– Что ж впустил в свой дом? – упрекнул Слащева Кольцов.
– Слаб человек. Прикупился на лесть, на угодливость. А тут он буквально вчера стал мне намекать, что скоро разбогатеет, что едва ли не миллионы на него свалятся.
– Не спросил, откуда?
– Я подумал: может, и не врет. Всякое в этой нашей крученой жизни случается. Но, с другой стороны: так, в одночасье, можно обогатиться только ворованным.
– Что ж не выгнал?
– Хочешь, честно? – Слащев долго смотрел в глаза Кольцову: – Из-за тебя. Он ведь рассказал мне, что встретил тебя, что ты чекист. Надеюсь, он и в дальнейшем будет со мной откровенным. И, быть может, владея моей информацией, ты живым вернешься к себе в Россию.
– Я так понимаю, ты предлагаешь мне, чекисту, свою помощь? – улыбнулся Кольцов.
– Я просто хочу вернуть тебе свой долг. Во всяком случае, я предупредил тебя: опасайся этого человека.
– Поэтому я и пришел к тебе, чтобы сказать, что на какое-то, надеюсь короткое, время попытаюсь раствориться, исчезнуть.
– Разумно. К сожалению, больше ничем, кроме информации, я помочь тебе не могу, – сказал Слащев.
– Ты мне дал много полезного для размышлний. Мне кажется, Жихарев продолжает надеяться поживиться содержимым сейфов русского банка. Не об этих ли миллионах он тебе говорил?
– Ты же говоришь, что он там все изуродовал, уничтожил.
– Да. Но сейфы не вскрыл, – Кольцов встал, решительно сказал: – Но ты прав: давай закончим наш разговор. И думай. Будем пытаться решать наши трудности: ты – свои, я – свои. Как видишь, у меня тоже задачка со многими неизвестными, и ее не так просто решить. Но постараюсь. Если же я не появлюсь на протяжении трех дней, значит, я ее не решил. Ты узнаешь это из газет. Журналисты вряд ли пройдут мимо такого материала: чекист в Константинополе.
– Не шути так, не надо! – с испугом сказал вдруг Слащев. – Если, спаси Бог, это случится, я в Россию не поеду.
– А если не случится?
– Я же сказал тебе: я думаю.
Слащев проводил Кольцова до калитки, и они тепло попрощались.
Жихарев осторожничал. Он не хотел провалить такое верное дело. За банком он установил настоящее наблюдение. Но банк словно вымер. Жихарев даже испугался, не исчез ли уже комиссар?
Вечерами из банка никто не выходил, и окна на втором этаже не светились. Это означало только одно: скорее всего, чекисты тоже узнали его и покинули Константинополь. Надолго или нет, кто знает? И еще отстраненно подумал: «Не гонялся бы ты, парень, за двумя зайцами. Бери то, что судьба предлагает».
Но и с банком долго тянуть резину нельзя. Два-три дня от силы, пока новый управляющий еще не вернул на работу отпущенных прежним банкиром сотрудников, не сменил замки и не усилил охрану. А что касается комиссара Кольцова, он, конечно, умный и хитрый, этого у него не отберешь. Где-то залег сейчас. Растворился, скрылся. Так бы поступил и он, случись такое с ним. Знать бы, с каким заданием он прибыл сюда, может, и вовсе уже успел его выполнить и покинул Турцию. Это тоже возможно. В таком случае встреча с ним сейчас не состоится. Ну что ж! Пусть позже, но все равно где-то когда-то они встретятся. Жихарев знал: когда чего-то очень хочешь, оно обязательно сбывается. И тогда он получит с Кольцова за все сполна.
Прокол с Кольцовым в Феодосии Жихарев не относил на свой счет. Народу было много, а такие громкие дела делаются в полной тишине. Пошумишь – испугаешь судьбу, и она отвернется от тебя. Так тогда и случилось.
Снова брать банк Жихарев на этот раз собирался тихо. Надо только хорошо подготовиться. Для этого взять с собой газовый баллон с горелками. Неизвестно только, порежет ли газовая горелка толстый сейфовый металл, его даже тяжелый молот едва прогибал. Не лучше ли разжиться ленточной пилой? Удобная и любой металл возьмет. Редуктор, правда, тяжеловат. Для этого возьмет с собой Серегу Шило, у него ума мало, зато дурной силы на двоих. Он будет и редуктор таскать, и потом маховик крутить. И еще Дробязко надо позвать. Этот будет на охране и на подхвате. Он хлопец хоть и сельский, но сноровистый и сообразительный. Единственное, что Жихарева смущало: ни у одного из его помощников, как говорится, руки на ленточную пилу не заточены. «Ничего. И это как-то решится. Захочешь до вету, как штаны снять, сообразишь».
После короткого ленивого времени, что Жихарев провел в Константинополе, перебиваясь с хлеба на воду, он вновь сосредоточился, все его мысли были направлены только на дело. Он был напряжен, как зверь перед прыжком.
Положение банка в самом деле было препаршивое. Тихий и спокойный интеллигент Болотов нервничал, все чаще впадал в жуткую депрессию и тогда начинал угрожать, что он устал, он больше так жить не может, он бросает все и уезжает домой, в Париж.
Что предпринимает в Париже в помощь банку его владелец Жданов, Болотов не знал, потому что связь с Константинополем не всегда была устойчива и стабильна. И Болотов все больше сомневался, что этот банк вообще еще кому-то нужен.
Русскую армию банк нисколько не интересовал, пользы от него ждать в ближайшее время не приходилось. А что будет потом?.. Так это будет потом. То есть неизвестно когда.
Турецкая полиция брать банк под свою охрану не хотела, поскольку он был некредитоспособный, больше того, до сих пор было неясно, кому он принадлежит? Франции? Той, старой России? Или же Совдепии? Новая Россия заявила на него свои права, но, как известно, она была бедна как церковная крыса, к тому же пока даже не имела своих денег. Зачем ей свой банк?
Они не ушли от Болотова, как собирались. Болотов посмотрел на них с такой укоризной и печалью, что Кольцов не выдержал, сел в кресло и решительно сказал Красильникову:
– Остаемся.
– Это, Паша, будет твоя самая дорогая глупость, – в ответ мрачно обронил Красильников.
– А давай немного обсудим все «за» и «против», – предложил Кольцов. – Третьи сутки мы здесь. Надо было бы сразу. А теперь, я уверен, Жихарев знает, где мы обитаем.
– Ну, тем более: надо исчезнуть с его глаз, – настойчиво возразил Красильников.
– А зачем? Выдать нас турецкой полиции не в его интересах. Султан придерживается нейтралитета и с оккупационной армией Франции, и с Русской армией. К тому же он всячески пытается наладить хорошие отношения с Мустафой Кемалем. А Кемаль давно симпатизирует Советской России.
– Ну, и к чему мне сейчас твой политический ликбез? – спросил Красильников.
– К тому, что, оказывается, Жихарев хоть и бандит, но в политике лучше тебя разбирается. Он знает, что полиция Султаната передаст нас России. К тому же он может предполагать, что мы сообщим полиции, кем он является, этот Жихарев. В Султанате, кажется, и сейчас еще рубят ворам руку. А за тяжкие преступления – голову. Я не знаю, как посмотрит турецкая Фемида на попытку ограбления банка?
– Ну хорошо, будем считать это «за», – согласился Красильников. – Но он же может сдать нас врангелевцам. И тут уж мы никак не выкрутимся. Расстреляют.
– Не знаю. Не уверен. Будем надеяться, что Врангель – благородный человек и вспомнит, что именно чекисты помогли его матери избежать ареста в Петрограде и, более того, переправили ее в Финляндию. В ответ на это, если знаешь, Врангель приказал освоболить меня, приговоренного к смерти, из крепости. Может, помилует нас и в этот раз? Но это так, шутка. Жихарев не сдаст нас врангелевским властям хотя бы потому, что побоится. Побоится наших разоблачений его «подвигов» в Крыму. Он знает, что его расстреляют раньше, чем нас.
– Очень уж условное «за», – сказал Красильников и мрачно, брюзгливо добавил: – Будем радоваться, что нас расстреляют позже Жихарева.
– Объясняю: он не глупый, не сдаст он нас врангелевцам, – сердито сказал Кольцов.
– Вы исключили из своих рассуждений банк. Мы-то с вами знаем, что он не просто российский, – сказал все время молчавший Болотов.
– Нет, не забыл, – поднял Кольцов глаза на Болотова. – Так случилось, что мы совершенно случайно и по другому делу оказались здесь в самые драматические дни вашего банка. Можно было бы, конечно, заниматься своим важным делом, не очень обращая внимания на все случившееся. Но по принадлежности банка к нашей стране, по совести и по долгу службы мы, вне сомнений, ему обязаны помочь.
– Все точно, все логично, – сказал Красильников. – Но это наше видение. А вот что думает Жихарев и что он предпримет, этого мы не знаем.
– Тоже логично, – согласился Кольцов. – Но давай еще немного продолжим. Жихареву нужны не мы. Мы – лишь препятствие на пути к банковским ценностям. Он, вероятно, попытается от нас избавиться. Не стоит ли нам самим избавить его от этих трудов?
– Каким образом? – с некоторым беспокойством спросил Болотов. Он все еще продолжал бояться, что они его покинут, хотя и понимал, что их дело, их задание, связанное с личностью Слащева, намного важнее. И поэтому они обязаны не подвергать себя риску и удалиться, исчезнуть отсюда.
