– Упырь… – зло проговорил Тоня. – Гляди, сколько кровушки русской высосал…
– Свое отхлебал, кровосос… – глухо откликнулся Канавин.
– К этому глазу ночному, похоже, блок питания прилагается… – задумчиво проговорил Аникин, осматривая болтавшийся шнур.
– Ага, товарищ командир… – согласно кивнул Канавин. – Была там у гада какая-то амуниция за плечами. Только я думаю, после вашего выстрела от нее одни болтики да шурупчики остались. Начисто кровососа разнесло…
– Все равно, батареи эти найдите и заберите… Все, до шурупчика… – произнес Андрей. – Дело серьезное… Отвечаешь за трофеи головой. Понял, Канавин?.. После боя надо будет доставить ПНВ в штаб.
– Понял, товарищ командир… – без всякого энтузиазма ответил боец. Его, видимо, никак не устраивала перспектива таскаться с тяжелыми железками. – А разрешите этот ночник отсоединить, а? Винтовка-то с боезапасом. У фашиста еще три магазина было снаряженных. Так мы ночник-то аккуратненько упакуем, а ее – в дело пустим.
– А сможешь? – недоверчиво спросил Аникин.
– А что ж мы, пальцем деланные?! Кой-чего могем… – обидчиво вспыхнул Канавин. – Зря я, что ли, в учебке мины ставил и проводочки у взрывчатки соединял? А тут трохи легче будет… Думаю, ночник этот не бабахнет от неосторожного обращения…
– Ладно, действуйте… А винтовку – используй, разрешаю… – торопливо произнес Аникин, возвращая Канавину трофей. Тот сразу воодушевился и повеселел.
Бойцы из отделения Затонского и остатки взвода Колюжного, распределившись в цепь, двигались вдоль правой окраины фольварка. Так Аникин примерно представлял себе местонахождение боевой группы. Впереди громыхало все громче и вспыхивало зарево. Вот ветлы, на одной из которых гнездился вражеский снайпер. Хорошо бы прибор ночного видения восстановить. Находка для всей роты… Вот какое-то деревянное строение, похожее на амбар. Повалено. Бревна – в стороны. Скорее всего, работа артиллеристов. Или прошла здесь та самая «тридцатьчетверка», которую прикрывало отделение Мамедова. Внезапно лихорадочно прыгавшие, в такт бегу, мысли Аникина прервали несколько гулких взрывов. Один, второй, третий, они ухали прямо на цепь бегущих. Будто на них надвигался железный великан, сотрясая землю при каждом шаге. В шуме и грохоте проклюнулся нарастающий рев. Мины!
– Ло-о-ожись! – успел крикнуть что есть силы Андрей. В тот самый миг, когда он бросился на землю, великан резко рванул бегом прямо на них и принялся топтать и крушить все вокруг. Волна раскаленного воздуха, словно девятый вал, прошла над головой и с необоримой властностью потянула Андрея, всего, целиком, вслед за собой. Он с отчаянной неистовостью впился пальцами в сырую землю, вжался в нее, стараясь во что бы то ни стало удержаться, не поддаться тянущей его силе. Страшный грохот и треск наполнил все вокруг, рождая внутри чувство безотчетного страха, заставляя вжиматься еще сильнее. Жить, жить, наперекор этому раскаленному урагану, который крушит и ломает все вокруг…
Обстрел продолжался не больше десяти секунд, но Андрею показалось, что мины сыпались бесконечно долго. Он попытался подняться и почувствовал, как земля посыпалась со спины его телогрейки.
– Товарищ командир… – раздался рядом голос Липатова.
– Я в порядке, ты как? – откликнулся Аникин, пытаясь отряхнуться.
– Ничего… – каким-то неуверенным голосом ответил Липатов. – По башке малеха двинуло. А – нет, каска цела, даже вмятины нет. Видать, ком земли влепило… Хорошо, что каску надел… Похоже, «дурилу» фашисты использовали. Думал, все – каюк нам пришел…
– Дурила, говоришь… – отряхиваясь, отозвался Аникин. Похоже, что немцы дали залп из реактивных шестиствольных гранатометов (150-мм шестиствольный реактивный миномет Nebelwerfer (досл. с нем. «Туманомет»).
Значит, великана «дурила» звали. Да, надурил он тут прилично. Расстояние они покрывают приличное. Значит, били с самих Зееловских высот. Или еще откуда подальше, с резервных позиций. Черт, какие еще сюрпризы у них имеются?
– В батальоне мне про них говорили… Дрёмов, связист, описывал, как эти шестиствольные по Кюстрину работали… И вода, и земля кипела… – произнес Аникин. – А я и забыл, черт возьми…
– Ага, тут забудешь… – посетовал Липатыч. – Они, гады, быстро напомнят.
– Только Дрёмов их «ишаками» звал…
Аникин усмехнулся. За ним следом рассмеялся и замкомвзвода.
– Я теперь понял, почему… – продолжил Андрей. – Слыхал, как они на подлете ревели?
– Жуть… – согласился Липатов. – Думал, у меня от этого рева кишки наружу вывернутся…
За шиворот засыпалась земля, и теперь неприятно было ощущать склизкие, мокрые комочки. Кто-то тихо стонал, кто-то ругался на чем свет стоит, используя весь боезапас матерной ругани.
К ним подполз Затонский и с ходу выпалил:
– Коктенко убило, товарищ командир… Того, что за снайпером ходил вместе с Канавиным. И еще трое ранены, из калюжинских, один тяжело.
– Помощь окажите… – отозвался Аникин. – Эти, что легко, идти могут?
– Могут… – коротко доложил Кузьма.
– Тогда отправь их обратно к насыпи. Пусть доложат, что у нас тут. Только скажи, чтоб шли по нашему коридору наступления. А то попрут опять по минному…
– Есть сказать! – отчеканил Затонский и тут же затараторил: – Ну, и жахнули по нас, гады. Что это было, ни черта не сообразил… «Катюши» их немецкие, что ль?
– Ну, ты выдал – «катюши»! – не выдержав, зло усмехнулся Липатов. – Если бы это были «катюши», мы бы с тобой тут не балакали… Это, типа, «ванюши»… только вражеские…
– Да, реактивный… – уверенно произнес Аникин. – Мин было шесть, а все легли за секунды…
– Да все пятнадцать! – воскликнул Затонский.
– Ну, ты горазд считать, Тоня… У страха глаза велики… – Липатов не мог сдержать нервного смеха. – Тебя бы хлеборезом назначить, вот бы мы отъелись…
Мощнейшая взрывная волна, возникшая от последовательных разрывов реактивных мин, разметала деревянные строения фольварка, оцеплявшие каменный дом справа. Бревна и доски горели, высвечивая несколько поваленных деревьев. Их толстенные стволы переломились в самом основании, будто спички. Наверное, они и издавали оглушительный треск, раздавшийся сразу после взрывов.
Характерный, «ослиный» рев возник снова, стремительно нарастая. Черт, до чего же похоже. Как будто стадо истошно ревущих животных гонят на убой.
– Скорее, все – вперед… – скомандовал Андрей. Он инстинктивно предположил, что минометные расчеты вражеских «дурил» не будут отрабатывать дважды по одному и тому же квадрату.
Бойцы, подчиняясь его крику, побежали в темноту. Земля уходила вниз под уклоном. Воронка! Из нее, еще не остывшей, исходил пар и горький запах гари и пороха. Они бежали вперед. Краем глаза Аникин увидел, как клубы огня и дыма выросли слева, метрах в трехстах, в том самом месте, где находился полуразрушенный каменный дом. Почва под ногами содрогнулась.
Дрожь нарастала, и там, где была усадьба, росли в черное небо снопы ярко-красного пламени. Казалось, что земля разверзалась, выпуская наружу жар из горнила кромешного ада. Этот выдох самого нутра смерти догнал бегущих и толкнул их в спины горячей, прогорклой волной, которой занозило нос и горло, и стало невозможно дышать.
Свет адского пламени растекся по округе, вдруг высветив справа, в темноте, мечущиеся стальные отсветы. Они высверкивали совсем близко, метрах в тридцати от штрафников, находившихся на левом фланге.
Андрей, зажмурившись, снова вгляделся в темноту, пытаясь понять природу этих бликов. Они стремительно приближались. Или ему мерещится? Черт побери… Это же… Это же… Каски! Блики огня отражались от стали. Силуэты некоторых высветились так отчетливо, что Андрей разглядел мешки за плечами. «Фаустпатроны» торчат, словно копья…
– Немцы! Немцы справа! – закричал он. Одновременно сразу несколько очередей разорвали огненными вспышками полумрак. Кто-то из бойцов увидел врага в тот же миг, что и Аникин. Выкрики по-немецки раздались сразу с нескольких сторон. На миг Андрею показалось, что их окружили. Но, похоже, немцы совсем не ожидали, что наскочат на штрафников. Кричали от боли и паники.
– Залечь… В цепь вдоль правого фланга, – скомандовал Андрей и, пробежав еще несколько шагов, плюхнулся наземь.
Пули засвистели у него над головой. Кто-то прополз у него из-за спины вперед и влево и, заняв позицию, тут же открыл огонь.
– Патроны!.. Экономить патроны!..
Команду старшего лейтенанта подхватили и передали по цепочке. Первые секунды шквального огня из ППШ сменились гранатной атакой. Аникин одним из первых сорвал с ремня оборонительную «лимонку» и швырнул в немцев, мельтешащих в темноте впереди.
Взрыв, истошные крики, сноп огня фотовспышкой высвечивает корчащиеся на земле фигуры. Один из раненых в агонии ползет на четвереньках, отталкиваясь одной, уцелевшей рукой. Рядом по земле катится каска, сорванная взрывной волной с головы. На его перекошенном лице застыл ужас боли и шок. Он ищет свою вторую руку, оторванную взрывом чуть выше локтя. Обрубок лежит рядом, метрах в двух перед ним. Уже мертвая кисть крепко сжимает трубу «фаустпатрона».
