Она направилась в другую комнату и вынесла вылепленный из пластилина эскиз.
Нина Тимофеевна долго рассматривала его.
— Вы хотите, чтобы Коля был в форме?
— Да. Обязательно в десантной. Думаю, что мастера смогут это сделать.
— Не знаю, как на это посмотрят те, кто занимается памятниками.
— Неужели и там могут быть бюрократы? — недоверчиво спросила Вера Федоровна.
— А где их нет? Сегодня я узнала о парне, который служил в Афганистане, награжден орденом. Он приехал недавно в Минск и куда ни ткнется, везде равнодушие и отчужденность, даже в институт, несмотря на то, что на него распространяются льготы, и то не приняли. Парень мучается, без жилья, без денег.
— Безобразие. Неужели так могут издеваться над таким парнем. Кто вам об этом рассказал?
— Пашенька. Он член клуба воинов-интернационалистов. Ребята из клуба собрали этому парню немного денег, а вчера у него эти деньги украли. Вы бы видели, как он переживал, даже раны у бедняги открылись.
Нина Тимофеевна понимала, чтобы вывести Веру Федоровну из сильнейшей депрессии, следует меньше говорить сочувственных слов, а стараться отвлечь.
Вера Федоровна возмутилась:
— Что же это такое?! Парень воевал, был ранен, а над ним так издеваются. Нина Тимофеевна, познакомьте меня с ним, я куда угодно дойду, но обязательно добьюсь правды, помогу ему.
— Хорошо, Вера Федоровна, постараюсь с Павликом и этим парнем прийти к вам.
Утром Вера Федоровна была в исполкоме. Она вошла в кабинет, хозяин которого должен был принять решение по ее заявлению. Еще не старый, но с легкой сединой на висках, невысокого роста мужчина даже поморщился, прочитав заявление.
— Опять с этими памятниками. А вы в управлении бытового обслуживания были?
— Нет. Мне в военкомате сказали, что я должна сначала в исполком обратиться.
— Мало ли что могут сказать!
Вера Федоровна хотела возразить, но поняла, что назвать этому чинуше фамилию военкома, это значит обидеть доброе имя полковника Чернова. Поэтому тихо, сдерживая себя, сказала:
— Зря вы так о людях говорите. Человек, направивший меня сюда, не глупее вас. Вы находитесь на государственной службе и подскажите, что мне делать и куда обратиться.
— Я же вам сказал: обращайтесь в управление бытового обслуживания. Если там не решат, то тогда обратитесь ко мне.
Вера Федоровна пешком пошла в управление бытового обслуживания и постучала в нужную дверь. Не услышав ответа, вошла. Сидевший за столом мужчина хмуро, кивком головы ответил на приветствие и, не отрываясь от бумаги, спросил:
— Что у вас?
— Хочу заказать памятник погибшему сыну.
— В пятом кабинете были?
— Мне сказали, что по льготной очереди надо обращаться к вам.
— Какие основания у вас на льготную очередь?
— Вот, бумага из военкомата, — она протянула через стол справку.
Пока мужчина читал ее, достала из сумки эскиз, изготовленный Сергеем, и поставила его на стол.
— Я бы хотела заказать вот такой памятник…
Мужчина бросил беглый взгляд на эскиз.
— Мы всем «афганцам» делаем одинаковые памятники.
— Почему одинаковые? Мой сын не такой, как другие.
— «Не такой», «не такой», а я вам отвечу: у нас есть соответствующее указание.
— Чье указание?
— Инстанции. Уверен, что вы еще захотите и надпись на памятнике сделать, что он погиб в Афганистане.
— Да. При исполнении интернационального долга…
— Слышал, слышал. Не вы первая об этом заявляете. Можно написать только одно: «Погиб при исполнении служебного долга».
Вера Федоровна подумала, что правы были врачи, когда требовали, чтобы она лежала несколько дней дома. Она чувствовала, как все сильнее билось сердце, постепенно отнималась левая рука и боль острой иглой вонзилась под левую лопатку.
— Но неужели нельзя учесть пожелание заказчика, я же деньги плачу?
— Ну предположим, не только вы, но и государство целую тысячу вам отвалило.
— Как вы смеете!
— А в чем дело? Я исполняю свой служебный долг.
Вера Федоровна тяжело и медленно поднялась со стула.
Растягивая слова, тихо произнесла:
— За такое исполнение служебного долга убивать надо, — взяла из его рук справку военкомата и направилась к дверям.
Мужчина бросил в спину:
— Я вашего сына туда не направлял, и нечего здесь требовать того, чего не положено.
Вера Федоровна вышла в коридор. Словно в тумане увидела стул, села на него и потеряла сознание.
Бунцеву позвонил генерал-лейтенант Дубик. Он, как всегда, был краток, голос в трубке звучал сухо:
— К вам направился подполковник Джалал, у него есть предложение. Продумайте план действий, письменное распоряжение получите сразу же.
«Что там еще придумало начальство? Если информация исходит от Джалала, то, скорее всего, речь пойдет о Леонове. А может, у Джалала иные сведения? Скажем, о предстоящем нападении душманов или каком-нибудь складе с оружием?»
Вошел замполит.
— От Ани ничего нет?
Комбат молча покачал головой, глядя мимо Шукалина… Затем тихо сказал:
— Да и к чему это? Все кончено.
— А может, все уладится? Перебесится?
— Не надо, Владислав, — твердо сказал Бунцев, — все кончено…
— Но… .
— Вот здесь, — Бунцев пальцем ткнул себя в грудь, — все кончено… Холод и… пустота… Пусть живет как знает.
— Миша, так ведь дочь…
— Я это не хуже тебя понимаю. Вернусь домой, поговорю с Анной, может, не будет перечить, чтобы Леночка со мной осталась… Ну а если упрется, то все равно дочь не брошу, сделаю все, чтобы она чувствовала, что отец рядом.
— Ладно, Миша, извини, что лезу в душу.
На столе резко и нудно зазвонил телефон.
Докладывал дежурный офицер на КПП:
— Товарищ подполковник, здесь находится афганский подполковник по фамилии Джалал. С ним еще несколько человек. Он говорит, что вы его ждете?..
— Да-да, жду. Проводите товарища Джалала ко мне!
Не дожидаясь ответа, Бунцев положил трубку на аппарат и по другому телефону прямой связи позвонил в штаб. Коротко бросил начальнику штаба Миснику:
— Иван Павлович, заходи ко мне, Джалал прибыл.
Мисник и Джалал, которых сопровождал дежурный офицер, вошли в кабинет вместе. Бунцев уже хорошо усвоил афганские обычаи и после обычной, довольно длительной процедуры взаимных приветствий усадил гостя за стол, к делу переходить не торопился. Джалал сам заговорил:
— Сегодня утром к нам прибыл из провинции Бардак старик. Он рассказал, что сам он из России. Много лет назад он бежал из вашей страны.
— Наверное, «беляк»? — спросил Мисник.
Джалал вопросительно посмотрел на Бунцева. Тот пояснил:
— Этот старик, наверное, бежал от нашей революции?
— Да-да, именно об этом он и говорит, но еще он рассказывает о каком-то советском солдате, которого душманы через кишлак, где находился этот старик, везли в Пакистан. Он знает, кто главарь банды. Старик утверждает, что недавно в кишлаке Исакхейль эта банда напала на советскую автоколонну. И еще старик говорит, что банда сегодня ночью снова появилась в кишлаке. Ему удалось установить, с какой целью она прибыла из Пакистана.
— А где этот старик? — спросил замполит.
— У проходной, в моей автомашине.
В сопровождении Джалала и Мисника в кабинет вошел старик. Редкие белесые волосы на голове, большая седая борода, афганская национальная одежда. Было непривычным в этом старике только то, что он держал в руках свою чалму, которую мусульмане с головы не снимают. Он тихо, с низким поклоном поздоровался и представился:
— Бывший русский интеллигент и, как у вас говорят, белогвардеец, контрреволюционер и так далее. Я уже почти шестьдесят лет живу в Афганистане. А вот сейчас пришел в Кабул с тем, чтобы увидеться с русским командованием, так как располагаю интересными сведениями.
Когда старик говорил о встрече с советским солдатом, Бунцеву с трудом удавалось скрывать свое волнение. Старик, без сомнений, рассказывал о Леонове. Даже Шукалин не выдержал и спросил:
— А что о себе вам рассказал солдат?
Старик грустно улыбнулся:
— Он не верил мне, несомненно восприняв меня за провокатора, — старик сделал небольшую паузу, по его лицу пробежала еле заметная грустная и растерянная улыбка. — Да и американец, которому я переводил, и главарь банды Каримулла мне тоже явно не доверяли и не позволяли общаться с этим молодым человеком. Одно могу сказать: ваш солдат, как и положено исконно русскому, держался гордо и независимо и, конечно, с врагом ничем не делился. Признаюсь, это мне было приятно.
— Но и что же вас привело к нам? — спросил Бунцев.
— Совесть. Да-да, совесть и, если хотите… гордость. Я встретил настоящего русского, у которого любовь к Отечеству и долг — превыше всего. И, когда я снова увидел в кишлаке Каримуллу и его банду, когда один из душманов взахлеб мне рассказывал, как они напали на безоружных русских солдат в кишлаке Исакхейль, как издевались над ними, не скрою, все это потрясло меня так, что мне хотелось убить рассказчика. От душманов я узнал, что они снова направляются в район Пагмана, чтобы уничтожить в кишлаках тех, кого на прошедших джиргах дехкане избрали в руководящие крестьянские органы. Кроме того, банда везет много оружия, в том числе ракеты и мины. Все это они хотят спрятать в горах в своих складах.
