Графский титул и необыкновенно светлый цвет волос придавали графу вес среди смельчаков КУ[3], как называли себя зеленорубашечники. Но и среди гражданских лиц молодой граф пользовался популярностью в винных погребках района, где познакомился с некоторыми интересными личностями, которым впоследствии предстояло сыграть роль как в легальной общественной жизни, так и в закулисных махинациях.
Покойный помещик Скьерн-Свенсен хотел, чтобы реставрированное главное здание замка Фрюденхольм с замурованными в стены скелетами и коллекцией памятников немецкой старины после его смерти стало бы государственным национальным музеем, внушительным монументом, рассказывающим о созидательной деятельности помещиков и их вкладе в датскую культуру.
В истории страны старый замок сыграл определенную роль. Во время воины со Швецией в 1658 году Фрюденхольм гостеприимно открыл свои двери офицерам шведской армии. Драгуны пресловутого полковника Спарре были расквартированы в замке в течение длительного срока, и тогдашний владелец поместья оказался радушным хозяином, готовым на всевозможные услуги. Даже шведский король Карл X Густав однажды ночевал во Фрюденхольме и спал в той самой кровати с балдахином, где позже был задушен Скьерн-Свенсен.
Молодая вдова и думать не хотела, чтобы оставаться в мрачном замке, где происходили всякие жуткие вещи, и передала имение своему младшему брату. Таким образом, тот еще при жизни старого камергера имел возможность проявить свои способности хозяина и руководителя. В случае смерти отца владения Пребена увеличились бы еще на три фамильных имения — одно на острове Фюн и два в Ютландии. Тяжелое бремя и огромная ответственность ложились на плечи молодого графа.
К заботам и хлопотам по имению прибавились политические и разные выборные должности. Вполне естественно, что из КУ граф перешел во вновь основанную национал-социалистскую рабочую партию Дании, члены которой носили вместо зеленых коричневые рубашки, но приветствовали друг друга на тот же самый римско-германский манер. Вселившись в поместье Фрюденхольм, граф сразу стал лидером своей партии в округе Южная Зеландия. Кроме того, практически являясь сельским жителем, он состоял в организации «Союз земледельцев», к которому множество крупных и кое-кто из мелких хозяев обращались за профессиональной помощью и где в последние годы деятельное участие принимал и сосед графа, владелец небольшого хутора Нильс Мадсен.
Вдобавок граф получил совершенно новый выборный пост местного руководителя в недавно созданной таинственной организации, которая была известна лишь немногим посвященным под именем СО, или «Гражданской организации»[4], однако даже ее местные руководители не знали, чем, собственно, она занимается и каков объем ее работы, а ее члены не встречались друг с другом.
Многочисленными членами этой организации были вполне порядочные люди — инженеры-гидротехники, начальники портов, смотрители дюн, главные лесничие, по своей наивности верившие, что приносят пользу родине, собирая сведения о замеченных ими подозрительных фактах и посылая донесения об этом полицейскому адвокату Дрессо, который вернулся на родину, пройдя курс обучения в Германии, или же загадочному писателю Франсуа фон Хане, выдававшему себя за сотрудника издательства и работавшему над картотекой в старинной конторе на Кёбмагергаде по соседству с Круглой башней.
Симпатичные инженеры-гидротехники, начальники портов, смотрители дюн и главные лесничие вместе с менее симпатичным епископом принадлежали к так называемому внешнему кругу и не знали, что существует более тайный внутренний круг и еще более могущественный мобильный круг. Для вида все эти люди состояли в обществе любителей бабочек и носили иногда значок с изображением бирючинного мотылька, что давало им возможность узнавать друг друга и избавляло от нежелательного вмешательства полиции в их патриотическую деятельность. Полицейские получили указание — уважать эмблему с мотыльком, хотя они порой и испытывали соблазн арестовать кое-кого из тех, кто носил красивый маленький значок.
Пастор Нёррегор-Ольсен был разочарован, что граф в противоположность прежнему владельцу Фрюденхольма не интересовался миссионерской деятельностью и пропагандой царства божьего в округе.
Да, смерть помещика Скьерн-Свенсена нанесла приходу тяжелый удар. Недоставало не только доброго примера, авторитета и материальной помощи; само по себе то обстоятельство, что убийцей помещика оказался наиболее ревностный слуга божий, посеяло во многих сердцах сомнение и вызвало недоверие к религии. Тут личную победу одержал дьявол. Не улучшил положения и тот факт, что, как установило следствие, садовник Хольм совершил свое ужасное преступление в припадке религиозного фанатизма. Вот как бывает в жизни — даже и в набожности можно перейти границы. Многие родители воздерживались теперь посылать своих юных дочерей на собрания молодежного отделения религиозной миссии и на вечерние церковные службы, где молящиеся приходили в экстаз. Пострадали занятия гимнастикой в группе молодежи, а баскетбольной команде пришлось прекратить существование.
Значительно уменьшилось и число прихожан. Жена садовника уехала из округи после окончания суда, который постановил поместить ее мужа в сумасшедший дом. И дочь их Йоханна забыла бога, выйдя замуж за Оскара, работника молочного завода, и родив через четыре месяца после свадьбы веснушчатого малютку сына. Ведь этот Оскар, житель Копенгагена и почти чужак в округе, был красный. И христианское послушание, которому учили Йоханну родители, пошло теперь на пользу антихристу. Именно Йоханна всегда разносила небольшую церковную газету пастора Нёррегор-Ольсен. А теперь по воскресеньям она на велосипеде развозила «Арбейдербладет»[5]. Добродушная и покладистая, она с готовностью делала все, что ей поручали.
Поредел и дамский швейный кружок, где жена пекаря Андерсена и жена хуторянина Мадсена были самыми стойкими из последних оставшихся участниц.
— Фру Андерсен и фру Мадсен — наше основное ядро! — устало улыбаясь, говаривал пастор.
На вечерние занятия кружка в пасторском доме фру Андерсен обычно прихватывала с собой сдобную булку, а остальные дамы по очереди приносили кофейные зерна; как правило, их хватало только на один раз, для хозяйства пастора ничего не оставалось.
Экономка Мариуса Панталонщика тоже осталась верна швейному кружку и являлась в дом пастора с клубничным вареньем и желе из красной смородины. Вскоре она перестанет быть экономкой, для нее с Мариусом уже заказано оглашение в церкви. И дамы украдкой бросали взгляды на ее фигуру, которая вроде совсем не изменилась. Но как все-таки можно сожительствовать с Мариусом, которого, казалось, интересует не женщина, не ее душа, а только ее исподнее, и он, рыская по ночам, тащит женские трико, вывешенные для сушки.
А не изменит ли экономка религии и швейному кружку, став фру Петерсен? Ведь Мариус, который всегда считался примерным прихожанином, стал вдруг отступником, он больше не ходил на чтения библии и не сидел по воскресеньям в церкви, посасывая леденцы. Неожиданно осознав превосходство арийской расы и ее историческое предназначение, Мариус Панталонщик ходатайствовал о принятии его в национал-социалистскую рабочую партию Дании и сделался активным поборником морального возрождения датского народа и национал-социалистского образа мыслей. В противоположность Нильсу Мадсену, который мог быть одновременно и национал-социалистом и христианином, Мариус Панталонщик, проникшись сознанием превосходства своей расы, стал своего рода язычником. Правда, экономка утверждала, что он непременно читает вечернюю молитву, и таким громким голосом, что можно слышать его, находясь в соседней комнате, но кто ж его знает, кому он молится, может, даже Одину и Тору[6].
Возможно, арест набожного садовника по подозрению в убийстве потряс Мариуса и отвратил его от религии. Кроме того, мозг Мариуса не мог вмещать более одной великой идеи. Мысль о единении нордических народов и об исторической миссии арийской расы овладела им целиком, не оставив места для христианского смирения.
По подозрению в убийстве помещика Скьерн-Свенсена, помимо Мариуса, в ту пору задержали еще одного человека. Это был Ольсен, прежде служивший в замке Фрюденхольм и в свое время, как и Лукас, отбывший наказание. Помещик предпочитал брать к себе на службу людей, побывавших в тюрьме. Между Ольсеном и Скьерн-Свенсеном установились удивительно дружественные отношения, и в последний год жизни помещика у них были какие-то таинственные дела. Ольсен хорошо разбирался во многих жизненных вопросах и знал все укромные уголки и закоулки в обширном замке.
