– Если, конечно, не окажется авиатором.
– Но это ведь не солдаты люфтваффе прошли сейчас, а?
– Кто его знает, – вздохнула она. – Самое время пойти выяснить.
Хермии, прожившей в Дании дольше, чем в Англии, показалась вдруг, что она в незнакомой стране. Родной когда-то Копенгаген сделался враждебен, стало чудиться, что на нее все смотрят. Торопливым шагом, как бездомная беженка, шла она улицами, знакомыми с детства, по которым, беспечную и веселую, водил ее за руку отец. И пугали не только контрольно-пропускные пункты, немецкая военная форма и серо-зеленые «мерседесы». Она вздрагивала даже при виде полицейских-датчан.
У нее здесь были друзья, но связаться с ними Хермия не решалась – боялась навлечь опасность и на них тоже. Поуль погиб, Йенс, не исключено, арестован, и кто знает, что стряслось с Арне.
Усталая, одеревенелая после бессонной ночи на пароме, Хермия маялась беспокойством об Арне, но, физически ощущая, как тикают часы, приближая полнолуние, вела себя с предельной осторожностью.
Дом Йенса Токсвига на улице Святого Павла стоял в ряду других, таких же одноэтажных, с входной дверью, выходящей прямо на тротуар. Номер пятьдесят три выглядел нежилым. Никто не подходил к двери за исключением почтальона. Вчера, когда Хермия звонила сюда с Борнхольма, в доме находился минимум один полицейский, а теперь, видимо, пост сняли.
Хермия пригляделась к соседним домам. В том, что справа, неухоженном, обитала молодая пара с маленьким ребенком, из тех, кто слишком поглощен собственной жизнью, чтобы обращать внимание на соседей. Однако дом слева, опрятный, свежевыкрашенный, с нарядными занавесками, принадлежал пожилой женщине, которая уже несколько раз подходила к окну.
Пронаблюдав часа три, Хермия подошла к двери аккуратного домика и постучалась. Дверь открыла пухлая особа лет шестидесяти, в переднике. Бросила взгляд на маленький чемоданчик в руке Хермии.
– Я, милочка, никогда не покупаю то, что мне приносят к порогу, – заявила она и покровительственно улыбнулась, словно такая позиция указывала на ее общественное превосходство.
Хермия улыбнулась в ответ.
– Мне сказали, дом пятьдесят три освободился и его можно снять.
Дама в переднике заулыбалась совсем иначе.
– Что, подыскиваете жилье? – заинтересовалась она.
– Да. – Соседка оказалась именно такой любительницей совать нос в чужие дела, как надеялась Хермия. – Я выхожу замуж.
Взгляд соседки тут же переполз на левую руку Хермии. Та показала ей свое обручальное кольцо.
– Как мило! Что ж, могу сказать, неплохо будет иметь респектабельных соседей… после всего, что тут произошло.
– А тут что-то произошло?
– Тут было гнездилище коммунистов-шпионов!
– Да что вы говорите? Не может быть!
Женщина скрестила руки на стянутой корсетом груди.
– Их арестовали в прошлую среду, всю шайку.
Хермия, похолодев, продолжала поддерживать беседу.
– О Боже! И сколько ж их было?
– В точности не скажу, но, во-первых, сам жилец, господин Токсвиг, никогда б на него не подумала, хоть он и мог бы вести себя поуважительней к старшим, а во-вторых, в последнее время у него квартировал летчик, симпатичный такой молодой человек, жаль только, неразговорчивый, и еще разные, в основном такой на вид военный народ…
– И что, их всех скопом в среду и арестовали?
– На этом самом тротуаре, вот видите, где спаниель господина Шмидта метит фонарный столб, видите? Тут прямо была стрельба!
Хермия ахнула и закрыла рукой рот.
Соседка покивала, очень довольная впечатлением, произведенным на слушательницу.
– Полицейский в штатском подстрелил одного из коммунистов. Из пистолета.
Хермия, в ужасе от того, что может услышать, с трудом выдавила:
– И кого подстрелили?
– Ну, сама-то я не видела, – с безмерным сожалением произнесла соседка. – Я была у сестры на Рыбачьей улице, ходила к ней взять узор для вязания, мне нужно жакет связать. Но подстрелили точно не господина Токсвига, это я могу вам сказать, потому что фру Эриксен из вон той лавки, которая все видела, сказала, что человек тот ей незнаком.
– Его… убили?
– Нет-нет! Фру Эриксен считает, что его ранили в ногу. Он громко стонал, когда приехала «скорая» и его укладывали на носилки.
Хермия была уверена, что раненый – Арне. Ей стало так больно, словно пуля вонзилась в нее. Дыхание перехватило, голова пошла кругом. Надо было отделаться от этой противной сплетницы, которая с таким смаком обсуждала трагедию.
– Мне нужно идти, – с трудом выговорила она. – Какая ужасная история.
– Так что дом сдадут, не сомневайтесь, надо лишь подождать немножко, – вдогонку произнесла дама.
Хермия пошла прочь, ничего не ответив. Она брела наугад, пока не увидела кафе. Хермия зашла туда и присела собраться с мыслями. Чашка морковного чая помогла немного справиться с потрясением.
«Надо выяснить поточней, что произошло с Арне и где он сейчас находится. Но сначала нужно устроиться где-то на ночь», – размышляла Хермия.
Удалось снять номер в дешевой гостинице неподалеку от набережной. Местечко сомнительное, но комната запиралась на ключ. Примерно к полуночи постучали, невнятный голос осведомился, не хочет ли она выпить, так что пришлось подпереть дверь стулом.
Заснуть так и не удалось. Большую часть ночи Хермия провела, гадая, кого все-таки ранили на улице Святого Павла. Если Арне, то серьезна ли рана? А если не Арне, то арестовали его вместе с остальными, или он еще на свободе? У кого это узнать? Можно связаться с его родителями, но если они не в курсе, то перепугаются до смерти, начни она их расспрашивать о здоровье сына. Можно обратиться к друзьям, у них много общих друзей, но те, кто мог бы знать, что случилось, либо погибли, либо сидят в тюрьме, либо скрываются.
Почти на рассвете ей пришло в голову, что есть один человек, которому наверняка известно, арестован ли подчиненный, – его командир. Потому она направилась на вокзал и села в поезд на Водаль.
Поезд неспешно ехал на юг, останавливаясь в каждой деревушке, а Хермия думала о Дигби. Теперь он уже в Швеции, нетерпеливо ждет на причале в Калвсби, когда она появится там с Арне и пленкой. Рыбак вернется без нее, расскажет, что Хермия в назначенное время не пришла. Дигби будет ломать голову, что случилось: то ли ее поймали, то ли что-то не заладилось. Также будет волноваться насчет ее, как она сама волнуется сейчас насчет Арне.
В летной школе атмосфера была невеселая. Ни единого самолета в поле, ни единого в небе. Занимались в основном мелким ремонтом да в одном ангаре объясняли новичкам устройство мотора.
Хермии подсказали, как пройти в штаб. Назваться пришлось настоящим именем, потому что тут находились люди, которые знали ее раньше. Она попросила, чтобы начальник базы принял ее, добавив:
– Скажите, что я приятельница Арне Олафсена.
Хермия понимала, что идет на риск. С майором Ренте она встречалась прежде и помнила, что он высокий, худой, усатый, но понятия не имела о его убеждениях. Если благоволит немцам, ей придется худо. Чего доброго, позвонит в полицию и доложит, что объявилась любознательная англичанка. Но он тепло относился к Арне, как, впрочем, относились к нему очень многие люди. Есть надежда, что не выдаст. Придется рискнуть. Необходимо выяснить, что случилось.
Он принял ее немедленно и сразу узнал.
– Боже мой! Вы невеста Арне! А я думал, вы уехали домой, в Англию. – И поторопился прикрыть за ней дверь.
«Хороший признак, – подумала Хермия. – Раз он не хочет, чтобы нас слышали, значит, не собирается оповещать о моем появлении полицию. По крайней мере сейчас».
Она решила не объяснять, что привело ее в Данию. Пусть сам делает выводы.
– Я ищу Арне, – просто сказала Хермия. – Боюсь, у него неприятности.
– Положение хуже, чем вы думаете, – отозвался Ренте. – Думаю, вам лучше присесть.
– В чем дело? – всполошилась Хермия. – Почему мне лучше присесть? Что случилось?
– В среду его арестовали.
– И?..
– Он попытался бежать, его ранили.
– Значит, это был он…
– Простите?..
– Соседка сказала, что один из арестованных был ранен. Как он себя чувствует?
– Прошу вас, присядьте.
– Плохо, да? – Хермия села.
– Да. – Ренте помедлил и только потом, понизив голос, медленно произнес: – К огромному моему сожалению, вынужден сообщить вам, что Арне больше нет.
Хермия отчаянно вскрикнула. В глубине души она предполагала, что такое возможно, но мысль о том, что потеряла его навеки, была невыносима. Теперь, когда сбылись самые страшные страхи, Хермия чувствовала себя так, словно ее сбил поезд.
– Нет, – вымолвила она. – Не может быть…
