То, что в России в это же время ежедневно гибли тысячи людей, Пуртову не интересовало, ибо она должна была обойти вопрос, за что же погиб Шульга. Насколько мне известно, здесь погибло трое русских добровольцев: в нашей бригаде Сергей, а кто он — русский или украинец, никто не разбирался, на границе Шульга, а также Виталий Булах, который был в списке посмертно награжденных, но где погиб и точно ли в Косово он воевал — неизвестно.
Еще одна статья о добровольцах появилась в «Комсомольской правде» (и правда в ней была действительно «комсомольская»), которую написал Николай Варсегов. В статье был типичный голливудский набор для русских: водка, секс, наемник, мат. Заодно Николай, с которым я познакомился после войны в Белграде в «Русском Доме» (Культурный центр, выстроенный русской белоэмиграцией, а затем «национализированный» СССР). Варсегов, кстати, тогда хорошо прошелся по кафе, работавшим всю войну в этом доме, демонстрируя этим, видимо, свою признательность хозяину кафе Новице, а заодно и тем сербам, что тогда образовали сами собой своеобразное общество русско-сербской дружбы. Правда, в отношении русских добровольцев в Косово, меру человек все же перебрал (особенно с «русбатом»), ибо речь в статье шла как раз о группе русских добровольцев танкового батальона нашей бригады, что «с густыми ягодно сочными кустами черешни», что с «чучелом трупа, лежащим на мосту, как воздушная маскировка» (полный бред!). Видимо, причина этого заключалась в том, что «Очарованный странник», как он сам себя назвал, на деле из Приштины на место боевых действий и не выезжал.
Помню лишь один объективный репортаж о русских добровольцах, но его сделала одна британская журналистка. Можно сказать, что она была в самом деле объективна, в отличие от многих других журналистов. Она встретила нас, русских добровольцев, в ресторане Гранд-хотэля, куда мы привезли несколько ящиков с пивом и вином, и несколько бутылок водки, и потом по радио «ВВС» мы услышали репортаж об этой встрече. При этом обязательного слова «наемники» здесь она попыталась избежать, оговорив, что «их» можно назвать наемниками, а можно и добровольцами.
Но с другой стороны, чего высказывать претензии к людям «второй древнейшей профессии» коль иные командиры российского контингента КФОР говорили о добровольцах в том же духе, что и журналисты. Правда, у первых для этого были отдельные причины. Первоначально российский КФОР был у сербов популярен особенно после занятия им 12 июня аэродрома Сатина под Приштиной, когда дело едва ли не дошло до боя с англичанами. Сербы надеялись тогда, что россияне получат свой сектор на севере Космета, что включало бы Приштину, Гнилане и Косовскую Митровицу и дало бы возможность сербам сохранить хоть часть Космета.
Однако благодаря «умелой» российской дипломатии, свои сектора получили американцы, британцы, французы и итальянцы, но не россияне (подобно туркам, голландцам, норвежцам и арабам из ОАЭ). Даже запланированной смены голландцев россиянами в Ораховце не произошло, хотя сербы в этом городке были в полном окружении албанцев, но россиянам преградили путь албанские баррикады. Понятно, что это была намеренная провокация УЧК и то по заказу Запада, дабы еще раз унизить русских и показать сербам, кто хозяин Космета. Оправдание же было найдено типичное — русские наемники настолько много здесь убили гражданских лиц, что албанцы ненавидят всех русских. Российское же командование сразу же проглотило наживку УЧК, и стало оправдываться «мол, надо же видеть разницу между уголовниками из России и честными солдатами». Хотелось бы спросить: почему русские добровольцы были сразу зачислены в уголовники, и на каком основании? Насколько известно, наркотиками и рэкетом по Европе занимается как раз албанская мафия.
Воевать едут те, кто хочет именно воевать, и тут есть люди всех положений и убеждений. Вся демагогия о том, что российские десантники не смогли войти в Ораховац из-за русских наемников, была смешна, ибо британцы сербские баррикады в Косово Поле за полчаса разобрали, избивая сербов, хотя те требовали внимания к судьбе сербов, захваченных УЧК уже после прихода сюда НАТО. Российский же контингент, имеющий в международной полиции сто своих земляков из МВД, не мог разобрать баррикады албанцев из-за того, что его многие командиры это сделать просто не могли в силу отсутствия приказов сверху, но никак не из-за русских добровольцев. Албанцы держали ведь баррикады на дорогах, а в лесу их не было, вот бы и сделали десантники ночной марш через горы в Ораховац. Вообще было неясно, почему в контингенте, собранном штабом ВДВ, нет вертолетов. Ведь парашютные десанты дороги и редки, а вертолеты куда более эффективный транспорт. Российское командование в состоянии было организовать такой десант прямо на Ораховац, тем более российскому контингенту на Космете вождь УЧК Дреницы Сами Люштраку открыто, угрожал, а чеченские «братья» УЧК одно время со своим флагом разъезжали вокруг аэродрома Слатина. То, что здесь делали русские добровольцы, чеченцев явно не интересовало, в отличие от того, что российские войска делали в Чечне.
Конечно, среди русских добровольцев попадались разные люди. Были и те, кто действительно занимался настоящим разбоем, а были и те, кто ничем особо на фоне общей массы сербов не выделялся (разве что пьянством). Но все же среди местных сербов большая часть русских добровольцев «марку держала», а стоит напомнить, что тогда против сербов воевали и силы специального назначения НАТО, и моджахеды в рядах УЧК. При этом воевать сербам приходилось в условиях превосходства противника в воздухе, так что пропагандистский «шаблон» о диких балканцах здесь никак не подходит.
Как пример можно привести действия русской группы в танковом батальоне. Вообще-то ребята просились в разведку, а почему их отправили к танкистам — вопрос к штабу нашей бригады, как и к военной безопасности.
Когда мы узнали о существовании русской группы в этом батальоне то я и Слава, вдвоем, решили использовать свободное время и сходить к ним в гости. Встретили мы двоих: Колю из Екатеринбурга и Давида, который был гражданином Израиля (правда, родом из Баку). В Полянцы они прибыли со своим комбатом на разведку. Что тот мог разведывать здесь, где была кухня его батальона, я не знаю, но потом, после часа шатаний, он позвал двоих наших новых знакомых, и мы, недолго думая, присоединились к ним. Добравшись до села, где стояла одна рота, комбат, человек довольно самоуверенный, повел человек десять на пригорок, откуда все они в бинокли стали рассматривать полусожженное село на горе через глубокую лощину и, видимо, для них это и называлась разведкой. Комбат потом сказал нашим новым товарищам, что, мол, сходите в село на полчасика и проверьте, но никого не трогайте, там, мол, живет мой «шиптар», копающий нам траншеи, и после этого пошел пить кофе и ракию.
Внимательно наблюдая в бинокль за селом, мы увидели, что опушка леса прямо над ним весьма сомнительна и там виднеются какие-то темные провалы и целлофан. Решили, в конце концов, идти в обход справа, держа в поле видимости село, и одновременно прикрываясь кустарником. «Моторол» мы, естественно, не получили, но все равно разделились на две группы, в одной двое ребят из батальона должны были идти краем леса, а во второй мы вдвоем и один резервист с пулеметом делали бы более глубокий обход; мы договорились о месте встречи в лесу. Выйдя на нужное место, мы сразу обнаружили там блиндаж и траншеи, а затем продолжили путь. Как это и бывает в горах, расстояние было обманчиво, а мы к тому же по пути были вынуждены перейти одну лощину. На подходе к селу мы вышли на место отдыха шиптар, которые, не желая спать в уязвимых домах, здесь оборудовали шатры и несколько стрелковых позиций, хотя и пустых, но полных свежих следов. Шли мы шиптарскими тропами, что было самое бесшумное, быстрое и безопасное дело и, выйдя на грунтовую дорогу, шедшую по опушке леса, как и предполагали, нашли несколько выкопанных ячеек огневых позиций. В селе никого не было, но и здесь было много следов, а в сарае стоял конь. Пройдя через рощу во вторую половину села, где жил, якобы, «лояльный» шиптар комбата, в первом же доме мы нашли семью в человек десять, но мужчин здесь не было. Молодая женщина, месившая хлеб, увидев нас, перепугалась, но на все вопросы лишь пожимала плечами, мол, не понимаю сербский. Махнув рукой, мы пошли дальше, опять разделившись на две группы. Там было найдено несколько жилых домов, в каждом по десятку детей (плодовитость «лояльного» шиптара просто поражала, но самого его мы так и не нашли). В одном дворе была выкопана ячейка, направленная прямо на село, где находился штаб батальона, и в ней была набросана свежая солома. В нескольких домах были найдены запасы продуктов и лежанки на десяток человек.
Особых сомнений в том, что отсюда действовала группа УЧК, не было, и мы местных ни о чем и не спрашивали. Тропа с края села вела как раз в том направлении, откуда они не раз вели огонь по дороге.
