Старик помалкивал, степенно схлебывал с блюдечка чай, откусывая крепкими, хорошо сохранившимися зубами мелкие кусочки сахара. Я завел со стариком беседу отрудностях военного времени, расспрашивал об улове, о том, как снабжают рыбаков продуктами. Получилось, что я подошел к делу с того самого конца, с которого начинал Астахов, опрашивая жителей. Но у майора всё выходило просто и естественно. А у меня — я сам чувствовал — слова звучали как-то фальшиво. Это, конечно, вполне закономерно. Я спрашивал одно, а думал совсем о другом. И по совести говоря, мне было безразлично, какой был улов и как доставляют в поселок продукты. В другое время это, может, и заинтересовало меня. А тогда — нет. Мысли были заняты другим.
Старик отвечал короткими фразами, а иной раз и вовсе не отвечал, только кивал или отрицательно мотал головой. И с невозмутимым видом продолжал пить чай. Астахов, наблюдая за нашей, с позволения сказать, «беседой», прикрывал глаза, чтобы я не видел веселых чертиков, прыгавших в них.
— Мотобот у вас исправный? — спросил я старика.
— На ходу.
— Можно в море?
— Горючим не богаты.
— Я вот почему вас спрашиваю. Наш катер пойдет дальше вдоль побережья. Вы не смогли бы доставить нас в базу? А насчет горючего я позабочусь. И на рейс заправимся, и в запас.
— Как Ляксандра, — кивнул старик. — Она моторист. А я что, я могу.
Для Астахова всё это было совершенно неожиданным. Катер спокойно ждал нас у причала. Но майор молчал. Он думал. Думал очень напряженно. Потом напряжение прошло. Астахов потянулся за треской, и мне стало ясно: майор понял.
— Что вы ответите нам? — спросил я женщину.
— Можно и на боте, — сказала она. — Ежели, конечно, горючего подкинете. Чтобы не в обрез, значит, туда и сюда.
— А дорогу знаете? Темно ведь и вьюжит.
Старик усмехнулся снисходительно, наливая чай. Ответила Александра:
— Чудно говорите. Мы тут два десятка годов мотаемся. До самого порта с завязанными глазами пройдем. А вы — «вьюжит»!
— Но ведь залив перекрыт сетями и бонами.
— Это для чужих перекрыт, а мы, чать, свои.
Старик отодвинул стакан, поднялся и пошел к двери, как-то странно волоча длинные тонкие ноги. Я так и не понял, согласился он или нет. Вопросительно посмотрел на Александру.
— Переодеться надоть, — сказала она.
— А с ногами у него что?
— Тот… ревматизм. И годы опять же. Семьдесят ему, а может, и больше…
Пока рыбаки переодевались и прощались с домашними, я приказал командиру катера отдать на мотобот горючее, оставив столько, чтобы можно было дойти до базы.
— Вы со мной или на катере? — спросил я Астахова.
— С вами, если не возражаете.
— На катере быстрей и надежней, — сказал я, глядя на мотобот. Это было старое деревянное суденышко с маленькой рубкой, пропахшее рыбой. На борту — добрый десяток заплат.
— Ничего, — ответил майор. — Прогуляемся в ноевом ковчеге. Если он не развалится по дороге, то к полуночи доберемся. — И, помолчав, добавил: — Думаете, игра стоит свеч?
— Во всяком случае, посмотрим, каким путем ходил Кораблев.
— Посмотрим, — согласился Астахов.
Мотобот только с виду казался неуклюжим. Широкий, с высокими бортами, он хорошо держался на волне, и скорость у него оказалась довольно приличной. Мотор работал ровно. Было темно: не видно ни огней, ни выступов берега. Но старик, стоявший у штурвала, уверенно вел судно.
Чем ближе подходили мы к заливу, тем лучше становилась погода. Среди туч появилась луна. На юге небо полосовали голубые лучи прожекторов.
Мы с майором имели возможность убедиться, что дозорная служба на море несется достаточно бдительно. Два раза наш мотобот задерживали дозорные корабли. Пришлось объясняться, показывать документы. Я отметил в блокноте, в каких местах нас обнаружили и с помощью каких средств: радиолокации, акустики или визуально. Это было важно. Как знать, не этот ли путь изберут себе диверсанты.
Наконец бот приблизился к заграждениям, перекрывавшим залив так, что ни один корабль не мог пройти через них незамеченным. Препятствием для надводных кораблей служили боны, а от подводных лодок залив оберегала противолодочная сеть, достававшая до самого дна.
Проход в заграждениях, охранявшийся дежурными катерами, был известен капитану мотобота, и он вёл судно в том направлении.
— А в другом месте нельзя проскочить? — спросил я.
— Можно угол срезать.
— Ну и срезайте.
— Экий прыткий. А ежели с катера увидят?
— Ничего, действуйте. Отвечать будем мы с майором.
— Ну ладно, в вашу голову, коли так.
Перегнувшись через борт, я смотрел вперед. Неужели в сплошном заграждении найдется хоть одна лазейка? Если да, то она известна и Кораблеву. А может быть, уже и немцам.
Суденышко сбавило ход, двигалось теперь с приглушенным мотором возле самого берега. В одном месте заграждение на каких-то несколько метров не доходило до береговых камней. Здесь, на мели, торчали из воды острые обломки скал. Даже катер не смог бы пройти тут. А мотобот прошел. Поворачивая то вправо, то влево, он как слепой нащупывал путь. Несколько раз днище бота задевало за камни.
— Всё. Вышли на чистую воду, — сказал наконец старик. — Это повезло нам. В тени, под берегом, шли, а то верняком заметили бы с катера.
— С нашим дедом в самом гиблом месте небоязно, — засмеялась Александра. — Ему хоть боны, хоть минное поле — всё нипочем. Хорош мужик, только стар больно. На рыбалку ходит ещё, а для баб никакой пользы нету.
— Цыц, балаболка, — прикрикнул старик. Он хотел добавить ещё что-то, но в это время совсем близко вспыхнул сильный луч прожектора, яркий свет ударил в глаза: к мотоботу полным ходом приближался дозорный катер.
— Ох ты, мать моя! Как бы они из пушки пулять не начали! — испугалась женщина.
— Не будут, — успокоил я.
— Впутаешься тут с вами в историю, ещё за решетку как раз угодишь. Али по допросам тягать начнут. И ты, дед, тоже хорош. «Вышли на чистую воду», — сердито передразнила она. — Вот те и вышли. Будет тебе чистая вода, капитан с того свету!..
Катер подошел к нам вплотную, несколько матросов с автоматами прыгнули в бот.
«Молодцы!» — мысленно одобрил я.
Нам с майором пришлось подняться на катер и поговорить с командиром. Всё это заняло не больше десяти минут. Александра была явно удивлена, когда мы возвратились на бот, а катер отвалил в сторону и скрылся в темноте.
— Пронесло, что ли? — с облегчением спросила женщина.
— Всё в порядке. Идём дальше.
— А на допросы нас не будут потом вызывать, а? — допытывалась Александра. — Вы уж нам какую-нибудь бумажку дайте на всякий случай.
— Хорошо, дам.
Мотобот двигался теперь по середине залива, стиснутого с двух сторон высокими обрывистыми берегами. Мы с майором стояли возле борта. Астахов достал из кармана пачку папирос. Это была последняя пачка. Мы закурили.
— Не жалеете потерянного времени? — спросил я.
— Нисколько. Оказывается, боны — ещё не абсолютная гарантия.
— Понимаете, я далеко не убежден, что немцы воспользуются именно этим путем. Я даже не убежден, что они вообще будут прорываться в залив. Это только один из вариантов.
— В том-то и дело, — ответил майор. — Этих вариантов может быть десяток, и все их нужно предусмотреть.
Бот прибавил скорость. Мелкие волны быстро бежали навстречу суденышку. Низко над горами висела луна, на воде серебрилась лунная дорожка. На фоне черного неба четко вырисовывались причудливые очертания сопок. Залив то суживался, то расширялся; в одних местах врезались в него каменистые мысы, в других виднелись небольшие бухточки.
Мы с майором не знали тогда и не могли знать, что приблизительно в это же время далеко в Германии, в городе Шенеберг, спешно заканчивалось изготовление рисунков с начертаниями тех берегов, мимо которых проходил мотобот. На рисунках были изображены силуэты сопок, распадки, мысы и другие приметные ориентиры под теми углами, под которыми они видны с залива. Всё это составлялось с помощью карт, аэрофотоснимков и других материалов.
Дом бывшей школы, в котором велась эта работа, никак не походил на военное учреждение. Служащие являлись сюда в гражданских костюмах. Никто из жителей города не догадывался, что в школе помещается строго засекреченный научный центр соединения «К»,[1] в состав которого входили смертники, добровольно вызывавшиеся принести себя в жертву: боевые пловцы, водители человекоуправляемых торпед и взрывающихся катеров.
Каждый раз, когда соединение «К» планировало очередную диверсию, научный центр в кратчайший срок готовил необходимые данные: детальное описание берегов, сведения о гидрорежимах данного района и многое другое, что нужно для успешного осуществления замысла. Доктор Фоппель, руководивший центром, требовал от сотрудников подробных и точных разработок, чтобы диверсанту, впервые попавшему в новое место, была знакома там каждая скала, каждый мыс, каждая тропинка на берегу.
