Геннадий обнял Полада.
— Ты это наблюдаешь впервые, а мы привыкли. Подбитый танк — явление обычное.
Проходя мимо них, Аркадий шутливо надвинул шлем на глаза Поладу.
— Не хмурься. Починимся, и своих догоним.
Но Поладу казалось, что, отстав от роты, они не скоро ее догонят. Когда еще новую гусеницу натянут! Тут и бригаду потеряешь. Что сделают с оставшимися? Включат в какую-нибудь следом идущую часть — и все, не видать ни Асланова, ни Пронина, ни Мустафы, ни друзей из Ленкорани.
«Волжанина» подбивали не первый раз, и были повреждения посерьезнее, чем обрыв гусеницы. Иногда казалось: придется расстаться с танком. Аркадий тревожился, пока ремонтная бригада не выносила своего заключения: как и что ремонтировать. Самое страшное, если скажут, что отремонтировать нельзя тогда пиши пропало. Но всякий раз говорили, что отремонтировать можно, и весь экипаж кидался помогать ремонтникам. Так что в конце концов Аркадий Колесников уверовал в бессмертие своей машины, никогда не высказывал братьям беспокойства по поводу ее судьбы, чтобы их не расстраивать, напротив, если даже братья безнадежно качали головами, глядя на поврежденную машину, Аркадий говорил: «Не торопитесь с выводами, „Волжанин“ возьмет еще немало вершин, перевалит через холмы и овраги, переплывет не одну реку, и в конце концов доставит нас прямехонько в самый Берлин! Танк, купленный на деньги Пелагеи Кондратьевны, не так-то легко превратить в груду металлолома!».
Ожидая ремонтников, танкисты заночевали в лесу.
Аркадий сказал братьям и Поладу:
— Поспите немного. Я пока подежурю.
Полад вытащил из танка ватники. Сунув их под головы, танкисты легли рядком. Геннадий и Терентий уснули мгновенно, лишь только головы коснулись земли. А Поладу не спалось. Аркадий, подойдя поближе, спросил:
— Ты чего не спишь? Может, проголодался? Там есть хлеб, колбаса, возьми, подкрепись.
— Я не голоден. Я думаю: вам надо отдохнуть, а я пока подежурю.
— Тебе непривычно. Да и ночь еще долгая. Мало ли что нас ожидает. Спи! Перед рассветом Гена или Терентий меня подменят, и я тоже сосну часок.
— Вы мне не доверяете, товарищ старший сержант.
— Нет, Полад, я верю тебе, как любому из братьев, ты этого разве не чувствуешь?
— Если доверяете, тогда позвольте стать в карауле.
Аркадию не хотелось обидеть Полада:
— Ну, хорошо, пусть будет по-твоему, сказал он. — Но если что, немедленно буди!
Перекинув через плечо автомат, Полад принялся вышагивать около «Волжанина». Иногда, останавливаясь, он слушал голоса ночных птиц, вслушивался в шорохи листьев и зорко посматривал вокруг. Ему казалось, что Аркадий тоже уснул. Но командир машины не спал. Чутким ухом улавливал он далекие звуки стрельбы, разрывы снарядов, и пытался представить, где находится сейчас рота. Наверно, уже у Березины… «Если бы эти собачьи дети не подбили машину, мы были бы вместе с ребятами».
Полад не знал, что Аркадий бодрствует. Пусть бы, думал он, именно в этот момент к «Волжанину» подполз фашист, и он, Полад, сразился бы с ним один на один, и только после этого разбудил бы товарищей — они узнали бы, как он их любит, и убедились бы, что он ничего не боится.
Послышался еще далекий пока шум моторов. Полад весь превратился в слух. Шум приближался, причем с обеих сторон шоссе, становился все явственнее и сильнее. Полад хотел было разбудить Аркадия, потом подумал:
«Ну, разбужу, а если это окажутся наши? А если это враги?.. Что мы, четверо, можем с ними поделать?»
Невдалеке от танка шум машин заглох — значит, остановились. И послышался строгий голос:
— Кто вы? Куде едете?
Полад отчетливо расслышал слова, произнесенные в тишине ночи. Кто-то ответил:
— Раненых везем в тыл, товарищ генерал.
— Чьи раненые?
— Из хозяйства капитана Григориайтиса.
Наконец, Полад узнал голос Асланова и подошел к Аркадию, чтобы разбудить его, но старший сержант проворно поднялся с земли.
— На дороге — наши. Генерал Асланов. Раненые.
— Я слышал, Полад.
Батальоны Григориайтиса и Гасанзаде выполнили очень важную задачу. Ударив по немцам с двух сторон, и притом совершенно внезапно, они разгромили колонну отступающих немецких войск — скрыться, убежать не смог, практически, никто… Батальоны захватили много машин, техники, оружия, боеприпасов, взяли в плен около двухсот солдат и офицеров. И генерал Асланов имел основания быть довольным. Сейчас он направлялся на передний край, на рекогносцировку — требовалось развить успех и организовать переправу бригады через реку Березину.
Проводив в тыл машину с ранеными, генерал сказал водителю своей машины:
— Володя, подожди тут, мы сейчас вернемся. — И направился с Колесниковым к подбитому «Волжанину», освещая дорогу карманным фонариком.
— Капитану Гасанзаде известно о повреждении машины?
— Командир батальона знает.
— Я думаю, с рассветом ремонтники подъедут. — Генерал осветил борт машины, катки, размотанную гусеницу.
— Это легко починить. Заменить два-три звена. У вас что, нет запасных траков?
— Не хватит.
— Ну, ничего. Если что, натянут новую. Мотор в порядке? Так. Как починитесь, догоняйте роту. — Потом, помолчав, спросил: — Ну, а сами, ребята, все здоровы?
— Здоровы пока, товарищ генерал, — разом ответили братья.
Генерал повернулся к Поладу, который стоял в стороне, опустив к ноге автомат.
— А ты как?
— Хорошо, товарищ генерал.
— Матери пишешь?
О том, что Полад редко пишет матери, Ази знал от Хавер и Нушаферин, и от самой Сарии. Сария писала генералу и просила надрать Поладу уши…
Ази навел справки. Да, Полад писал редко. Но свое небольшое солдатское жалованье полностью посылал домой.
— Я пишу, товарищ генерал, — оправдывался боец, — но, сколько ни пиши, она все равно недовольна.
— Материнское сердце, Полад. Она рада бы получать письма ежедневно. Невозможно писать каждый день, но как появится свободный часок, ты не ленись, напиши хотя бы несколько строк. Она ведь беспокоится, тысячи мыслей в голову лезут. Когда долго нет письма, она думает, не случилось ли с тобой чего-нибудь. Так что почаще пиши, Полад, порадуй мать, не пожалеешь об этом.
— Есть чаще писать; товарищ генерал!
— Ну, вот и договорились, — генерал улыбнулся и спросил Аркадия Колесникова: — А как воюет Полад Талышлы? Оправдывает доверие?
Вопрос этот встревожил Полада. Вдруг Аркадий расскажет, как он испугался во время первого боя? Но Аркадий сказал:
— Уже втянулся, с обязанностями своими справляется, действует как старый фронтовик. Мы им довольны. Рады, что сумели найти хорошего стрелка-радиста. Вполне заменил Османа Хабибулина.
— Что ж, отлично! Не зря, значит, зайцем добирался до фронта из Ленкорани! Подполковник Пронин в тебе не ошибся. Ну, а ты сам как считаешь: отомстил за отца?
— Пока нет, товарищ генерал.
— Как так? Разве за эти дни ты из пулемета не стрелял?
— Стрелял.
— Как же так стрелял, если не попал ни в одного фашиста?
— Я своими глазами видел, скольких он уложил, товарищ генерал, вмешался Аркадий. Он повернулся к Поладу, — Ты что это на себя напраслину возводишь?
— Посечь из пулемета — это еще не то, чего я хочу, — тихо сказал Полад. — Вот если я встречусь с фашистом лицом к лицу, схвачу его за горло и задушу собственными руками, — тогда другое дело. А до тех пор буду считать себя в долгу перед отцом.
— Ну, — покачал головой генерал. — А если силенок не хватит?
— Должно хватить, товарищ генерал.
Понравился генералу ответ Полада. Он мягко положил руку на плечо бойца.
— Посмотрим… Если случится так, я сам напишу о тебе твоей матери. А пока бей врагов из пулемета. Бей без промаха! Много они нам задолжали, за многое надо с них спросить.
Немцы, оборонявшие город Борисов, держали под непрерывным минометным и артиллерийским обстрелом берега Березины. К обороне они готовились основательно, еще с зимы, построили вдоль Березины мощные огневые точки, возвели укрепления, установили минные поля и проволочные заграждения. Все спуски к воде, подъемы, участки, поросшие лесом и кустарником, даже болота, то есть каждая пядь земли, где советские войска могли сосредоточиться или скрытно подойти к реке и форсировать ее, находились под неусыпным наблюдением врага. Да и сама по себе река была серьезным препятствием — и все это осложняло переправу частей Третьего Белорусского фронта на тот берег.
В Борисове был крупный гарнизон, усиленный за счет отступающих частей, и немецкое командование не собиралось сдавать город, напротив, решило удерживать его как можно дольше. Все мосты на реке Березине были взорваны. Зенитные батареи, стоящие в окрестностях города и у пристани, открывали ураганный огонь по самолетам и переносили его на наши наступающие наземные войска.
