— Какой, вы сказали, был номер вашего «вальтера»?
— 46710, — повторил капитан.
— Тогда я сдаюсь, — с добродушной улыбкой сказал Николай Иванович. — У моего номер больше. Значит, вы действительно владели таким замечательным пистолетом раньше меня, — и спокойно спрятал злополучный «вальтер» в кобуру.
— А теперь, господа, — громко предложил он, — выпьем за славу нашего оружия, за нашу полную и окончательную победу! — И встретился взглядом с широко улыбающимся ему Николаем Гнидюком.
Летом 1943 года на вечеринках у Лиды Лисовской состоялось несколько весьма интересных для советской разведки бесед.
— Нет, пани Лидия, — вальсируя, рисовался перед Лисовской высокий надушенный капитан, — эта Россия все-таки дикая страна. О, разумеется, — он галантно поклонился, — в ней встречаются красивые женщины, но все-таки попасть сюда после Парижа… Согласитесь, это ужасно.
— Чем же вы провинились, Людвиг, что вас наказали поездкой на Восточный фронт?
— Решительно ничем. С Елисейскими полями пришлось распроститься всем моим сослуживцам. Командир моего батальона майор Кун, когда узнал, что пришел приказ отправиться в какой-то Белгород, так напился, что выпал из автомобиля. Бедняга до сих пор в госпитале.
В другом углу комнаты Майя сочувственно выслушивала излияния грузного танкиста.
— Мои друзья уже давно командуют батальонами, а я все сижу на роте.
— А почему?
— Да разве можно отличиться, когда мы уже второй год топчемся под Ленинградом на одном и том же месте! Но уж теперь я не упущу случая и привезу после Орла «дубовые листья»…
— А что это значит: «дубовые листья»? — спросила Майя.
— О, это самая высокая награда! Рыцарский крест с дубовыми листьями, который вручает лично фюрер за особые боевые подвиги.
Другой танкист пил в это время на брудершафт с Кузнецовым.
— Где ты так загорел? — как бы невзначай спросил Кузнецов своего собутыльника. — На каком курорте?
— Хорош курорт! — ответил тот. — Хотел бы я поглядеть на тебя после того, как ты пожарился бы год под африканским солнцем. Нет, что ни говори, пустыня — это не место для белого человека. Кстати, ты говорил, что тебя зацепило под Курском. Не дашь ли адресок какой-нибудь красотки?
Стало ясно, что гитлеровское командование затевает что-то очень серьезное в районе Курска и Орла.
Кое-какие сведения на этот счет поступили в штаб отряда и из других источников. Сторож-старик на одном из переездов через железную дорогу близ станции Здолбуново рассказал нашему разведчику, что накануне в сторону фронта проследовало пятнадцать эшелонов с танками.
— И скажи ты мне на милость, — удивленно покачал он головой, — и что это за танки такие? Как есть желтые…
«Как есть желтые танки» оказались из африканской армии Роммеля. Немцы почему-то так спешно перевозили их на Восточный фронт, что даже не успели сменить желтую «африканскую» окраску на обычную грязно-зеленую.
Все эти сведения, которые скрупулезно собирались нашей разведкой, позволили установить, что:
из Франции в Белгород передислоцируется пехотная дивизия;
из-под Ленинграда на Орел кружным путем следует танковая дивизия;
с африканского театра военных действий немцы перебрасывают под Курск свои танковые части.
Сообщив обо всем в Москву, наш отряд усилил разведку, в первую очередь на транспорте и на линиях связи. И тут особую роль суждено было сыграть действовавшему под руководством нашего отряда партизанскому подполью в небольшом городке Здолбунове под Ровно.
Станция Здолбуново к весне 1943 года приобрела для гитлеровцев особое значение. Через Здолбуновский узел фактически осуществлялось все основное снабжение фашистской армии на Восточном фронте. Дело в том, что к этому времени другие железнодорожные магистрали, проходящие с запада на восток через Брест, Ковель и Тернополь, почти не использовались — их парализовали многочисленные действующие здесь партизанские отряды. По той же причине почти не ходили поезда по линиям Брест — Минск и Ковель — Сарны. Линия Вена — Львов — Здолбуново — Шепетовка поневоле стала главной транспортной артерией, питавшей гитлеровский фронт. Через эту станцию днем и ночью с промежутками в несколько минут проходили эшелоны с живой силой, военной техникой, боеприпасами.
Гитлеровцы отлично понимали, какое значение имеет Здолбуновский узел, и охраняли его пуще глаз. Теперь его охрана была усилена еще больше. Станция и город кишели гестаповцами, жандармами, полицаями.
Вести разведывательную и диверсионную работу в таких условиях было очень трудно. И все же она велась. Немцы не знали покоя на линии. Взлетали на воздух эшелоны с живой силой и техникой, полыхали склады боеприпасов, один за другим выходили из строя локомотивы, только что «отремонтированные» в Здолбуновском депо. Гестаповцы сбивались с ног в поисках виновных, но безрезультатно. Еще бы: они искали «бандитов» где угодно, но только не в самом Здолбунове. Здесь обычно все было тихо. Эшелоны взрывались лишь через десять-пятнадцать часов после того, как миновали станцию. Немецкий же комендант Здолбунова жил спокойно — на вверенной его попечению станции всегда все было в порядке, никаких чрезвычайных происшествий. Таков был замысел наших партизан и разведчиков.
И все же через станцию беспрерывно следовал поток вражеских эшелонов, несущих смерть советским воинам. Горько становилось на душе от сознания этого. Удовлетворение давало лишь то, что собираемые здесь сведения приносят немалую пользу советскому командованию.
До сих пор контролю наших разведчиков, имевших доступ на станционные пути, подвергались лишь поезда, хотя бы на пять-десять минут останавливающиеся в Здолбунове. Установить же, что собой представляют эшелоны, минующие станцию без остановки, за редким исключением не представлялось возможным. Между тем наше командование, понимая, что летом немцы непременно попытаются перейти в наступление, чтобы исправить свое незавидное положение на фронте, требовало: «Не оставляйте ни одного железнодорожного состава без обследования!»
Надо было найти пути к надежному источнику информации о работе Здолбуновского узла. И это осуществил скромный партизан-подпольщик комсомолец Авраамий Иванов.
Судьба забросила его на эту станцию после окружения, в которое он, боец Советской Армии, попал в 1941 году. Теперь он работал уборщиком на путях. Подпольщики давно обратили внимание на этого малоразговорчивого молодого человека, но принимать в свою среду не спешили. Кое-кто находил Иванова слишком угрюмым и настороженным. Наконец состоялся разговор начистоту, и Иванову предложили вступить в подпольную организацию.
— Конечно, я согласен выполнить любое задание, — просто и по своему обыкновению лаконично ответил Авраамий.
Вначале мы предполагали использовать Иванова лишь как связного между здолбуновцами-подпольщиками и отрядом, находившимся в лесу, но вскоре он проявил себя и как бесстрашный и находчивый разведчик. Он умудрился достать бесплатный проездной билет и пропуск, дающий право проезда даже на товарных воинских эшелонах. Почти ежедневно, невзирая ни на погоду, ни на усталость, в плохонькой одежонке, не спасающей ни от дождя, ни от ветра, Авраамий садился в поезд, ехал до станции Клевань, а оттуда уже пешком отмеривал четыре километра до «зеленого маяка» — поста нашего отряда в лесу. Там он отдавал донесение дежурным разведчикам и сразу же отправлялся в обратный путь. Рано утром он обязан был с точностью до минуты явиться на работу. Несколько раз ему удалось побывать и в отряде — кусочке свободной советской земли в глубоком тылу врага. Эти дни становились для него праздником.
Однажды во время очередного появления в лагере он вручил мне пакет, а сам скромно отошел в сторонку, время от времени поглядывая на меня своими большими, широко, по-детски, раскрытыми глазами. Я вскрыл пакет и — обомлел. В руках у меня находился отпечатанный под копирку чрезвычайно важный документ — экземпляр совершенно секретной ежедневной оперативной сводки немцев о прохождении поездов через Здолбуново. Сводка содержала решительно все: количество эшелонов, число вагонов в каждом, наименование груза, станции отправления и назначения. Последующая проверка полностью подтвердила полную достоверность информации.
Авраамий рассказал, как он сумел привлечь к разведывательной работе в пользу Советской Армии военного оператора станции — чеха из Судет, по имени Йозеф, который по документам считался немцем и против своего желания был призван в вермахт. Йозеф был чешским патриотом, убежденным антифашистом и согласился помогать нашей разведке.
В служебные обязанности оператора входило печатать на машинке в двух экземплярах ежедневную секретную сводку о всех проходящих через Здолбуново поездах. Один экземпляр шел начальнику военных сообщений гитлеровской армии, второй предназначался для военного коменданта станции и хранился в специальном сейфе под круглосуточной охраной часового. Теперь Йозеф стал закладывать в машинку третий листок бумаги.
