Ознакомительная версия.
— Мистер Шамсадов, голос на английском, мы пришли Вас лечить, Вы нужны нам здоровым, и у нас к Вам личное послание от Вашего друга. Откройте сами дверь.
— От какого друга? — скинув одеяло, бросился к окну учитель истории, он тоже заговорил по-английски.
— Не будем называть имен… я думаю, Вы догадываетесь… Поверьте, мы искренне хотим Вас вылечить. Вы нужны нам здоровым.
Трое — уже знакомый здоровенный рыжеволосый иностранец, видимо командир, еще один, в маске, наверняка чеченец, и профессиональный врач, но в таких же сапогах — зашли в кабинет истории, и в это время по зданию школы послышался топот, шум. Эстери хотела посмотреть, что творится, чеченец в маске преградил ей путь.
На лежащего Малхаза направили мощный рассеянный свет фонаря. Доктор натренированными в полевых условиях движениями быстро и умеючи разложил свою аппаратуру и инструменты, надел резиновые перчатки и стал всесторонне обследовать пациента.
— Я думаю, мы не опоздали, на английском докладывал он командиру. — Воспаление есть, но только в зачатке, и мы сможем его погасить… Усиленная терапия, недельный покой, и он станет дееспособным.
Они пробыли в школе более полутора часов, доктор уже сделал уколы и ввел капельницу. И все равно они не уходили, чего-то ждали. Наконец в нагрудном кармане командира запищала рация: «Все о’кей». Здоровяк по-воински дал отмашку, и когда все вышли, он подошел к больному:
— Вот письмо, шептал он. — Прочитай сейчас же, и я его должен немедленно уничтожить.
Текст был набран на компьютере:
«Мой юный, мой дорогой друг! Мой коллега и равноправный партнер!
Коротко и как договорились — начистоту, по-джентльменски.
Не скрою, я заточил тебя в родовой особняк, чтобы скрыть от всех и за это время обдумать, как тебя тайно доставить на родину. Ты это сделал сам, и сделал изумительно. Я до сих пор поражен, и если честно, восхищаюсь тобой! Браво! Ты, действительно, Ее потомок (о ком веду речь, знаешь, имен называть не будем).
Сразу скажу: древний оригинал и схема — бесценны; знаю, пока они нужны тебе там. Но ты их должен мне вернуть в целости и сохранности.
Теперь о деле. Может быть, о наиважнейшем деле в истории человеческой цивилизации. Мы у порога великой тайны. Осталось сделать всего один шаг, поторопись, напряги свою сообразительность. Ведь ты во всем мастер, талант!
Как ты догадался, текст схемы изложен на чеченском языке, это сделано в те времена специально, для полной конспирации. Я думаю, что после этой схемы письменность чеченского языка была сознательно ликвидирована и у вас остался только устный эпос.
Вместе с тем, одно слово в тексте написано на латинице, но смысл его раскрывается на древнесемитском — это «весеннее солнцестояние».
Так что текст почти полностью нами переведен, ясен; топонимия местности уточнена. Рисунок внизу — это, по-моему, отражение луча солнца от чего-то, скорее всего от водной поверхности. Где там озеро или водоем, или широкая река, в обозначенном районе? А может, эти древние названия поселений Варанз-Кхелли и Хазар-Кхелли — неверны, уводят нас на ложный путь? Хотя я в это не верю.
Однако истина то, что эта схема — последнее документальное послание из Хазарии, и имя автора тебе известно — византийский доктор. И по преданию, передающемуся из поколения в поколение в нашей династии, доктор сознательно, из-за любви остался с Ней, охраняя, как ты назвал, «сундук цивилизации».
Так это предание, и оно с веками, должно быть, обросло небылицами. А по моей версии доктор был уже стар, болен и немощен, он не осилил бы обратный путь до Европы, и поэтому у вас на Кавказе и остался навсегда, правда, рядом с Ней!
Мой юный друг! Помни, нас к цели ведет Она! И Она нам покоя в жизни не даст! Это наша участь! Я думаю, у нас очень хлопотная и в то же время избранная, счастливая участь!
И, наконец, главное — поторопись, ты и только ты это сможешь. Ты очень много времени тратишь впустую. Конечно, я поздравляю тебя с бракосочетанием, однако как же это не вовремя. К тому же события у вас развиваются стремительно; война есть война, и с обеих сторон появляются силы, не подконтрольные нам, которые могут сгубить всю идею, оборвут последнюю ниточку, связывающую нас с тайной древних цивилизаций.
Последнее: как ты, наверное, догадался, эта группа прислана мною. Она состоит из наших, россиян и чеченцев. Командир — Бруно Штайнбах, офицер спецназа. У группы официальные полномочия Вашингтона, Москвы и Грозного. Вместе с тем, по сообщению Штайнбаха, в любой момент их может разбомбить российская авиация или они могут подвергнуться нападению «диких» чеченских боевиков.
… Прошу тебя — поторопись! И обязательное — я должен быть рядом, когда пойдешь к «Цели». Как прибуду — мои проблемы, за сутки буду у вас.
С этого часа Штайнбах и его группа подчиняются тебе, в твоем распоряжении. Прошу тебя, прислушивайся к их рекомендациям, у вас война, а они все люди военные.
Успехов! Мы на пороге великих открытий!
… Кстати, Томас Ралф-младший тоже женился, отличный малый, я его спас от трибунала из-за тебя. А его отец как был дурак, так дураком и останется…
И еще, я специально написал про Штайнбаха — «наши»: ты будешь жить только рядом со мной, а это далече от сумасбродной России, где ты еще в розыске.
До встречи!
После ознакомления полковнику Штайнбаху письмо сжечь. 6.12.1999». Без подписи.
Сильнодействующие медикаменты армии США быстро возымели действие — температура спала, но все равно Шамсадов ощущал слабость, ломоту во всем теле, и главное, он не мог сосредоточиться, собраться с мыслями.
— Пожалуйста, можно я еще раз перечитаю, вежливо, как принято у иностранцев, попросил он у Штайнбаха, и, получив молчаливое согласие, еще раз, очень медленно попытался ознакомиться с текстом; перед глазами все время представляя здоровенную физиономию холеного Безингера. — Послание ведь датировано сегодняшним днем? — закончил читать учитель истории.
— Время заполночь, посмотрел командир спецназа на часы, значит, вчерашним.
— У вас спутниковая связь? — выуживал информацию больной.
Штайнбах оставил этот вопрос без внимания, потянулся к письму.
— Вы не могли бы оставить мне это послание, я…
— Нет, сух голос военного.
— Хотя бы эту, историческую часть.
— Нет, иностранец грубо выхватил листок из рук Шамсадова, по-хозяйски подошел к дровяной печи, сел на корточки, раскрыл топку, кинул на догорающие угли уже скомканную бумагу, и на его бесстрастном, гладком лице еще долго блуждало марево огня, пока, резко вспыхнув, листок так же быстро и не угас, оставив только шелуху жалкого пепла на раскаленных буковых углях.
«Вот в такой же пепел, наверняка, превратят и меня, как только я Цель обнаружу», почему-то подумал навязчиво Малхаз.
Перед ним как-то странно, не как молодая жена, а уже по-старчески сгорбившись, стояла озадаченная, испуганная, очень печальная Эстери, и, видимо, от резкого света армейского фонаря, глаза учителя истории увлажнились, вновь поплыли круги перед зрачками, и сквозь них, словно в разноцветном тумане, стал вырисовываться загадочный, манящий образ Ее — Аны Аланской-Аргунской!
— Вот Вам рация, металлически-сухой голос военного привел Шамсадова в реальность, прямая связь со мной… в любое время.
— А могу я через вашу спутниковую связь говорить с Европой?
— Нет, связь не голосовая, а только шифрами.
— Мне надо кое-что спросить у Без…
— Не называйте имен, — грубо и громко перебил его Штайнбах, так что Эстери вздрогнула.
— Хм, — ухмыльнулся учитель истории, а в послании говорится, что Вы подчиняетесь мне.
— Только во время операции.
— Какой операции?
— Не прикидывайтесь наивным, по-воински чеканил слова Штайнбах. — Через пару дней наш доктор поставит Вас на ноги, и мы должны приступить к поискам Цели.
— Хе-хе, — вновь, теперь уже через силу, ухмыльнулся Малхаз; тяжелая, неотступная дремота, словно давящие тиски, сковывала его мысль и сознание, вновь перед глазами вместе с наступающим глубоким сном от снотворного стал появляться величественный образ Аны, и он уже в сонном бреду бормотал. — Эту цель по приказу не отыщешь. И в веках, по приказу, все эти горы не раз кладоискатели облазили — Цель не нашли… Заветной Цели нужна благородная душа, бескорыстность суждений и стремлений, и любовь — ко всем людям, ко всей нашей Земле, к терпеливому Богу!
* * *
Сладкий запах свежеиспеченного кукурузного чурека, задорный треск разгорающегося огня, яркий утренний солнечный свет, тепло, свежесть и еще неокрепшая радость семейного уюта — все разом ощутил учитель истории, только пробудившись. Его сознание было таким ясным, а тело бодрым, что казалось, заново родился, впервые ощутил этот счастливый мир.
— Э-э-эх! — беззаботно потянулся Шамсадов на широких деревянных нарах. — Эй, жена! — блаженно закричал он.
Ознакомительная версия.
