- Идите вниз, - строго сказал он Трофимову. - Прикажите боцману срочно приготовить к спуску на воду шлюпки с сигнальными фонарями, плашкоуты и пробковые матрасы. Одним словом, все спасательные средства на воду!
Трофимов замялся:
- Товарищ командир… А вдруг мы сами на мину нарвемся? Кто нас тогда выручит?
. Зайцев нахмурился:
- У них беда стряслась, а вы тут гнилую философию разводите! Действуйте, как я сказал.
Решительный тон Зайцева не допускал возражений. Помощник исчез и спустя короткое время снова появился на мостике.
- Товарищ командир! Спасательные средства к спуску готовы!
Зайцев повернул ручку машинного телеграфа на «самый малый» и приказал на ходу приступить к спуску спасательных средств. Снизу донесся грубый голос боцмана:
- Травить тали!
Шлюпки оторвались от корабля, прошуршали днищем по воде и замаячили среди густой темноты одинокими белыми огоньками.
А там вдали, едва держась над водой, задыхался в агонии транспорт. Шапки огня вырывались изнутри, над морем на несколько мгновений вспыхивало бурое зарево. Минуты жизни транспорта были сочтены, и, быть может, поэтому он вдруг разразился долгими тоскливыми гудками: у-у-у… Будто умирающий человек, в последний раз взывал о помощи.
Скоро все затихло, оранжевая полоса слилась с водой, и остался лишь глухой шум дизелей тральщика, плеск волн за бортом и чавканье транспорта, двигавшегося в отдалении без огней.
Зайцев подумал, что уцелевший тральщик, вероятно, сейчас стопорит ход, спускает шлюпки, спасает людей. Правильное ли решение принял он, Зайцев? Имел ли он право оставить потерпевших бедствие на минном поле? Но ведь даже корабельный устав обязывает командира действовать в таких случаях по своему усмотрению. Что пользы от того, что он пошел бы дальше, в самую гущу минного поля? Подорвался бы сам и погубил оставшийся транспорт с людьми. Только и всего! А сейчас приведет транспорт в ближайшую базу, и ему наверняка скажут спасибо. Тем более - Максимова больше нет, а никому другому не придет вздорная мысль пришить какое-нибудь обвинение.
- Шувалов! Передайте на уцелевший транспорт команду: поворот на обратный курс.
Шувалов даже покачнулся от неожиданности.
- А кто же будет спасать наших? Там же люди гибнут, товарищ командир!
- Выполняйте приказание!
Шувалов в сердцах схватился за ратьер и, нажимая на ручку, давал проблески, вызывал транспорт, идущий как ни в чем не бывало прежним курсом.
С транспорта долго не отвечали. Шувалов снова и снова нервно нажимал на ручку, прекрасно понимая, что время уходит.
Трофимов нервничал:
- Ну что там? Какого черта возитесь?
Шувалов ничего не ответил, только чаще заработал ратьером. Ему бы сейчас быть рядом с комдивом, он спас бы его непременно, вызволил бы! Злые, бессильные слезы застилали ему глаза.
Наконец на ходовом мостике транспорта замигали огоньки.
- Товарищ командир! Сигнал приняли, начинают поворот, - доложил Шувалов. Ему все еще виделось густое оранжевое пятно, вспыхнувшее и тут же погасшее в том месте, где шел тральщик Максимова, и слышались предсмертные гудки транспорта.
Зайцев подошел к рации и передал на уцелевший тральщик: «Ухожу вместе с транспортом. Спасайте людей». На радиограмму ответа не последовало.
Зайцев дышал на шею радиста и настойчиво требовал:
- Добивайтесь связи! Добивайтесь!
Вернувшись на мостик, он занял свое место и прислушался к разговору, происходившему между Шуваловым и его напарником:
- Вась, а Вась, что произошло-то, а?
- Сам небось видел.
- Видел, да не понял.
- Наши подорвались.
- Как это подорвались?
- На немецких минах, - терпеливо объяснял Шувалов. - В сорок первом на Балтике мы уходили из Таллина и точь-в-точь так же на минах подрывались.
- Вась, а Вась, им шлюпки пригодятся?
- Отстань!…
Зайцев продолжал мучительно думать: почему же не отвечают с тральщика? Рация не в порядке? Или они тоже погибли? Но ведь третьего взрыва не было. И опять его терзали сомнения: имел ли он право оставить /Максимова без помощи? Хотя, впрочем, откуда ему знать, что с ними случилось.
* * *
…Максимов стоял на ходовом мостике, воротник его реглана был поднят, подбородок он прятал в теплый вязаный шарф. Он чувствовал себя не совсем здоровым, болели голова и горло.
Он спустился в машинное отделение, постоял рядом с котельным машинистом, потом поднялся на палубу и освободил от шарфа подбородок, подставляя ветру горячее лицо.
Задул северо-восточный ветер. Максимов подумал, что, если усилится волнение, придется снизить ход. Подошел к переговорной трубе, хотел вызвать на мостик инженера-механика, посоветоваться с ним. И в этот момент Максимова отбросило в сторону. Он открыл глаза и увидел, что на корме полыхает огонь. Вскочив, он инстинктивно протянул руку к красной кнопке на пульте управления. Он нажимал на нее что было силы. Сигнала тревоги не последовало. Под руку попался рупор.
- Развернуть шланги! Крепить переборки! Кажется, его никто не услышал. Он посмотрел под ноги и отпрянул: корабль был расколот надвое, как грецкий орех. Максимов стоял на самом краю расщелины. Уткнувшись лбом в переборку, застыл Проскуров. Максимов кинулся к нему, рванул за плечо. Мертвое тело Проскурова качнулось и медленно сползло к ногам Максимова.
Корма, объятая огнем, уходила под воду. Пламя облизывало черные искореженные обломки железа.
Кто- то схватил Максимова за рукав:
- Товарищ комдив, тонем! Кто-то крикнул:
- Орлы, спасайся!
- Прощайте, братишки! - по-бабьи взвизгнул чей-то голос.
Кругом метались люди. Максимов бросился кому-то наперерез, сшибся с ним и, крепко ухватив его рукой за ворот полушубка, другую вскинув в воздух с выхваченным из кобуры наганом.
- Слушать мою команду!
Воля Максимова отрезвила людей, к ним возвращалась способность слушать приказ и действовать.
- Крапивников, Смеляков, шифры, коды! Вахтенный журнал сюда! Остальным готовиться отдать плотики!
Нос накренялся, приближаясь к водяной пропасти. Когда раненых подтащили к Максимову, а шифры, коды и журнал были у него в руках, он скомандовал:
- Отдать плотики! Спасаться всем!
Сам он, как и подобает командиру, покинул корабль последним.
С плотика увидели вспыхнувший вдалеке луч прожектора и обрадовались: их ищут товарищи. Но луч пошарил по воде и погас. Когда глаза снова привыкли к темноте, в поле зрения оставался только темный силуэт транспорта, уходившего на дно. Сперва он был виден весь, потом осталась только корма. С каждой минутой корабль оседал ниже и ниже, пока совсем не исчез.
6
Тральщик уходил все дальше от места катастрофы. В каком-то странном оцепенении Зайцев стоял на мостике. Не может быть, чтобы тут действовали немецкие подводные лодки. Правда, немцы применяют акустические торпеды. И все же трудно предположить, чтобы они так точно пришли на шум винтов и потопили корабль. Да и взрыв у торпеды совсем иной! Это был глухой взрыв мины. Их не раз приходилось слышать Зайцеву еще на учебном полигоне. К тому же в этом убежден и Трофимов. И Шувалов так объяснял своему напарнику. А уж Шувалов - ветеран войны, видал виды на Балтике.
А вдруг торпеды? Сейчас незачем забивать себе голову ненужными вопросами, и все-таки от этих мыслей никуда не денешься.
Разве не его прямой долг спасать утопающих?
Мишка Максимов! А вдруг он каким-то чудом уцелел и ждал его помощи!
Вдруг?
Зайцев приказал еще раз связаться с третьим тральщиком. Опять никто не ответил, и Зайцев еще больше встревожился. Все погибло. Как он, уцелевший, будет выглядеть перед командованием? Скажут: «Свою шкуру спас, а товарищей бросил?»
И уж совсем некстати на мостике появился инженер-механик Анисимов, одетый в неуклюжую меховую куртку.
- Товарищ командир! Может, все же вернемся к ним? Зайцев резко оборвал его:
- Решение принято. Выполняйте свои обязанности. Анисимову ничего другого не оставалось, как ответить:
«Есть» - и поспешить в машину.
Зайцев подошел к рации и приказал снова вызывать те катера сопровождения, что ушли в базу, и тот тральщик, который, возможно, уцелел на месте катастрофы. Радист усиленно работал ключом.
Зайцев нервничал, топтался на месте и поторапливал!
- Давай, давай быстрее!
- Не отвечают, товарищ командир…
- Попробуй на голос, - предложил Зайцев. От страха, что он вернется один, его трясло как в лихорадке.
Радист, переключив рычажок, проговорил в микрофон:
- Слушай меня, «Барс», я «Пантера»! Я «Пантера»!…
«Барс» упорно молчал, и тогда Зайцев не выдержал, выхватил микрофон из рук радиста и закричал:
