— Вот видите, Марина, всё-таки мы пришли к общему знаменателю, что судить надо не «несуна», а систему, породившую его, и тех бандитов, стоящих во главе этой системы.
— Вы, до какой станции едете? — спросила Вера Павловна.
— Я до конца, — сказал Василий.
— Выходит всем до конца, — сказала Вера Павловна. — Ну что, молодежь, хватит языками молоть. Все равно от вашей работы муки не прибавится, хлеба не испечёшь. Пора спать ложиться.
Когда все улеглись, Марина выключила свет, пожелав всем спокойной ночи. Бурцев лежал наверху, долго не мог уснуть. Свет фонарей от несущихся мимо полустанков на мгновение вскакивал в окно. Скользнув по бутылкам стоящим на столике, отражался от них и исчезал где-то в потолке.
— Почему мы так бедно живем, — думал Василий. В стране, много запасов золота, нефти, алмазов, а люди так бедно живут. Ради какого светлого будущего народ терпит такую нужду. Вера Павловна, тихо сопевшая внизу, может и не доживет до него. Не может, а точно не доживет. Человек, который пытался строить вместе со всеми этот социализм, был лишён свободы. А те, что боролись за чистоту этого социализма, ее лапали, насиловали, сытно ели и кричали о светлом будущем. Царь держал людей в нищете. Вся Европа развивалась, весь цивилизованный мир двигался вперёд, а в России царило средневековье, рабовладельческий строй. Нашелся один прогрессивный монарх, который отменил крепостное право, за что борцы за «освобождение народа» убили его. Ну и что в итоге? Пришли эти освободители к власти, столкнули свой народ лбами. В гражданской войне погибли миллионы невинных людей. Отобрали у крестьян все, что они нажили своим трудом, обозвали их кулаками, уничтожили и забрали последние крохи хлеба. Крестьянин пух и умирал с голода. Тех, кто пытался бунтовать, как тамбовские крестьяне, душили газом и расстреливали. Вот они подлинные «освободители народа». Сталин миллионы загнал в лагеря — не преступников, и даже не людей богатого сословия — с этими они с Лениным разобрались ещё в гражданскую войну, а бедных обездоленных граждан. Многие из них молодые, родившиеся для созидания и жизни, так и сгнили в лагерях, не увидев объявленного светлого будущего. А люди толпились у его ног, называли вождём и любимым отцом, плакали на его похоронах. Многие были задавлены в толпе, рвущейся проститься с любимым тираном. Так, что же мы за народ такой? Бурцев вспомнил, как он в одно время был близок с Леной. Отношения у них были настолько близки, что она дала ему ключ, и он свободно ходил к ней домой. Лена работала в архиве, писала диссертацию. Однажды он пришёл к ней, Лены дома не было. Он увидел на столе среди кучи бумаг папку. Это Ленкина диссертация, — подумал он. — Прочитаю, о чём она пишет. То были копии неопубликованной переписки Ленина. Ленин пишет Фрунзе: «Поголовно истребить казаков». Письмо Дзержинского Ленину в декабре 1919 года «В плену находятся тысячи казаков». В углу резолюция Ленина — «Расстрелять всех до одного». Там были письма, в которых Ленин писал об истреблении народа. Например: «Сжечь Баку полностью». «Брать в тылу заложников, ставить их вперед наступающих частей красногвардейцев, стрелять им в спины. Убивайте чиновников, богачей, попов, помещиков, выплачивайте убийцам по сто тысяч рублей». Он зачитался и не заметил, как вошла Лена.
— Ты зачем это взял?
— Хотел прочитать, думал твоя диссертация. Это правда, Лена?
— Это копии подлинных документов. Я не внесла их в диссертацию, за такой труд власти голову снимут. Отложила, чтобы сжечь.
— Можно я ещё почитаю?
— Читай, но никому ни слова об этом. Он начал читать дальше. Вот вождь громит русскую православную церковь. Приказ от 25 декабря 1919 года. «Мириться с Николкой (Николай угодник) глупо, надо поставить на ноги всё ЧК, чтобы расстреливать не явившихся людей из-за Николки на работу». Так кто же он — без суда и следствия, расстреливающий пленных, больных или верующих, не вышедших на субботник? Даже в опубликованных статьях он называет русских держимордами. Это человек, родившийся в России и истребивший столько русского народа? Внук бедного еврея Бланка, мать — помесь еврея со шведкой, отец — калмыка с чувашем. Так, может, поэтому и живет народ так, потому что у трона разные инородцы толпятся. Цари с их матерями да женами исключительно заморских кровей. Да заморские царицы с их фаворитами Биронами, да наставниками Остерманнами. После Романовых правил помесь калмыка с евреем, затем тридцать лет грузин. Так откуда же может быть любовь к русскому народу, если в семьях им с материнским молоком прививалась к нему ненависть. Вот они, добравшись до трона, ввергают страну в хаос, уничтожая миллионы ненавистных им славян. И как ни странно, такому убийце стоят тысячи памятников и, как фараону, на Красной площади стоит гробница. Древний мир какой-то. А те, после них, Хрущев да Брежнев — это не инородцы. Так что, лучше стало? Россия, какой была, такой и осталась. Видать не только в инородцах дело, а в той звериной сущности тех людей, что рвутся к власти. Молниеносная реакция змеи, атакующая свою жертву, кошачьи повадки тигра, умение действовать в волчьей стае и жадность акулы — вот необходимые звериные качества человека, рвущегося к трону. Без этого ему туда не попасть. Сталин уничтожил перед войной командный состав армии. А Хрущев, чем лучше? Придя к власти, он убрал Буденного, а затем Жукова, несмотря на то, что слова последнего «армия против» помогли удержаться Хрущеву у власти. Убрав основных венноначальников, Хрущев добрался до мелюзги. Объявив сокращение армии, уволил всех старых командиров. А Брежнев убрал всех хрущёвских армейских командиров, под видом омоложения армии. Новоиспечённые лейтенанты стали командовать полками. Выходит, боятся своей армии. И не защита Родины им важна. Гори она гаром — эта Родина — главное, трон и своя шкура. Старый султан умирает, молодой вырезает всех претендентов на власть, невзирая на то, что это его братья. Так было в Османской империи. Молодой лев, изгоняя из прайда старого, прежде всего, уничтожает его детенышей. Вот она, звериная сущность, рвущихся к власти людей.
После этих бумаг Бурцев не мог прийти в себя. Его мировоззрение изменилось. Теперь, когда с экрана телевизора говорили о Леониде Ильиче Брежневе, как о верном ленинце, Бурцев говорил: «Значит и этот убийца». Раздумывая под ритмичный стук колёс, он и не догадывался, что через несколько месяцев он узнает о кровавой драме, а вскоре станет и сам ее участником. Той драме, которая погубит тысячи молодых русских ребят и сотни тысяч афганцев, разрушит их сёла и города. Ввергнет народ в нищету и страдания. И эту драму развяжет «истинный ленинец» Л.И. Брежнев и его стая ненасытных волков.
Поезд остановился. На перроне шумели бегающие люди. Свет фонаря бил в окно, высвечивая узкой полоской стол и дверь в купе. Взяв со стола бутылку минеральной воды, Бурцев отхлебнул прямо с горлышка, и поставил её на стол. В это время снизу рука Марины поймала его кисть. Некоторое время она удерживала его руку, потом тихо прошептала.
— Иди сюда.
Он слез с верхней полки и присел рядом. Затем засунул под одеяло руку. Рука нащупала пуговицы халата, он был уже расстегнут. Бурцев почувствовал упругую Маринину грудь, расстегнул лифчик, затем провёл по животу, спустился до трусиков.
— Подожди, — шептала она, — поезд тронется, не ровен час, кого-нибудь принесет.
Но Бурцев не слушал ее, продолжал ее ласкать, его рука ласкала голое тело Марины, преодолевая ненавистную резинку в трусах. Наконец, поезд тронулся, и Бурцев стал целовать её, горячими губами обжигая тело. Поезд уже во всю силу набрал ход и застучал колесами, забивая этим стуком стоны Марины. Рядом тихо похрапывала Вера Павловна.
Отставание поезда от графика было небольшим. Бурцев крепко спал и сквозь сон услышал голос.
— Молодой человек, пора вставать.
Он открыл глаза, еще не понимая, что обращаются к нему.
— Прибываем, — сказала проводница, стоявшая у головы. — Поднимайтесь, скоро туалеты закрою.
Василий глянул вниз, Вера Павловна и Марина уже сидели одетыми. Свернутые матрасы лежали в углах полок.
— Доброе утро, — сонным голосом прохрипел Бурцев.
— Доброе утро, — почти разом ответили Марина и Вера Павловна.
— Коньяк, хорошее снотворное, — глядя хитрыми глазами на Бурцева, сказала Марина. — Садитесь с нами пить чай.
Бурцев быстро слез, собрал белье, с полотенцем на плече и дорожным несессером в руках, вышел из купе. Вернулся через десять минут. Руками заботливой Веры Павловны по-хозяйски уже был накрыт стол, в стаканах дымился чай. Пили чай молча. Разговор не клеился. Возвращаться к старому разговору об отношении власти и наряда не хотелось. У женщин было приподнятое настроение. Близость дома всегда оказывает на путника необъяснимое приятное ощущение. А Бурцев томился неизвестностью, ожидавшей его впереди. Наконец замелькали городские постройки. С окон вагона уже были видны улицы со светофорами на перекрестках и трамвайными путями. Дыхание крупного города чувствовалось во всем.