что оно никому не нужно.
О гобеленах я давал указание т. Агееву из МГБ сдать их куда-либо в музей, но он ушел из команды, не сдав их…
Пятое. Охотничьи ружья. 6–7 штук у меня было до войны, 5–6 штук я купил в Германии, остальные были присланы как подарки. Из всех ружей охотилась команда, часть штуцеров, присланных в подарок, я собирался передать куда-либо. Признаю вину в том, что зря я держал такое количество ружей. Допустил я ошибку потому, что как охотнику было жаль передавать хорошие ружья.
Шестое. Обвинение меня в распущенности является ложной клеветой, и она нужна была Семочкину для того, чтобы больше выслужиться и показать себя раскаявшимся, а меня – грязным. Я подтверждаю один факт – это мое близкое отношение к З., которая всю войну честно и добросовестно несла свою службу в команде охраны и поезде главкома. З. получала ордена и медали на равных основаниях со всей командой охраны, получала не от меня, а от командования того фронта, который мною обслуживался по указанию Ставки. Вполне сознаю, что я также виноват и в том, что с нею был связан, и в том, что она длительное время жила со мною. То, что показывает Семочкин, является ложью. Я никогда не позволял себе таких пошлостей в служебных кабинетах, о которых так бессовестно врет Семочкин.
К. действительно была арестована на Западном фронте, но она была всего лишь 6 дней на фронте, и честно заявляю, что у меня не было никакой связи».
Насчет жуковских бриллиантов у историка Бориса Соколова есть своя версия, которую он излагает в книге о маршале:
«Думаю, что они все-таки оказались изъяты, но чекисты, их изымавшие, даже не подозревали, что имеют дело с бриллиантами из жуковского чемоданчика. Я уже упоминал, что Жуков дружил с генералом Крюковым и его женой, певицей Лидией Руслановой. Их обоих арестовали осенью 1948 года. А 5 февраля следователь, майор Гришаев, потряс Лидию Андреевну следующим сообщением: «Дополнительным обыском в специальном тайнике на кухне под плитой в квартире вашей бывшей няни, Егоровой, проживающей на Петровке, 26, были изъяты принадлежащие вам 208 бриллиантов и, кроме того, изумруды, сапфиры, жемчуг, платиновые, золотые и серебряные изделия. Почему вы до сих пор скрывали, что обладаете такими крупными ценностями?»
Русланова признала, что клад принадлежит ей: «Мне было жаль… Мне было жаль лишиться этих бриллиантов. Ведь их приобретению я отдала все последние годы!
Стоило мне хоть краем уха услышать, что где-то продается редкостное кольцо, кулон или серьги, я, не задумываясь, покупала их, чтобы… чтобы бриллиантов становилось все больше и больше». На вопрос о средствах, на которые покупались драгоценности, певица показала: «Я хорошо зарабатывала исполнением русских песен. Особенно во время войны, когда “левых” концертов стало намного больше. А в 1946 году за четырехмесячную поездку по городам Урала и Сибири я заработала более 500 тысяч рублей, одна поездка в Донбасс дала 100 тысяч. Если честно, то скупкой бриллиантов я стала заниматься с 1930 года и, признаюсь, делала это не без азарта»».
По мнению Б. Соколова на допросе Русланова в отношении Жукова держалась стойко и никаких компрометирующих показаний против маршала не дала. «Не потому ли, – пишет он, – что часть обнаруженных в тайнике на Петровке бриллиантов была из жуковского чемоданчика? Жуков вполне мог после опалы, опасаясь обыска и репрессий, передать драгоценности своей подруге Руслановой в расчете, что у нее-то камни не найдут. Впрочем это только гипотеза».
«Да очень уж мне понравились твои блестящие сапоги»
В 1950 году в Свердловске Георгий Константинович познакомился с врачом, выпускницей Казанского медицинского института Галиной. Рассказывает дочь Георгия Константиновича и Галины Александровны, Мария: «Отец писал в своем дневнике, что при первой встрече не обратил на маму никакого внимания (он болел, и мама лечила его на дому). Когда ему стало лучше, он заинтересовался ее жизнью, семьей, увлечениями. Ему понравилась ее скромность, но особенно, как он сам признавался, красивые, теплые, зеленые глаза. В них всегда таилась какая-то неповторимая грусть…
Мама была хороша собой, в ней все было гармонично: богатый внутренний мир, необыкновенная доброта, красивое лицо, стройная фигура, легкая походка, особая манера говорить. Отец тогда выглядел моложаво, лицо свежее, живое, блестящие глаза, статность. Поначалу маму смутило его внимание. Она, как могла, избегала встреч, но отец был настойчив. Галина стала его самой сильной в жизни любовью, хотя и поздней.
Помню, как в детстве допрашивала папу: «Пап, а почему ты полюбил именно маму, а не какую-то другую женщину?» Его ответ врезался мне в память: «Я встречал много красивых женщин, и гораздо красивее мамы, но такой, как она, больше нет. Она – как солнышко…»
В 1952 году Жуков позвонил дочери, Маргарите Георгиевне, и поинтересовался, нет ли у нее молодого человека. «Да что ты! – удивилась она. – Я вся в науке!» Маршал не согласился с ней, пояснив, что друг – важный компонент в жизни каждого человека, и тайно поручил Лиде Захаровой подыскать Маргарите жениха.
«Лида тогда почему-то выбрала связиста Валю Игнатюка и, ничего об этом не говоря, назначила мне в метро встречу, – вспоминает Маргарита Георгиевна. – Якобы для того, чтобы передать что-то там от отца. Я на ее спутника совершенно никак не отреагировала. Поздоровалась, отвернулась и стала разговаривать с Лидой. А потом пошла по своим делам. За этого Валю Игнатюка позже Лида и выйдет замуж, поскольку он ей приглянулся».
Словом, после знакомства с новой пассией маршал прекратил свои отношения с Лидой Захаровой. Именно про таких, как Лидочка, Константин Симонов написал:
«Ничего от него не хотела,
Ничего для себя не просила,
Но от пуль прикрыв своим телом,
Из огня его выносила.
И выхаживала ночами,
Не беря с него обещаний
Ни жениться, ни разводиться,
Ни писать для себя завещаний…»
С Валентином Игнатюком Лидия Захарова проживет вместе почти сорок лет, пока в начале девяностых не погибнет в автокатастрофе.
Окончательно вернувшись в Москву в 1953 году, маршал Жуков организовал получение своей новой и пока «тайной жене» и ее матери, Клавдии Евгеньевне, квартиры на улице Горького. Устроил он Галину и на работу в госпиталь имени Бурденко. Однако жена Георгия Константиновича Александра Диевна боролась за свое счастье, как могла, связывая мужу руки.
Маргарита Георгиевна вспоминает: «В марте 53-го года мне позвонила Эра и сказала, что ранее она не знала о моем существовании. Я объяснила ей,
