— Николай… Николай…
Он без всякого принуждения рассказал все до малейших подробностей. Как выяснилось, вокруг партизанской бригады стягивалась петля. Решающее слово должен был сказать гарнизон эсэсовских войск в гоштялковском замке.
— Прошу вас, простите меня! Я искуплю свою вину, если вы позволите… — молил он. — Я был в плену… Немцы пообещали свободу и жалованье… Я поверил…
Сашка повел парня в штаб. Дорогой он узнал, что Николай — его земляк, из соседней деревни.
— Тогда спой нашу песню! — испытывал его Сашка.
Николай запел, и чувствительного Сашку охватила жалость к земляку.
Мурзин встретил Николая неприветливо, однако оцепил его искренность, а также то, что он предупредил их об опасности.
— Да его просто сбили с толку, он очень доверчивый, — вступился за Николая Сашка.
— Но ведь ты его совсем не знаешь! — почти крикнул Мурзин.
— Он из наших, земляк, — объяснил Сашка.
— Ты что, головой за него поручиться можешь? — серьезно спросил Мурзин.
Сашка на минуту задумался.
— Если потребуется, поручусь головой. Я ему верю. Так и остался Николай в бригаде.
Через какое-то время Николай предложил план нападения на замок в Гоштялковой, где обосновалась эсэсовская часть. При этом гарантировал партизанам полную безопасность — хорошо знал расположение здания и распорядок в гарнизоне. Кроме всего прочего он рассчитывал, что нападение позволит ему загладить свою вину. Он убедил в этом Сашку, а тот стал домогаться у командира разрешения провести эту операцию.
Мурзин вначале и слышать не хотел об этом, но потом ему понравился смелый замысел. Штаб бригады находился тогда у Иржика Челеды на Котарах. В его маленькой горнице командиры держали совет. Решили вначале послать разведку, чтобы поточнее определить обстановку.
Группу разведчиков из четырех человек возглавил Сашка. Ночь провели на Катержиницких порубках. Ранним утром Николай в одном нижнем белье пошел в уборную. И поскольку он долго не возвращался, Сашка забеспокоился и вышел посмотреть, где он. В уборной его не оказалось. Сашка выбежал из дома и заметил Николая на противоположном холме.
— Вернись, что ты, с ума сошел? — крикнул ему Сашка.
Николай остановился, махнул рукой и побежал дальше. Тогда Сашка схватил автомат. Но Николай был уже далеко, и Сашка не попал в него.
Николай оказался предателем. Сашка поспешно вернулся назад, чтобы предупредить остальных. Мурзину пошел докладывать сам.
После предательства Николая немцы открыли настоящую охоту на партизан в лесу. Прежде всего напали на землянку у Толстой пихты, где, находясь у партизан, жил Николай. Но землянка оказалась пустой. Поднялись они даже на Гостын. Направились прямо к малой землянке под беседкой у распятия, но нашли только листок с надписью: «Неволя горше смерти!» Потом стали жечь крестьянские усадьбы. Людей увезли в Гоштялкову и заперли в подвале замка. Лишь те, кого вовремя предупредили, успели бежать в горы.
Густлик с одной из групп отходил по гребню. Когда сделали привал в сосновом лесочке, он пошел посмотреть местность. Немцы заметили его и открыли стрельбу. Во время перестрелки Густлик заблудился и потерял свою группу.
Он долго блуждал по лесу. Несколько раз натыкался на немцев, но ускользал от них. Ночь провел на какой-то конюшне. Утром его разбудили голоса. Он выглянул и увидел немцев. Густлик не растерялся — схватил коня за гриву и вывел из конюшни. Хозяин вначале окаменел, но потом быстро взял себя в руки и крикнул:
— Ты уже встал, Йозеф? А я думал идти тебя поднимать! Коня оставь, умойся и сбегай в деревню!
Густлик умылся у колонки на дворе, кивнул крестьянину и зашагал в сторону деревни.
Весь день прятался, а ночью в лесу «Над панскими квартирками» встретил партизанских разведчиков.
* * *
В горнице Челеды в Котарах шел партизанский суд. За столом сидели командиры. Напротив них стоял Сашка.
— Я виноват, расстреляйте меня!
Стояла мертвая тишина. Партизаны опустили голову. Кто-то тяжело вздохнул. Раздался выстрел — и Сашка упал. Но рука, державшая пистолет, дрогнула от волнения, выстрел оказался неточным. К стене привалился младший из братьев Челедов — Ладя. Он был бледен и держался за плечо. Пуля, пройдя через тело упавшего Сашки, ранила парнишку.
Сашка приподнялся и попросил:
— Стреляйте еще!..
После второго выстрела его не стало.
Весной в лесу Иржи Целерин напоролся на немцев. Те устроили облаву на партизан. Стреляли по всему, что шевелилось или двигалось. Услышав выстрелы, Целерин побежал в обратную сторону. Остановившись, почувствовал острую боль в боку. Понял, что ранен, но побежал дальше. Когда же окончательно выбился из сил, забрался в густой кустарник и там, потеряв сознание, рухнул на землю.
Прочесав лес, немцы ушли. В лесу появились дровосеки, возчики. Они-то и нашли Целерина. Наклонились над ним, потрясли его, но он в сознание так и не пришел. Когда же перевернули его, увидели на траве кровь. Один из крестьян запряг лошадь в телегу, положил на нее Целерина и увез.
Дорогой Целерин пришел в себя. В лесном сумраке разглядел головы и услышал обрывки слов.
Через какое-то время лес стал редеть, и повозка выехала на поляну. Там стояла небольшая хижина. Несколько собак бешено лаяли и рвались с цепи. Целерина осторожно перенесли в хижину и положили на войлочную попону.
— Не бойся, ты в надежных руках, бабка тебя вылечит, — прощаясь, сказали Целерину крестьяне.
Послышался мужской голос, погоняющий лошадь, заскрипели колеса, взвизгнула ось, и телега затарахтела.
У печи стояла старуха. Она отодвинула чугунную заслонку и прямо в огонь поставила закопченный горшок.
Целерин стал разглядывать хижину, освещенную дрожащим пламенем лучин. И чего тут только не было! На стене красовалась шкура какого-то лесного зверя. На плоских камнях лежали грибы. С потолка свисали связки каких-то трав.
Старуха тем временем достала из печки горшок, слила из него отвар в миску и подала ее Целерину.
— Выпей — полегчает, — сказала она и ласково улыбнулась.
Целерин попробовал — горечь оказалась страшная, но он набрался терпения и одним махом все выпил. А через минуту уже спал. На лбу его блестели капельки пота. Целерин даже не почувствовал, как старуха промыла ему рану и выжгла ее.
Ранним утром Янек Горнянчин поднимался на Вартовну. Со стороны дома Юращаков вдруг послышался какой-то шум и на склон выбежала Фанушка. В глазах — слезы, на лице — отчаяние. Увидев Горнянчина, метнулась в сторону и побежала вниз по склону.
Горнянчин хотел было окликнуть девушку, но в этот момент из ельника кто-то крикнул:
— Фанушка!
За девушкой бежал молодой Старыхфойту, но Горнянчин успел перехватить его. Заглянул ему в лицо — парнишка был сильно взволнован.
Постояли минутку. Старыхфойту взглядом проводил хрупкую девичью фигурку, бегущую к ручью.
— Что случилось?
Молчание.
— Да говори же! Почему она плачет? — не успокаивался Горнянчин, который теперь был вроде как опекуном Фанушки.
— Это она по Лому… по Лому горюет… — заикаясь, проговорил Старыхфойту. — Вспомнит вдруг Ломигната, расплачется и убежит…
— Ну что ж, это неудивительно: они ведь любили друг друга…
— Знаю, — согласился парень и опустил голову.
— И что ж это она вспоминает о нем ни с того ни с сего? Без всякой причины?
Парень еще ниже опустил голову.
— Понятно. Возле родника всегда пить хочется!.. — Горнянчин вздохнул и с укоризной посмотрел на парня.
* * *
Таня Павлиштикова расхаживает по комнате и искоса поглядывает на черный телефонный аппарат на столике у стены. С тех пор как Бельтц установил прямую телефонную связь между ее липтальской квартирой и всетинским управлением гестапо, она вот так каждый вечер ходит по комнате, ломая пальцы. Каждый вечер Бельтц может позвонить ей, и она не знает, ждет она этого звонка или же боится его.
Пришлось включить свет, чтобы посмотреть на часы. Уже поздно. Она устало опустилась в плетеное кресло. Сегодня он уже не позвонит.
Вначале она говорила себе: «Пусть он думает, что я решила сотрудничать с ним, а уж я, женщина, как-нибудь обведу их вокруг пальца!» Но потом ей пришлось написать то самое письмо… И в один прекрасный день провели эту прямую линию. С этого времени ей кажется, что она уже в их руках. «Другим агентам хоть платят», — подумала она с горечью. Но кто знает, возможно, Бельтц полагающееся ей вознаграждение кладет себе в карман — он ведь на все способен.
Таня получила задание выследить и выдать гестапо партизанского командира Петра Сибиряка, который действовал где-то в районе Липтала. Поэтому у нее и телефон — чтобы в любое время она могла позвонить в гестапо. Бельтц с каждым днем наседал на нее все больше и больше — хотел как можно скорее заполучить Сибиряка. Иногда Тане казалось, что он догадывается о ее связи с партизанами. И тогда ей становилось страшно…
