Начальник уголовного отдела русской вспомогательной полиции, не успев стряхнуть дорожную пыль, прибежал к Стоянову, когда тот никого не ждал. Читая протоколы допросов Василия Афонова и его соседей, он искал расхождения в их показаниях и так увлекся этим, что недовольно поморщился, оторвавшись от целой кипы серых листов бумаги.
— Что у вас? Я же предупредил — уголовниками займитесь сами.
— Осмелюсь доложить, господин начальник! По сапогам на политическое дело наткнулись.
— По каким сапогам? — не понял Стоянов.
— Убийство военнопленного Мусикова, у которого сапоги стащили, припоминаете?
— Ну и что?
— Его убили не с целью ограбления, а по мотивам политического порядка.
— Откуда такие сведения?
— Нашел я Софью Раневскую. Она рассказала. Оказывается, Мусиков состоял в бандитской организации какого-то Афонова. Работал на «Гидропрессе». Там у них основное гнездо. Раневская намекает, что информировала немцев. За это ее партизаны и хотели убить...
— Она-то откуда знает, что это партизаны?
— А ее вместе с ним расстреливали. Она в голову ранена. Потому и убежала в Амвросиевку, боялась, что добьют...
— Где она сейчас? — оживился Стоянов, чувствуя, как близко подобралась полиция к раскрытию организации.
— Привез я ее, привез, господин начальник. Сам в арестное отделение сдал. Она этих партизан по пальцам пересчитала. Кто где работает, где живет — все точно рассказывает.
— Давай ее ко мне живо... И Петрова зови сюда.
...Оказавшись в кабинете у Стоянова, Раневская поведала начальнику полиции о Василии Афонове и о многих членах городского подпольного штаба, имена которых она слышала от Мусикова.
Сообщила также о побегах советских военнопленных из госпиталя, о рыбаках, собиравшихся переправить беглецов на тот берег.
— Почему же вы раньше молчали? — спросил Петров, тоже слушавший ее показания.
— Мы не молчали, мы доносили куда следует. За это они и совершили на нас покушение. Пришли ночью, говорят — в полицию... Там этот Вайс был, с белой повязкой. Я подумала, что он у вас работает. И был еще какой-то в немецкой форме.
— Откуда вы узнали, что рыбак Глущенко переправляет военнопленных на сторону Советов? — продолжал допрашивать Петров.
— Они и Мусикова хотели переправить. И летчик Манин с ними плыть собирался.
— Значит, и Мусиков пытался уйти на ту сторону?
— Нет. Он только для виду дал согласие. Он не хотел. Но их боялся.
Раневскую увели. А у Стоянова остался большой список с фамилиями и адресами подпольщиков. Помня строгий наказ капитана Брандта не предпринимать никаких самостоятельных действий, он решил немедленно сообщить в ГФП-721 о раскрытой подпольной организации. В душе он, правда, вновь пожалел, что подпольщики так и не напали на полицию и не дали ему возможности отличиться.
Сняв телефонную трубку, Стоянов позвонил капитану Брандту и попросил разрешения прибыть для доклада по неотложному делу.
Вскоре, опираясь на палку, Стоянов уже входил в кабинет Брандта. Капитан молча выслушал доклад начальника русской вспомогательной полиции. Лицо его оставалось спокойным. В какой-то момент Стоянову показалось, что раскрытая подпольная организация совсем не интересует немцев. Но тут же по еле заметной усмешке, промелькнувшей в глазах Брандта, он понял, что тому уже давно все известно. И Стоянов не ошибался.
Когда он закончил доклад, Брандт поднялся из-за стола:
— Гут, гут. То есть настоящий работа. Мы некоторый время уже наблюдаем за этой бандитской организацией. У вас не есть полный данный. Там больше ста человек. Пора кончать с ними. На завтра ночью я назначаю крупную операцию. Будем поймать этих бандитов. Прошу выделить полицейских и следователей. Мне нужна помощь русской полиции. И распорядитесь, чтобы начальник адресного бюро дежурил всю ночь. Надо привозить арестованных и сразу к допросам. Эти бандиты назовут других. А мы забираем их в ту же ночь.
— Господин капитан, коммунисты не так быстро дают показания, — заметил Стоянов, вспомнив, как сам помогал Ковалеву допрашивать Василия Афонова. Он бил его металлической линейкой по голове, бил своей толстой палкой, привязывал к стулу и снова бил, но так и не узнал фамилий тех, кто должен был напасть на полицию.
— Они дадут показания, если следователи их заставят. Допрос будет вести русская вспомогательная полиция. Мои люди нужны только для контроль. Я не хочу путать немцев в ваши внутренние дела. Пусть русский народ сам судит бандитов, — закончил Брандт.
Это была ложь. Капитан вовсе не собирался объяснять Стоянову, что решил еще раз убедиться в преданности и усердии служащих русской вспомогательной полиции. Стоянов прекрасно понял и это.
Весь следующий день вместе с Петровым он инструктировал следователей, отобрал два десятка наиболее ретивых полицейских для арестов и обысков, выделил три грузовые машины и два мотоцикла, подготовил камеру пыток.
Вечером Стоянов в присутствии Брандта вновь допросил Афонова.
Когда Василия привели в камеру пыток, Брандт спокойно сказал:
— Мы уже знаем про вас все. Ваша банда находится в наших руках. Но вы можете спасать свою жизнь. Германское командование предлагает крупное вознаграждение, если вы назовете всех помощников, если обратитесь к жителям города, чтобы прекратили ненужное сопротивление. Расскажете, как вы заблуждались и как теперь раскаиваетесь... Гут?
— Нет. Я не знаю никакой банды, — ответил Василий, с трудом шевеля разбитыми губами.
Все его лицо было багрово-синим от кровоподтеков.
— Зачем такой обман? Я говорил: мы знаем все. Вы есть секретарь райком в Матвеев Курган. Вы есть командир подпольной организации.
— Нет. Вас обманули. Я действительно ничего не знаю.
— А что вы скажете на это? — спросил Петров, доставая протоколы допросов румына Понтовича, Судейко и Федора Перцева. Он прочел выдержки, где арестованные ссылались на Василия Афонова.
— Это провокация. Видимо, их принудили так показать. Не каждый может вытерпеть ваши пытки.
— Я хочу посмотреть, какой крепкий сам Афонов, — внятно проговорил Брандт.
В одно мгновение Анатолий Кашкин сорвал с Василия пиджак, натянул рубашку ему на голову и привязал его к столбу, вкопанному посредине этой небольшой комнаты.
Но и на этот раз Афонов ни в чем не признался. В бессознательном состоянии его уволокли в камеру.
— Ничего. С ним потребуется некоторая хитрость, — сказал капитан Брандт. — Господин Стоянов, когда произведем аресты, посадите Афонова вместе с бандитами в общую камеру, распорядитесь носить ему хороший обед и обязательно двойную порцию. Пусть думают, что он давал показания. Тогда его товарищи... Как это будет по-русски? Развязать языка. Так, кажется? Я хочу поместить к ним в камеру свой человек. Он должен слушать, про что говорят эти бандиты...
В это время с улицы через наглухо заколоченное окно донеслись одиночные выстрелы. Брандт поднял голову, прислушался.
— Там что-то случилось. Пойдемте наверх, господин капитан, — предложил Стоянов, направляясь к выходу.
Еще на лестничной клетке к ним подскочил дежурный полиции и доложил о побеге арестованного. Как выяснилось впоследствии, у себя на квартире был задержан Евгений Шаров. В полиции его сразу же привели на допрос к следователю Ряузову.
Поглядывая на распахнутое окно бельэтажа, Евгений решился бежать. В комнате не было никого, кроме следователя. Выхватив из кармана охотничий нож, который в суматохе обыска полицаи у него не нащупали, Шаров пырнул Ряузова в руку и в бок и выскочил из окна на улицу. Раненый следователь не успел вовремя вытащить пистолет и, выпустив ему вдогонку половину обоймы, так и не попал в шустрого паренька.
Когда Ряузов с перебинтованной рукой предстал перед начальником полиции, тот сердито процедил сквозь зубы:
— Капитан Брандт приказал мне проверить вашу благонадежность... Чем вы можете доказать, что не отпустили Шарова сами?
И без того бледный Ряузов побелел еще больше.
— Господин начальник, поверьте на слово. Я просто не ожидал от этого сопляка такой прыти. Как можно было предвидеть, что у него в кармане окажется нож?..
— Хорошо! Попробуйте доказать свою преданность во время допросов. Тогда у господина капитана, может быть, и пропадут сомнения на ваш счет, — посоветовал Стоянов. — И не церемоньтесь. Заставьте их говорить правду.
— Рад стараться, господин начальник! Душу из них вытащу! — пообещал Ряузов.
— Ну, ну, посмотрим. — Стоянов достал карманные часы, щелкнул крышкой. — Теперь уж недолго осталось. Через сорок минут начнем травить зверя.
В ночь на 22 мая многие жители Таганрога были подняты со своих постелей. Немцы и полицаи бесцеремонно ломились в двери квартир, стучались в окна, врывались в комнаты к спящим людям. В поисках спрятанного оружия они с грохотом передвигали мебель, взламывали чуланы, заглядывали в сараи и на чердаки.
