Шилов в сердцах со всего размаху двинул по железным перилам кулаком, они жалобно задребезжали, заходили ходуном.
— Обидно! Конец командировки! И на тебе! Подарочек! Падлы черножопые! Если бы не «вертушки» и не Уральский СОБР, подоспевшие на выручку из Ножай-Юрта, полегла бы вся колонна. Вот, и нас не миновала беда. Постигла незавидная участь «калачевской» и «софринской» бригад. Угодили, таки, в засаду басаевских головорезов. Не обошла смертушка стороной пацанов-дембелей. Не пожалела. Лучше бы они на заставе в горах продолжали замерзать сверх срока, так нет же, дождались на свою головушку плановой замены. Выкосила мерзкая старуха почти всех безжалостной косой по дороге домой.
— Эх, Николай! Коля! Что я теперь, Ленке скажу? — Шилов шмыгнув носом, снова со всего маха двинул кулаком по перилам.
— Как я в ее серые глаза посмотрю?
Дверь распахнулась настежь, двое санитаров выносили покрытые рваной окровавленной простыней носилки. Капитан посторонился, пропуская их. С носилок свешивалась закопченная рука убитого с ободранными в кровь пальцами. На указательном тускло поблескивала серебряная печатка с изображением боксерской перчатки. За ношение этого кольца он неоднократно гонял сержанта Широкова в наряды.
Вечер. Военный городок. Лена, жена капитана Шилова, после новостей по РТР погладив детское белье и уложив детей спать, вновь включила телевизор. В программе «Время» шел репортаж из Чечни, который вел репортер Александр Сладков. Показывали генерала Трошина, который заявлял, что боевики разбиты, что контртеррористическая операция закончена. Что остались мелкие группы бандитов, которые попрятались по пещерам.
Потом показали Ястребова, который, хмуря лоб, рассказывал об успехах ОГВ.
Раздался телефонный звонок. Лена в волнении подняла трубку. Звонила подруга, Сафронова Людмила, жена комбата.
— Леночка, милая! Здравствуй! Как у тебя дела? Как детишки? У меня хорошая новость, дорогая! Только что, звонил Максим. Говорит, что у них все хорошо, спокойно. Так что, не волнуйся! Ты, кстати, смотрела сегодня программу время?
— Да, только что! Ястребов говорит, что контртеррористическая операция уже практически завершена. Боевиков жалкая горстка осталась. Но я все равно страшно переживаю.
— Макс, такой веселый! Все шутит, ты же его знаешь! Привет передает от твоего Миши! Так, что не волнуйся, голубушка!
После телефонного разговора. Лена прошла в детскую. Поправила одеяло у Сережки, поцеловала спящую Натальюшку в макушку. Подошла к окну. За окном горели фонари, медленно падал пушистый снег.
Утром Шилова вызвали к «батяне». У командирской палатки стоял незнакомый «уазик» без левой фары, изрядно помеченный пулями, рядом с ним курили четверо рослых чеченцев, увешанных оружием. Капитан с недобрым предчувствием нырнул в палатку. Кроме полковника Кучеренко там находились, майор Сафронов, капитан Дудаков и какой-то, судя по поведению «бати», важный чеченец.
— Шилов, знакомься! Командир спецназа Рустам Исмаилов!
Чеченец встал из-за стола и крепко пожал капитану руку. Шилов почувствовал в своей ладони узкую сильную ладонь. У спецназовца на кисти не было двух пальцев. Он был среднего роста, в крепко сбитом теле чувствовалась какая-то несгибаемая сила. Взгляд был прожигающий из-под черных бровей, одну из которых рассекал белый уродливый шрам.
— Рустам будет выдавливать, — полковник ткнул карандашом в карту. — Этих тварей из ущелья, вот отсюда. Наша же задача, встретить их здесь, на выходе к селу у излучины реки.
После чая чеченцы попрощались и уехали.
— Прям, головорезы какие-то с большой дороги! Настоящие абреки! Где ты их откопал, Владимир Захарович? — полюбопытствовал капитан Дудаков.
— Из штаба привез. Казанец рекомендовал. Отличные, кстати, парни! А главное, надежные! У них счеты с боевиками! Большая кровь между ними! — Кучеренко, аккуратно сложив карту, засунул ее в планшетку. — Этот Рустам очень крутой парень, огонь и воду прошел. Еще в Афгане воевал вместе с Русланом Аушевым. Потом в оппозиции к Джохару состоял. Участвовал в штурме президентского дворца в Грозном. В каких только переделках не был. Видал, у него взгляд какой. Глаз-то стеклянный. Потерял его при подрыве бронемашины, буквально по кусочкам тогда парня собирали. Весь латанный-перелатанный. Сильный мужик. Другой бы на его месте, уж давно скис. В этом же, энергии хоть отбавляй, на десятерых хватит.
— То-то я гляжу, буравит меня словно каленым железом насквозь прожигает, — вновь отозвался Дудаков. — Аж, не по себе стало.
— Не завидую никому из «вахов», если попадутся на пути Рустама. Точно придет хана! Не пощадит! Кровная месть! Полрода, дудаевцы-сволочи, у него уничтожили.
— И чего мы полезли в их чертовы разборки? — сказал Сафронов, потирая небритую щеку. — Пусть бы крошили, резали друг друга.
— Помнишь, в 1996-ом Грозный сдали боевикам?
— Еще бы не помнить! Как нас умыли? Политики херовы!
— Так Исмаилов, тогда несколько дней с нашими ребятами из «Вымпела» осаду сдерживал в милицейской общаге. Чудом тогда мужики вырвались, до последнего надеялись, что помощь придет. Не пришла!
— Предали, сволочи! Ребята кровью умылись, заплатили головой из-за столичных выродков, — закипел побагровевший Дудаков, сжимая кулаки.
— Ну, ладно, ладно, Алексей, чего старое ворошить! Наше с тобой дело приказы выполнять! Извините, мужики, у нас тут разговор с Михаилом серьезный предстоит.
Сафронов и разраженный Дудаков вышли.
— Миша, садись, — с хмурым лицом куривший подполковник Кучеренко, кивнул на топчан. — Закуривай.
Шилов присел, вытряхнул из предложенной пачки сигарету, прикурил.
— Значит, завтра отбываем домой? Дудакову хозяйство сдал?
— Да, все нормально. Дмитрич остался доволен.
— Ну, и славненько. Но Сафронову и Дудакову, я чувствую, будет посложнее чем нам.
— Да, Владимир Захарыч, жизня здесь не покажется сахаром. Холода на носу.
Разговор явно не клеился. Офицеры, молча, курили. Каждый думал о своем. Шилов внутренне догадывался по какой причине его вызвал Кучеренко, но боялся об этом даже и думать. Подполковник же не знал, как бы лучше подойти к столь неприятному для него делу.
— Миша, я тебя вот за чем позвал. Вот, держи. Это Николая, — подполковник, не поднимая взгляда, протянул капитану руку и разжал кулак.
На ладони Кучеренко тускло поблескивали «командирские» часы. Шилов сразу узнал знакомый циферблат. Лена подарила одинаковые часы ему и своему брату на 23-е февраля в прошлом году.
Он, как сейчас, помнил тот морозный день. Они всей семьей сидели за праздничным столом. Он, Лена, дети. Он только что пришел домой. После торжественного парада в части. По дороге они с майором Сафроновым в кафе пропустили пару стопок в честь великой даты. За что Лена, естественно, его пожурила. Сели за стол. Ждали шурина, который невесть куда запропастился, хотя заверял, что будет ровно в три. Тут звонок в дверь. Открыли, а на пороге — брат Нины, Николай Терентьев в парадной форме с цветами и тортом. Лена бросилась обнимать и целовать брата.
— Коля, миленький, с праздником! Это от меня! Это от мамы! Это от Сережи и Натальюшки! А Миша тебя сам поцелует!
— Я его поцелую! Я его так поцелую! — отозвался сердито, появившийся из зала, хозяин.
— Капитан Терентьев по вашему приказу прибыл, мон женераль! — Капитан Терентьев, вытянувшись, щекнув каблуками, отдал честь. — Сережка, держи скорее торт! Вкуснятина, пальчики оближешь! Шоколадный!
— Проходи, вояка! Уже все давным-давно за столом! Только тебя и ждем! — Шилов, пощелкивая подтяжками, топтался в прихожей вокруг шурина. Лена и Сережка с цветами и тортом убежали в кухню, откуда доносился сногсшибательный аромат ванили.
— Ты, куда же слинял, хорек? Мы же договаривались, что вместе с Викторычем идем в «Сиреневый туман» отмечать нашу славную дату.
— Миша, шерше ля фам. Сам понимаешь? — полушопотом ответил Терентьев, вешая шинель и делая хитрые глаза.
— Ну, и кобелек, — покачивая головой, отозвался хозяин. — Не сносить тебе головы. Опять, наверное, за чужой женой ухлестывал? Плохо это для тебя, Николаша, кончится, помяни мое слово! Смотри, гулена, допрыгаешься, вызовет Синельников тебя на дуэль или шандарахнет где-нибудь на охоте.
— Ленка! А что, это твой несравненный в таком затрапезном виде? — крикнул Николай, закрывая щекотливую для него тему. — Ну-ка, живо китель надень!
— Говорит, что ему в нем жарко! — откликнулась из кухни Лена, колдовавшая над пирогом у открытой духовки.
— Где это он успел так разжариться, если не секрет? На дворе двадцатиградусный морозище!
— Тебе виднее, ты с ним служишь, а не я!
— Места надо знать! — отозвался Шилов, округляя глаза и вертя пальцем у виска.
Они прошли в комнату. Появилась счастливая Лена с пирогом на блюде.
