на это не хватит… Малышей нянчишь, да? Послушай, перебирайся ко мне, ей-богу, места хватит. Ты ведь знаешь, со мной можно ладить. Мой кавалер бывает у меня раз в неделю, а то и реже. Но он не помешает. Это не тот, у которого лошадиная морда, не бойся… Этот вполне приличный парень. Пуби уехал. Мой новый поклонник богатый малый, на своей машине ездит…
В этом районе Элфи знает каждый дом, каждый камень. Тем не менее, пока они шли по этой маленькой улице к квартире Бэби, Элфи ничего не узнавала. Словно какой-то волшебник преобразил весь Седьмой район. Как знакомы эти узкие, тесные улочки! И в то же время кажется, будто она здесь впервые. И вон тот дом на улице Клаузал. Высокий, в современном стиле дом со множеством балконов, и вместе с тем он уже стар, облупился, штукатурка осыпалась, лестница завалена мусором. О чем болтает всю дорогу Бэби? Можно сказать, обо всем на свете, одним словом, все, что знает о себе самой. Когда они вошли в квартиру, Элфи имела уже полное представление обо всем. Бэби вместе с Пуби — ее кавалером с «лошадиной мордой» — заняла эту квартиру явочным порядком. Потом порвала с Пуби — он сейчас в Вене — и познакомилась с другим мужчиной, с шофером, который зарабатывает массу денег, так как возит беженцев на границу, а то и дальше. Он уже и сам три раза успел побывать в Вене, привез кучу вещей. Но оставаться там пока не имеет смысла, потому что сейчас красота, дела идут превосходно: беженцы отдают ловкому, знающему все ходы и выходы человеку все свое состояние, лишь бы он доставил их до границы и переправил в Австрию. Сами они всегда успеют бежать! Могут сняться в любую минуту, стоит только захотеть. Но зачем спешить, черт возьми, если имеешь такую шикарную квартиру, да еще полную всякого добра?
Бэби показала Элфи в своей «берлоге» все. Но Элфи, по правде говоря, ничего не видела, она никогда потом не смогла припомнить, что представляла собой квартира Бэби Нейлон. В комнате было жарко, воздух спертый, масса мебели: стулья, шкафы, сундуки, ковры, картины. Негде было повернуться, трудно было дышать. Элфи буквально задыхалась. Квартира состояла всего из одной комнаты, передней, большого балкона и крохотной кухни. В ванную комнату не войдешь — она доверху забита всевозможными вещами, одеждой, отрезами. В передней на красном шкафу громоздились куклы, поломанные детские игрушки, машины, безглазый мишка. У отца Элфи на Пашарете тоже много мебели, но там совсем другое. А здесь все столы завалены тарелками и банками с остатками варенья.
Бэби предложила ей варенья, рассказывая при этом, что все вещи достались ей вместе с квартирой. Прежний хозяин сбежал, все бросил, даже масло в кладовой, целый бидон. Затем стала угощать сигаретами, но Элфи отказалась и от варенья и от сигарет. Она испытывала отвращение к варенью, точно так же, как и к сигаретам. Ведь она никогда еще не пробовала курить. Бэби с ногами забралась на тахту, ее тоже пригласила прилечь. Но Элфи продолжала сидеть у стола на мягком стуле и молчала. Бэби до сих пор не обратила внимание на то, что Элфи молчит. Да и немудрено, ведь она не дает ей ответить ни на один из своих вопросов. В том числе и на тот, согласна ли Элфи переехать к ней жить. Неужели Бэби сказала это серьезно? И да и нет. Бэби, наверное, не сомневалась, что Элфи все равно не переедет. Но если бы Элфи приняла ее предложение всерьез или же, молча согласившись, взяла и осталась здесь, то Бэби восприняла бы это как должное. По крайней мере было бы с кем поболтать, а там хоть трава не расти, что будет потом — ее не интересует.
Сегодня утром Элфи вышла из дому с намерением идти куда глаза глядят, ей все равно, убьют ли ее ночью или посадят в кутузку. Она ничего не имела бы против того, чтобы умереть, чтобы ее похоронили возле крытого рынка, или чего-нибудь еще в том же роде. Но сюда не пришла бы жить. Об этом даже страшно подумать. Что за жизнь у этой Бэби! Какая она сама! А она, Элфи, еще поссорилась из-за нее с Арпадом. Да, он был прав: такая жизнь для девушки хуже смерти.
Она молча смотрела на Бэби, развалившуюся на тахте. Элфи почувствовала, как ее охватывает какой-то страх. Но почему ей стало страшно, она не Знала. Ведь Бэби не собирается обижать ее, наоборот, скорее добра к ней. И все же она со все возрастающим страхом смотрела на нее, как на смертельно больного, обреченного человека, которому уже никто и ничто не может помочь.
Она не переставая думала об этом, не слушая, что говорила Бэби. Лишь изредка доходил до нее смысл ее слов. Бэби все говорила и говорила. Теперь уже не только о себе, ведь уже все пересказала. Больше того: Элфи сама убедилась, какая Бэби богатая, чего только у нее нет! Пожалуй, она считает, что Элфи онемела от восторга и готова умереть от зависти, глядя на ее счастье, как тогда, когда Бэби ходила в школу танцев, а Элфи еще не пускали. Да, она наверняка думает так, но Элфи и не пыталась разуверить ее. Зачем? Бэби все равно не поняла бы, что она не только не завидует, но и питает к ней отвращение, смешанное с жалостью. Бэби как раз доказывала, что все люди на земле или злы, или глупы. Идиоты или подлецы. Так и сказала. Из катавасии, разыгравшейся в октябре, Бэби извлекла двоякую выгоду. Во-первых, приобрела эту квартиру. Но это еще не столь великое счастье, ведь она и сама понимает, что квартиру ей не удержать надолго. Ну и плевать на нее! Она нужна мне, говорит Бэби, как собаке пятая нога. Все равно уезжать придется. Во-вторых же — и это более существенно — подтвердилось, что она была права. И в самом деле: теперь для всех очевидно, все видят, что люди лишь внешне выглядят добрыми, порядочными, а в душе они хуже зверей. Так она и сказала!
