С этими словами Михаил подошел ко ржи, раздвинул руками первые стебли и, ступив левой ногой, ласково кивнул вологодцу:
— Сумеешь вот так за мной?
— Сумею, — буркнул тот и, следя за командиром, виновато добавил: — Прости, пожалуйста…
Лес, к которому приближалось множество машин и мотоциклов, казалось, рокотал, трещал, грохотал и свистел. А группа бойцов, чувствуя холод за спиной, медленно и мягко, по-кошачьи входила в рожь.
Где-то совсем рядом, казалось, тут вот, за спиной, послышалась гортанная немецкая брань. Но беглецы, не оглядываясь, продолжали свой путь прямо по ржи. Все видели, что их командир идет, не отрывая взгляда от леса, и, теперь уже полностью доверившись ему, старались только не оставить следа, не примять стебелька, не обломить колоска.
— Я ложусь и ползу, остальным ложиться только на мой след! — сказал Михаил довольно громко, потому что теперь немцы за собственным шумом, поднятым в лесу, не могли их услышать.
Михаил повернул влево, прошел метра три параллельно лесу и лишь тогда лег и быстро пополз. Следом лег вологодец. Их догнал третий. И вскоре весь отряд уже лежал на прямой глубокой вмятине. Увидев, что учитель тоже лег, Михаил пополз быстро, как ящерка. Рожь так шелестела, что, если бы в лесу не было шума и стрельбы, этот шелест был бы слышен очень далеко.
Вологодцу показалось, что они нисколько не удаляются от леса, а ползут вдоль него, и он сказал об этом.
Михаил коротко ответил, что сейчас повернут. А когда сам развернулся и тут же пополз не в глубь ржи, а чуть ли не параллельно первой тропке, он увидел все свое отделение и, подбадривающе кивнув, пояснил, что вот так змейкой, постепенно извивающейся тропинкой только и можно уходить от леса, не оставляя прямого следа.
— Что это?! — в ужасе вскрикнул вологодец.
Михаил оглянулся. Позади них над лесом высоко в небо взметнулось бешеное пламя, завертелось в клубах рыжевато-сизого дыма.
— Лес бензином облили, сволочи! — догадался Михаил. — Значит, следа нашего не заметили. — И он хитро улыбнулся вологодцу, прищуривая правый глаз.
— Да, побежали бы по лесу, было бы нам сейчас жарковато, — печально покачав головой, сказал красноармеец, который полз за вологодцем. — Простите, товарищ командир! Я, признаться, тоже в душе материл вас, когда услышал команду «Стой!».
Стрельба прекратилась. Теперь все громче раздавался треск горящего леса. Пожар бушевал как ураган. Дым все ниже опускался над рожью, и, когда он покрыл все поле от леса до беглецов, Михаил встал, жестом приказав отделению лежать. Осмотрелся, уже спокойно сказал:
— Ну что ж, можно и плечи расправить. Вставайте Идите кто куда хочет.
— Как это, кто куда хочет! — вспылил первым поднявшийся вологодец. — Ты командир, ты и веди нас.
— Михаил, нам теперь уж лучше не разлучать, — поддержал вологодца учитель. — Без тебя мы пропадем, как мухи.
— Спасибо, товарищи, — ответил Михаил. — Но…
Вологодец понял, что он хотел сказать, и клятвенно воскликнул:
— Такое, как в лесу, не повторится. Теперь будем верить каждому твоему слову.
— Тогда вперед! Свободным маршем, — скомандовал Михаил. — Надо выбираться изо ржи, а то вдруг и она загорится от леса.
И бойцы почти бегом устремились вслед за своим командиром.
Ночь быстро шла им навстречу. Темная, тихая белорусская ночь.
НАД КУРГАНОМ НОВОСЕЛЬЕ ПРЕДАТЕЛЯ МОСКИТЫ
На рассвете семеро беглецов добрались до того леса, в котором Михаил оставил раненого командира полка.
Отряд расположился на отдых, а сам Михаил пошел искать поляну с одинокой березой.
— Если нужна будет помощь, я свистну. Сколько раз свистну, столько человек приходите ко мне, — сказал он и с нарастающей в сердце тревогой быстро пошел к печально склонившейся березе.
В лесу было тихо. Ни птичьего щебета. Ни даже шелеста листвы. Синее безоблачное небо начало с востока наливаться холодноватой стеклянной зеленью. На полянке было светлей, чем в лесу, и Михаил издали увидел пепелище, где он разводил костер.
«Потерял командир огонь или боялся поддерживать? Или не мог с голодухи?» — лихорадочно гадал он, подбегая к пепелищу, словно там были ответы на все его вопросы. Еще с большей поспешностью, чем в первый раз, Михаил хлопал руками по безнадежно остывшему пеплу. На этот раз — никакого признака тепла!
«Неужели?!» — в ужасе подумал Михаил, еще не зная, что подразумевает под этим словом.
Подбежал к самой березе и, прильнув к ней, тихо окликнул:
— Сергей Петрович!
В ответ ни звука, ни шороха. Даже легкие, вечно трепещущие листья березы висели молча, уныло, словно прислушивались, ожидая ответа.
Позвал еще и еще. Потом напролом побежал по кустарнику, яростно раздвигая ветки ольховых кустов.
— Сергей Петрович! Это я, Миша!
Побежал по второму кругу, на метр-два удалившись от березы.
— Сергей Петро… — И вдруг осекся, наскочив на примятую под ольхой траву.
Здесь он лежал, здесь! Но где же он теперь?
И, еще не соображая, что делать дальше, Михаил свистнул оглушительно громко один раз, а потом подряд шесть раз. Пусть приходят все, чтоб не растеряться в поисках. А искать надо. Ведь не мог же человек пропасть бесследно.
Пока прибежали товарищи, стало светлее. Роса покрывала траву сизоватой пеленой. В бывшем лежбище раненого Михаил нашел скорлупку печеной картошки и след детского ботинка.
— Здесь были мальчишки! — сказал Михаил прибежавшим товарищам.
— Так они унесли его в деревню! — радостно воскликнул учитель. — Они его спасут. Это ведь такой народ! Они добудут и лекарство, и все, что надо…
— Народ-то они хороший, — поддержал Михаил. — Да как бы там более хитрые взрослые не раскрыли их тайны.
— Выход один — дождаться утра и искать по следу — решил учитель. — Все хорошенько присмотритесь к следу этого ботинка и пойдем по лесу.
— Тут сыро, вот и остался след А на сухой траве его не будет, — печально ответил Михаил, но согласился, что это единственное, что они могут теперь предпринять.
Быстро развели на прежнем месте костер, вскипятили воды в котелке, который раздобыли ночью на хуторе вместе с буханкой хлеба. Съели по куску хлеба, запивая кипятком, заваренным сухой ромашкой, найденной на полянке, и, договорившись о времени сбора, отправились искать след.
Помня предположение северянина о том, что мальчишки унесли раненого в более сухое место, Михаил отправился к высотке, на которой начинался сухой сосновый бор. Здесь он сразу же набрел на место боя. Ему казалось, что сюда мальчишки не потащили бы раненого, так как на место боя могли прийти разные люди.
Решил быстро осмотреть место, где сражалась какая-то воинская часть Может, найдется оружие или еще что-то нужное для его отряда.
Развеянные по лесу клочья бумаги, противогазные сумки, рваная камера от автомобиля и прочее говорили о поспешном уходе с этого места подразделения Красной Армии.
Перевалив через пригорок, Михаил увидел и следы горячего боя. Воронки от мин. А дальше ряд окопов. Он уже собрался было пробежать по окопам, как вдруг заметил на пригорке между соснами огонек. Дыма не было. Только огонек. Ярко-алый. Беспокойно мечущийся…
«Разводят костер, — мелькнуло в голове. — Огонек маленький. Кто бы это? Мальчишки? Может, те самые?» И, на всякий случай перевесив автомат на грудь, Михаил быстро направился к огоньку, который по мере приближения казался все более странным, неестественным. И вдруг Михаил понял, что это не огонек, а флажок. Освещенный солнцем кусочек кумача, прикрепленный к древку, трепетал на утреннем ветре живо, как пламя.
«Какая-нибудь игра, — подумал Михаил, подбегая к флажку. Но, увидев, что древко флажка воткнуто в маленький, совсем еще свежий, даже не осевший курганчик, он в недобром предчувствии закусил губу и остановился. — Могила?»
Впервые в жизни он задумался над жестокостью и неотвратимостью этого слова: могила…
Тихо, словно боялся нарушить покой захороненного, он обошел могилу и увидел дощечку, вдавленную в землю у основания свежей горки земли. На дощечке детским почерком было нацарапано:
«Здесь будет памятник герою — командиру Красной Армии».
И тут же на земле четко отпечатанный след детского ботинка. Михаил припал к этому следу.
Тот! Тот самый след, что остался возле березы!
«Это он! Он! — кричало все в душе Михаила. — Э-эх! Проклятый хуторянин!»
Михаил заскрипел зубами и бессильно, как человек, которому некуда больше идти и нечего больше делать, опустился на жухлую траву и заплакал.
Один за другим подошли товарищи. Они ни о чем не спрашивали. Все было ясно.
— Добудем оружие и отомстим за него, — сказал северянин.
— Да, мстить у нас есть за кого. Было бы чем, — ответил сибиряк Ефим.
