— Бросить пульверизаторы!
Охотники за головами побросали автоматы так, словно оружие жгло им руки.
— Поднять лапы, живо! — продолжал тот же голос.
Три пары рук взлетели вверх. Потом вышли Порта с Легионером. Порта нес на ремне тяжелый ручной пулемет.
Легионер пнул обер-лейтенанта.
— На колени, сукин сын. Сейчас тебе достанется на орехи.
Грузный офицер, пыхтя, опустился на колени.
Двое младших командиров получили от Малыша по физиономии.
— Это касается и вас!
— Оставь их! — приказал лейтенант Ольсен.
— Вы за это поплатитесь, — пригрозил обер-лейтенант, даже не пытаясь скрыть ярость. — Узнаете, что нападение на полицейского вермахта при исполнении служебных обязанностей карается смертью в соответствии с девятьсот восемьдесят седьмой статьей.
— Насколько мне известно, дезертирство карается военно-полевым судом и повешением, — сухо ответил лейтенант Ольсен.
Полицейские не подозревали, что нам рассказала Мария, тем более что она находится с нами.
Мария побывала у них в руках. Слышала, как они обсуждали переход к русским под видом обыкновенных пехотинцев. Цель их заключалась в том, чтобы оказаться в тылу наступающих русских и сдаться, выдав себя за коммунистов. Они блестяще подделали документы. Обсуждался так же переход через Карпаты на Балканский полуостров. Мария знала, что в карманах у них полно незаполненных путевых предписаний с поддельной подписью генерала. У обер-лейтенанта было особое предписание, которое открыло бы многие двери и устранило самые сложные препятствия для всех троих.
— Стало быть, слезли с этой ассенизационной повозки! — понимающе спросил Порта, кольнув обер-лейтенанта боевым ножом.
У того из горла вырвался булькающий звук.
— Ты за это поплатишься!
— Неужели? — усмехнулся Порта. — Поплачусь я или нет, выяснится еще до рассвета, но к тому времени, мой мальчик, ты определенно будешь трупом. Малыш прямо-таки жаждет разрешения удавить тебя.
— Замолчи, Порта! — прикрикнул лейтенант Ольсен. И лаконично приказал: — Обыщите их.
— Протестую! — завопил обер-лейтенант. — Это оскорбление офицерской чести.
— Нет-нет, — пробурчал Малыш. — Это подготовка к повешению.
Порта злобно засмеялся.
— Надо полагать, вам кажется странным, что жертвами на сей раз оказались вы. Будьте уверены, мы все сделаем на совесть, ничего не упустим. Вам позволят встать, когда Малыш станет вас душить. Он будет пользоваться проволочной удавкой, держа вас минимум в десяти сантиметрах над землей, пока ваш последний вздох не взлетит к облакам.
— Порта, я велел тебе молчать, — резко произнес Ольсен.
Старик подал ему бумаги, которые мы нашли у полицейских, в том числе три незаполненных бланка предписаний с генеральской подписью.
— Что ж, все ясно, — сказал Ольсен, помахивая компрометирующими бумагами. Голос его звучал устало.
— Можно теперь удавить их, герр лейтенант? — усмехнулся Малыш. И вытащил из кармана длинный кусок стальной проволоки с деревянными ручками на концах.
Лейтенант Ольсен вспылил.
— Ты их не тронешь. Все трое отправятся с нами к нашим позициям. Я не допущу так называемого военно-полевого суда. Имей это в виду, — угрожающе добавил он.
Хайде и Толстяк получили приказ отвести трех пленников к бронетранспортеру, там им связали руки за спиной.
Пленники увидели Марию и побледнели. Она медленно подошла к ним, остановилась перед грузным офицером, плюнула ему в лицо и прошипела:
— Черт!
Мария познала его любовь в заброшенной лачуге неподалеку от грунтовой дороги. Он едва не задушил ее, когда она отказалась уступить. Грубо полез ей под платье. Пыхтел и пускал слюну, терзая ее тело. Впивался зубами ей в грудь. Однако он не был извращенцем. Был толстым, тупым пентюхом в офицерском мундире, кипевшим похотью. Животным в человеческом облике. Не больным животным. Не сексуально патологическим типом. Просто тупым и неопытным.
Утолив похоть, он отдал ее своему штабс-фельдфебелю.
Мария не сопротивлялась.
С толстых губ штабс-фельдфебеля срывались истертые слова любви. Он считал их необходимой частью изнасилования.
Мария тем временем лежала как мертвая.
Ее вырвало. Это было хуже, чем с партизаном-сержантом. Сержант был горячим, неистовым. Штабс-фельдфебель — противным, отталкивающим. Мразью.
Рослому, широкому штабс-фельдфебелю ударил в затылок брошенный камень.
Мария захохотала, как гиена.
Малыш подал ей еще один камень.
— Швырни ему в рожу.
Мария согнулась, заплакала и выпустила камень из руки.
Малыш потряс головой: ему было непонятно, как это Мария не хочет его убить. Пожал плечами и дал ему такого пинка, что он повалился ничком. Постоял, глядя на грузную тушу. Потом примерился и спокойно, расчетливо ударил лежащего ногой в пах.
Протяжный, звериный вой поднялся к вершинам деревьев темного леса. Крупное тело выгнулось, будто натянутый лук.
Подбежал Ольсен. Он был в бешенстве. Малыш, стоя по стойке «смирно», выслушал поток ругательств.
Обер-лейтенант, сидевший со связанными руками на земле возле бронетранспортера, негодующе заверещал:
— Это пытка. Извращенный садизм. Но я добьюсь, чтобы этого человека казнили. Он избил моего штабс-фельдфебеля. Вы за это поплатитесь.
Этому ослу никто не потрудился ответить. Если мы доберемся до нашего полка, с ним и двумя его подчиненными разговор будет коротким: дезертирство, подделка документов и трусость в бою.
Исчезновение пленников обнаружил Старик. Это произошло на рассвете. Мы были потрясены, узнав, что случилось.
На посту стоял Толстяк. Его нашли лежавшим без сознания у дерева, к которому были привязаны пленники.
Лейтенант Ольсен взорвался. Учинил нам допрос, но Толстяк мог только сказать, что внезапно упал. Начал всхлипывать, когда Ольсен пригрозил ему трибуналом за сон на посту. Обливаясь слезами, он клялся, что не спал. Все его свиное тело тряслось от приступа ярости Ольсена.
— Должно быть, удрали, — усмехнулся Малыш, взглянув на Порту с Легионером; оба они грызли турнепс, между ними сидела Мария.
Старик поднял взгляд и внимательно оглядел всех четверых. Не говоря ни слова, кивнул, взял на ремень автомат и пошел в лес.
— Ты наш друг, так ведь? — крикнул вслед ему Порта.
Старик молча обернулся. Потом пошел дальше.
Когда мы заканчивали загрузку бронетранспортера, Старик вернулся.
— Видел что-нибудь? — с любопытством спросил Ольсен.
— Да, — ответил Старик отрывисто, уставясь на Порту и Малыша, игравших у бронетранспортера в кости. Каждый удачный бросок сопровождался громким смехом.
— В чем дело? — спросил Ольсен, посмотрев туда же.
— Точно не знаю, — ответил Старик.
К ним неторопливо подошел Легионер. Он чистил ногти длинным мавританским ножом.
— Что случилось? — спросил он. С его узких губ свисала сигарета.
— Ты вставал ночью? — спросил Старик.
— Само собой, — ответил Легионер. — Я каждую ночь встаю прогуляться.
— Ничего не заметил?
— Нет. Был слишком сонным, — засмеялся Легионер.
— Мария была поблизости от тебя?
— Да, лежала между Портой и мной. — В его голосе слышалась легкая угроза. — А какого черта ты разыгрываешь из себя гестаповца?
— Я нашел пленников, — ответил Старик.
— Что ты сказал? — ахнул Ольсен.
— Ну и прекрасно, — усмехнулся Легионер, подбросив и поймав нож. — Думаю, в таком случае их надо повесить.
— Невозможно, — тихо ответил Старик. — Они уже мертвы.
Лейтенант Ольсен побагровел.
— Покажи мне тела, и да поможет Бог тому, кто это сделал!
Все мы, кроме Толстяка, пошли в лес.
Мы нашли три тела неподалеку. По их синим лицам ползали муравьи. На остекленевшем глазу обер-лейтенанта сидела, потирая лапки, мясная муха. Тела представляли собой жуткое зрелище.
Порта нагнулся над вспоротым животом обер-лейтенанта.
— Это их партизаны, должно быть.
Старик понимающе посмотрел на него.
— Я тоже так подумал, но когда увидел, что у двух трупов во рту, вспомнил рассказ Марии, и у меня возникло жуткое подозрение. — Посмотрел на Легионера и, отчеканивая каждое слово, продолжал: — Разве не так поступали женщины в горах Риф?
Легионер широко улыбнулся.
— Да, русские партизаны, кажется, научились кое-чему.
Лейтенант Ольсен глубоко вздохнул и положил руку Старику на плечо.
— Будем считать, что это сделали партизаны. Эти трое ухитрились убежать и угодили им прямо в лапы.
Старик кивнул и прошептал:
— Какими скотами могут быть люди!
Малыш заорал так, что его могли услышать за несколько километров:
— Эти партизаны — грязные типы!
Старик подскочил к нему и схватил за шиворот.
— Еще раз разинешь пасть, пристрелю на месте!
