Полицейский комиссар благосклонно улыбнулся.
— Конечно, Ольсен, вы можете поговорить с вашим защитником. Впрочем, вы всегда имели на это право. А теперь и подавно можете говорить с кем хотите. Ах да, возмещение… Я-то в этом ничего не смыслю. Это дело адвоката. Ко мне оно не имеет отношения. Но вполне возможно, что полиция сочтет ваш арест до некоторой степени оправданным. За вами числится еще кое-что, Ольсен, так что у вас не все в порядке. Разве не так? И, наверно, за это полагается гораздо больше, чем три недельки?
Ольсен ничего не ответил. И снова состроил обиженную мину. Вполне естественно! Если с человеком хотят расправиться, то всегда можно что-то найти. А грехов у него было немало.
— Вот здесь лежит эта безобразная груда, — полицейский комиссар похлопал рукой по толстой кипе бумаг в розовой картонной папке, лежавшей на письменном столе. — Есть и старые и новые бумаги. Честно говоря, я боюсь, что комиссар полиции Оденсе был бы не прочь подробнее ознакомиться с ними… А вы Ольсен, как думаете?
Ольсен лишь горько улыбнулся.
— Но я вовсе не желаю вам плохого, Ольсен. Со своей стороны я полагаю, что вы, конечно, выйдете отсюда свободным человеком — после того как мы с вами поговорим. А не выпить ли нам сейчас по глоточку кофе, Ольсен? Я умираю хочу кофе. Как вы па это смотрите?
При сложившихся обстоятельствах Ольсен был вынужден согласиться, и комиссар Хорсенс по телефону заказал в буфете сдобные булочки и кофе.
— Приятно выпить глоточек кофе в такой холодный день, не правда ли? — сказал он; его ютландский говор звучал очень сердечно.
Ольсен кивнул, зная, что кофе в полиции крепкий и хороший.
Кофе принесли, булочки были съедены, Ольсена больше не тревожили бестактными вопросами.
— Сигару, Ольсен?
— Спасибо.
— Вот огонь! У вас, конечно, нет в кармане спичек? Держите коробок!
— Спасибо, — повторил Ольсен и почувствовал себя свободным гражданином, у которого есть право иметь собственные спички.
— Итак, Ольсен, здесь лежат ваши бумаги! В них много написано о вас, Ольсен. Слишком много. В самом деле, вы были плохим сыном! — Хорсенс с огорченной миной перелистывал документы, — У вас хорошие родители, Ольсен.
— Это дело вкуса.
— Хорошенький домик, скромный, но ЧИСТЫЙ И СПОКОЙНЫЙ. Трудолюбивые, порядочные родители, — продолжал комиссар не без волнения. Казалось даже, глаза его увлажнились. — Вы причинили вашим добрым родителям много горя. Мать плакала над своим сыном.
— Мне это неизвестно, — сказал Ольсен. — Она была очень злая. И сильно колотила меня.
Хорсенс безмятежно листал бумаги.
— Слишком много свидетельств об отбытии наказании, Ольсен!
Он сдвинул очки на нос и поднял бумагу перед собой.
— Уже в 1928 году, посмотрим-ка… «был осужден Копенгагенским городским судом 21.XI, согласно параграфу 285, п. 1, параграфу 279 уголовного кодекса». И вот снова в 1930 году: «согласно параграфу 285, п. 1, и параграфу 278, п. 3, и отчасти согласно параграфу 89 уголовного кодекса…» И опять в 1932 во Фредериксбергском судебном округе: «параграф 285, п. 1, и параграф 276». И снова в 1935 году в Северном судебном округе: «параграф 285, п. 1, и параграф 279 и частично параграф…» Да, очень много. Посмотрим, Ольсен, когда вы были арестованы в последний раз?… Да, вот: в последний раз вас освободили 19.XII 1937 года, да, да, как раз перед рождеством. Значит, вы приехали тогда домой к рождеству, Ольсен!
В самом деле, полицейского комиссара как будто немного утешило, что Эгон Чарльз Ольсен в 1937 году поспел домой к рождественской елке.
— Смотрите, а вот из Главной тюрьмы пишут очень мило о вас, Ольсен. Я, конечно, не имею права сообщать вам об этом. Я совершаю незаконный поступок. Но вы ведь никому об этом не скажете, правда? Мне хочется быть с вами откровенным, Ольсен. Слушайте: «…19.XII — донесение из Главной тюрьмы… Эгон Чарльз Ольсен характеризуется как довольно одаренный человек, хотя несколько слабовольный и бесхарактерный… легко приспосабливается, исполнителен… ему давали доверительные поручения… которые он выполнял удовлетворительно, дисциплинарным взысканиям не подвергался… Однако вскоре Эгон Чарльз Ольсен снова совершил проступок, поэтому он не подлежал амнистии». Подписано: Ф. А. Хеннингсен, младший инспектор. Видите ли, Ольсен, когда интересуешься человеком, хочется узнать о нем побольше. И я охотно признаюсь вам, что разговаривал о вас с младшим инспектором Хеннингсеном. Вы с ним хорошо ладили, не правда ли?
— Да, как будто.
— Вы ему очень нравились. Собственно говоря, мне не следует говорить вам об этом, но это правда. Он мне рассказывал и о доверительных поручениях. Хорошо, когда человеку можно что-то доверить…
Только теперь Ольсену стало ясно, чего добивается полицейский комиссар.
В похожем на храм здании Полицейского управления его коридорами, катакомбами и классическими перистилями жизнь текла спокойно и мирно. Здесь царили порядок и симметрия, благородная простота и спокойное величие, оживляемые хитроумными и неожиданными комбинациями из разных сортов камня. На квадратном дворе возвышалась зеленая статуя — символ справедливости. Нагой мужчина с очень маленькой головой давил ногами клубок змей. А на круглом дворе восемьдесят восемь массивных колонн поддерживали карниз с кровельным желобом. Декорация, пригодная для оперного театра, масонских лож и всякого рода церемоний при лунном свете. Храм мира, где люди бесшумно ступали по плитам и где не звучали громкие речи.
Но мира здесь и в помине не было.
Столичного начальника полиции Баума и начальника государственной полиции Ранэ разделяли ненависть и вражда. Причины их были известны немногим, но они ощущались во всех коридорах, перистилях и тайных кабинетах Полицейского управления. Повсюду исподтишка велась ожесточенная война. Всюду плелись интриги, заговоры, устраивались ловушки, западни. Во всех углах шептались, подслушивали и шпионили.
Таинственное Отделение «Д» формально подчинялось столичной сыскной полиции, хотя сыщики отделения собирали сведения и о жителях провинции. Сами сыщики считали, что с работой справляются, но теперь по инициативе начальника государственной полиции была создана конкурирующая организация — «Полиция безопасности», посвященными лицами сокращенно называемая СИПО[7]. Отделением «Д» временно руководил добродушный ютландец, делами же СИПО ведал по поручению начальника государственной полиции полицейский адвокат Дрессо. В недрах этой новой организации была учреждена еще более секретная «Гражданская организация», или СО, с внутренним, внешним и мобильным кругами и ответвлениями, доходящими до самых отдаленных гаваней, лесов и дюн.
Полицейское управление было насыщено тайнами. Только лица, привлекаемые к ответственности, имели возможность познакомиться с тем, что происходит в его катакомбах. Эгону Чарльзу Ольсену тоже довелось заглянуть за кулисы.
Смеркалось. Полицейский комиссар встал и зажег электрическую лампу, имевшую форму древнегреческого факела, известного по барельефам на саркофагах. Затем он опустил на окнах шторы и поставил в угол две пустые пивные бутылки. Выбив пепел из трубки в пепельницу классических линий, он передвинул бумаги на письменном столе и так энергично потер руки, что хрустнули суставы. Казалось, он всячески старается сделать гостю приятное. От него веяло рождественской благодатью. Его обветренное лицо истинного ютландца излучало искренность и сердечность.
Дождь хлестал в окна. Слышно было, как в гавани гудят пароходы, и, когда мост Лангебро поднимали для прохода судов, оттуда доносился звон. В такую погоду хорошо сидеть в тепле. А в Отделении «Д» было тепло и уютно.
Полицейский комиссар пощупал батареи отопления.
— Ах, как рано теперь темнеет, — вздохнул он. — Всего четыре часа. Скоро рождество. Слушайте, Ольсен, ведь в кофейнике остался еще глоток кофе! — Он налил кофе в чашку Ольсена. — Поставьте чашку на стол! Устраивайтесь поудобнее, Ольсен! — Он чуть не добавил: «Будьте как дома!», но спохватился. Пока еще Отделение «Д» не было домом для Ольсена.
Ольсен бросил кислый взгляд на холодный кофе.
— А может, лучше выпить бутылочку пива? Как вы думаете, Ольсен? В шкафу как будто есть еще несколько бутылок.
Полицейский комиссар вынул пиво из шкафа.
— Ваше здоровье, Ольсен! И поздравляю! Сердечно поздравляю!
Они выпили пиво прямо из бутылок. Полицейский комиссар отер рукой рот. Затем набил трубку, и Ольсен протянул ему спичку.
— Спасибо, Ольсен, спасибо! — Полицейский комиссар мило улыбнулся. — Да, младший инспектор Хеннингсен говорил, что вы ему нравитесь. Он сказал, что вы были очень расторопны и сообщали ему кое-какие сведения, полезные для поддержания порядка и дисциплины в Главой тюрьме. В таком месте должна быть крепкая дисциплина! Значит, вы рассказывали ему, о чем болтают между собой заключенные?
