В одном из боев Пасюга был тяжело ранен. К нам прибыл новый комиссар Семенишин.
Вот Пинщина… Январь 1944 года. Холода, а болота не замерзли. Тащимся еле-еле с обозом раненых. Просим у Большой земли самолет. Раненые связывают нас по рукам и ногам. Трудно маскировать колонну. То и дело налетают «юнкерсы», воют, бьют из пулеметов, сыпят бомбы. А нашего самолета все нет и нет.
Останавливаемся в большом селе неподалеку от городка Столина. Здесь еще партизанами Сабурова была оборудована посадочная площадка. По приказанию майора Чепиги передаю в штаб свои координаты и сигналы для посадки самолета. И в ответ радостное: «Встречайте, жгите костры…» Заготовили для костров сухого валежника. Раненых подвезли на подводах ближе к площадке. Вокруг расставили усиленные посты.
Я написала отцу письмо и крутилась возле аэродрома — хотела переслать письмо с летчиком, В два ночи послышался гул. Сразу запылали костры. Взвилась красная ракета, потом — зеленая. В темном небе самолета не было видно, приближался только рев моторов. И вот стальная птица мелькнула в неверном свете костров. Как вихрем взвились горящие сучья, ветром сдуло костры. Мчусь на костылях, стараясь обогнать других. Но из самолета уже летят мешки и пакеты, выпрыгивают летчики. Дорогие посланцы Большой земли попадают в партизанские объятия. Тут же началась погрузка раненых.
Улучив момент, я подбежала к летчику, сунула треугольник письма. Тот шутливо приложил руку к шлему.
— Есть, мальчик! Непременно отошлю родителям.
Захлопнулись двери, вновь вспыхнули костры. Взревели моторы, и самолет покатился по полю. Прибавив обороты, он пошел на взлет. Холодный, хлесткий ветер ударил в лицо. Защемило сердце. Стало пусто на душе. Так бывает, когда прощаешься с дорогими людьми.
* * *
Наше соединение двигалось в полосе предстоящего наступления войск Красной Армии. Мы нарушали вражеские коммуникации, собирали разведданные, с боями продвигались к Западному Бугу.
Начались стычки с буржуазными националистами. Бандиты действовали хитро, коварно, по ночам. Они нападали из-за угла, вырезали бойцов диверсионных групп, скрываясь от возмездия.
Шел снег с дождем. На колеса телег накручивалась грязь. У нас ощущался недостаток в боеприпасах. А тут еще беспокоили бандеровцы. Они шли за нами по пятам, и стоило остановиться на привал, как в подразделениях пропадали лучшие верховые кони.
1 марта 1944 года наше соединение расположилось на отдых в селе Воегоще, возле которого нам попытались навязать бой бандеровцы. Но к селу подошли два соседних партизанских отряда. Увидев, что партизан много, бандиты сразу же разбежались.
Во время переходов наше соединение пополнялось людьми. Его численность достигла 700 человек. У нас было 25 пароконных подвод и до 200 верховых коней.
В соединение влились новички. В основном это были молодые ребята, знавшие польский язык. Из новичков сформировали роту. Ее командиром назначили Григория Козыру. Это — опытный и храбрый инструктор-минер, возглавлявший диверсионные группы. Теперь он не жалел сил, обучая ребят военному делу. Однако и ребята не остались в долгу. Многие из них умели плести лапти. Хорошие лапти не пропускали воду и холод, были легки и удобны в походе, не натирали ноги. У нас образовалась потом даже лаптевая мастерская, и каждый партизан держал пару лаптей про запас.
В походе нелегко было радистам. Мы навешивали на себя и рацию, и оружие. От тяжести я стирала костылями кожу под мышками, порой выбивалась из сил.
Однажды во время остановки мы разбили палатку и стали передавать скопившиеся радиограммы за те дни, когда по пятам шла банда и нам приходилось отбиваться от нее. И вдруг движок заискрился — треск, грохот — полетел маховик. Женя Харин кинулся искать и нашел в снежной каше его половинку. Запасного маховика у нас не было. Чепига обругал на чем свет стоит, под конец плюнул и приказал:
— Чтобы связь была!
Мы и сами понимали, как важна была связь с Большой землей, особенно в эти тяжелые дни. Пошли за советом к начальнику штаба. Мы знали: в семнадцати километрах действовал партизанский отряд Санкова. А в том отряде моя подружка — радистка Ада Паршина. Она-то выручит. Но на пути в отряд могли встретиться бандиты. Риск, конечно, был. Но ведь интересы дела — выше всего. Транквилицкий согласился отпустить нас с Женей и еще трех разведчиков. Мы сели на коней и пустились галопом.
Ада с разрешения командира дала нам два неисправных движка с маховиками и даже запасные к ним щетки. Так же наметом прискакали мы домой, всю ночь монтировали привод, а к утру рация была готова. Чепига так и не знал, как нам удалось наладить связь.
Утром в селе Лучицах разведчики задержали двух молодых женщин, пытавшихся поджечь дом. Жители села опознали в них соучастниц свирепой банды «Мазепа». Одна из женщин пыталась бежать, но ее сразила партизанская пуля; другая, по имени Галя, — раскаялась, согласилась нам помочь. Комиссар Семенишин и командир роты Козыра с группой партизан повели ее на бандеровскую явку. От неожиданности бандиты побросали оружие, указали места, где были устроены склады с боеприпасами и продовольствием. Нам досталось около 30 пароконных подвод и другие трофеи, в том числе динамо-машины, типография и бумага. Отныне мы могли выпускать свою газету. Часть продуктов раздали голодающему населению.
Бандиты держали население в страхе, измывались над семьями красноармейцев и партизан, нападали на подразделения. В одном селе нашу колонну обстрелял с чердака пулемет. Партизаны кинулись к дому, забросали чердак гранатами. Но четырех человек потеряли и мы.
Схватки с бандитами, постоянные бои с карателями изматывали силы. И все же мы добрались до Буга. Место переправы было лесистое. Мутная весенняя вода шумела и билась о корни верб и ольхи. Распрягли лошадей, повозки вкатили на плоты.
— Похлеще Днепра… Вишь, бушует, — заметил Женя Харин, втягивая шею в воротник шубейки.
Костыли я приладила за спину, как ружье. В случае чего руки свободны, попробую доплыть.
Один за другим плоты отчалили от берега. На середине реки течение подхватило их и стало разворачивать. Ребята налегли на весла. Мне показалось, что наш плот вот-вот опрокинется, скроется под водой. Но два ряда толстых бревен, крепко связанных поперечными лесинами, надежно держали его на воде. Послышались голоса разведчиков, которые переправились первыми:
— Кидай конец, а то унесет! Помогай веслами!
Плот резко ударился о берег, затрещал. Я испугалась: не разбить бы рацию. Стоявший рядом партизан подхватил меня на руки:
— Держись за шею! Выберемся!
Так мы вступили на польскую землю. Здесь встретились с партизанами из бригады имени Ванды Василевской. Они вызвались сопровождать наши диверсионные группы к железным дорогам. Под откос полетели вражеские поезда. Особенно усердствовал минер Сережа Бенционов. 27 апреля он рванул эшелон у станции Парло. Через день на том же перегоне его группа уничтожила состав с техникой. На участке Брест — Лукув группа минеров Бориса Сахневича разгромила два эшелона с танками.
В ночь на 24 апреля самолеты сбросили ценный груз — мешки с взрывчаткой, боеприпасами, продуктами, медикаментами, топографическими картами. Мы, конечно, были рады безмерно.
Шли на запад по польским дорогам и лесам. В Ольховке наткнулись на карателей, занимавшихся грабежом. Вместе с бригадой имени Ванды Василевской, вслед за нами вступившей в село, мы перебили всех карателей, а награбленное ими добро раздали населению. Слух об этом распространился далеко за пределы Ольховки. Теперь нас все чаще стали встречать с пышными караваями, угощали молоком и салом.
В мае по приказу Украинского штаба партизанского движения мы направились в Янувские леса. Благополучно перешли шоссейную дорогу Варшава — Люблин и остановились на дневку в селе Ромблув. Но отдохнуть нам не дали какие-то вооруженные люди. Чепига приказал занять круговую оборону и на огонь не отвечать. Примерно через час показались два офицера в польской форме. Они несли белый флаг. Чепига и Николаенко вышли навстречу. Поляки пригласили на переговоры в свой штаб, расположенный неподалеку в селе. Ничто, казалось, не предвещало плохого, и командир согласился. Он считал, что переговоры позволят обрести настоящих боевых друзей. Но прошел час-другой, а Чепига и Николаенко не возвращались.
— Может, это не поляки, а банда какая-нибудь, — нервничал начальник штаба Транквилицкий.
Вечером беспокойство усилилось.
— Я сразу понял: офицеры перемигиваются, хотят заманить наших командиров, — сказал Сережа Бенционов.
— А что стоял, как лопух, ушами хлопал? — сердился начальник штаба.
Но вот к заставе подошли те же офицеры с белым флагом. Почтительно вежливые, они передали: командир Чепига просит Транквилицкого прийти к нему для продолжения переговоров. Начальник штаба понял: идти одному нельзя. Он взял с собой Дарью Бойко, хорошо знавшую польский язык. Одновременно была отобрана группа партизан, которой поручалось окружить лагерь незнакомцев. Возглавил группу Петр Кот, коммунист и бывалый партизан, ближайший помощник командира по оперативным делам. (Впоследствии, после гибели Семенишина, Кот стал комиссаром соединения.)
