Николай Михайловский - Час мужества

— Вас вызывает Таллин! — сообщила телефонистка междугородной станции.

Меня охватило волнение. С этим городом связано слишком многое в моей жизни. Война! И даже более ранние времена, начиная с 1940 года, когда первый раз приехал в Эстонию в качестве корреспондента «Правды».

Таллин! При одном упоминании о нем перед глазами всегда возникает образ древнего города с высокими крепостными стенами Вышгорода, башнями Длинный Герман и Толстая Маргарита, памятником русским морякам с броненосца «Русалка» — фигурой ангела с крестом в руке, обращенным к морю...

Я видел Таллин в праздничном наряде — ликующие толпы людей в дни провозглашения Советской власти, видел его в клубах черного дыма, в языках пламени, когда на улицах, перегороженных баррикадами, кипел бой.

Тогда, 27 августа, после двух месяцев упорных сражений в Эстонии, мы вынуждены были уходить морем, прорываться через минные поля, отражать удары вражеских пикировщиков, подводных лодок, торпедных катеров.

Я оказался на пароходе «Вирония». Поначалу в его роскошном салоне и каютах размещался штаб флота, а в последние часы он перешел на крейсер «Киров», и наш небольшой пароход заполнили люди, остававшиеся в Таллине до последнего дня: работники разведки, бойцы и командиры из отрядов прикрытия и наш брат — военные журналисты.

Буксир выводит «Виронию» из гавани, и мы занимаем место в строю уходящих кораблей. В небе на большой высоте плывут немецкие бомбардировщики. Вооружение у нас небогатое — зенитные пулеметы. И все же налет первой девятки удалось отбить. Со всех сторон взметывались султаны воды. Не успели порадоваться, снова налет. Теперь самолеты шли со стороны солнца и один за другим отвесно бросались в пике, причем явно целили в нашу «Виронию», полагая, что она по-прежнему штабной корабль. Вторая атака тоже отбита.

Но вот появляется третья волна. «Юнкерсы» вывертываются и, свистя, несутся в пике. Удар страшной силы. Под ногами все трещит и рушится.

Не помню, как очутился в воде. Вокруг меня виднелись головы плывущих и слышались крики людей.

Усиленно гребу в сторону. Помню советы товарищей: смотри, как бы при гибели корабля не затянуло в воронку. Теперь уже низко над самой водой проносятся самолеты и с бреющего полета обстреливают плывущих моряков. Гул моторов, всплески воды от свинцового дождя. Но именно в такие минуты крайне обостряется сознание, даже у малодушных невесть откуда появляются сила воли, понимание, как нужно себя вести в подобной обстановке. Сейчас важно сохранять силы, и я лежу на спине, едва шевеля руками, лишь поддерживая равновесие. Затем, отдохнув, переворачиваюсь и снова плыву. И так раз за разом повторяю один и тот же прием. Вокруг меня голов все меньше и меньше, и почти не слышно голосов. Уже вечереет, солнце ушло за горизонт, на море свежо, волны подкрадываются, налетают откуда-то со стороны, а я подобен спичечному коробку, выброшенному за борт. Захлебываюсь, но пока не теряю самообладания.

Однако всему приходит конец, силы иссякают. В какой-то момент, в изнеможении закрыв глаза, решил: будь что будет. И тут послышался гул моторов и возле меня оказался катер — «морской охотник», подбиравший немногих, кто уцелел и дождался минуты спасения...

В Таллине я испытал горечь поражения и радость победы. Часто бывая там, я вижусь со старыми боевыми друзьями, а их осталось не так уж много, и меня снова и снова охватывает счастливое и немного грустное чувство встречи со своим прошлым.

И этот телефонный звонок не стал для меня полной неожиданностью. Скорее неожиданным было услышать голос начальника музея дважды Краснознаменного Балтийского флота Владимира Ивановича Гринкевича — знатока военно-морской истории и энтузиаста своего дела. Осведомившись приличия ради, как я живу, он сообщил:

— А у меня для вас сюрприз. Срочно приезжайте!

— Что именно? — допытывался я.

— Возможно, вы слышали о радиолокаторе, он испытывался в Таллине в сорок первом году?

Я вынужден был признаться, что узнаю об этом впервые.

— Не мудрено. Тогда все только начиналось. Но самое удивительное — сохранился дневник инженера Голева, он с опытной установкой был в Таллине в самые жаркие дни боев. Я уверен — это неизвестная страница в истории советской радиолокации, о которой стоит написать. Приезжайте скорее!

Звонок Гринкевича пришелся кстати. Как раз в ту пору я в составе делегации ветеранов войны готовился ехать в Кронштадт для участия в походе Краснознаменного крейсера «Киров». Стало быть, остались считанные дни до встречи с Таллином.

— Тем лучше! — откликнулся Владимир Иванович. — Жду!

Положив трубку, я старался припомнить, не видел ли Голева в дни обороны Таллина? Нет, слышу о нем впервые. Тем больший интерес вызывало у меня сообщение начальника музея. И в те несколько дней, что оставались до отъезда, из головы не выходил инженер Голев, и я думал о том, какие открытия сулит мне его фронтовой дневник, вероятно, чудом уцелевший с тех далеких времен.

Вскоре я оказался в Кронштадте на палубе знакомого корабля, в кругу своих давних друзей, моряков-кировцев, когда-то молодых лейтенантов, старшин, мичманов, совсем молодых краснофлотцев, полных энтузиазма, готовых на любые свершения, а сегодня почтенных отцов семейств, дедов с седыми головами.

Мне особенно приятно было встретить друга военных лет Алексея Федоровича Александровского — Лешу с ямочками, как величали его товарищи. В самом деле, когда он смеялся, у него на щеках возникали две ямочки. Он был в ту пору лейтенантом, командиром зенитной батареи. Все его хозяйство — пушки, пулеметы — находилось наверху; защищая корабль от самолетов противника, бойцы-зенитчики вместе со своим командиром постоянно подвергались смертельной опасности. Теперь и Алеша дважды дед, степенный капитан 1 ранга в отставке, еще полный энергии, а главное, по-прежнему душевный человек. Недаром он много лет бессменный председатель совета ветеранов «Кирова».

Будучи в Кронштадте, коротая часы, оставшиеся до выхода в море, мы с ним отправились в город, я рассказал о своем разговоре с Гринкевичем и о том, что там ждет меня какое-то открытие. Алексей Федорович заинтересовался:

— Да и я слышал, что была в Таллине опытная радиолокационная станция для обнаружения самолетов, но подробностей никаких не знаю.

Проходя по улице Урицкого, мы задержались у дома с мемориальной доской на стене: «Здесь жил в 1895- 1901 гг. великий русский изобретатель радио А. С. Попов».

— Отлично! Он имеет прямое отношение к нашему разговору, — обрадовался Алексей Федорович. — Ведь Попову принадлежит открытие радиолокации. Давайте зайдем!

Но дверь оказалась запертой: выходной день.

Впрочем, Алексей Федорович сам хорошо знал историю развития радиосвязи и популярно объяснил, в чем заключалась сущность явления, впервые обнаруженного русским ученым. Попов доказал, что радиоволны могут служить не только для связи, они пригодны для навигации и обнаружения.

— А у нас когда построены такие станции? — спросил я.

— В тридцать четвертом году под Ленинградом с помощью локатора был обнаружен первый самолет. Ну а потом, должно быть, и в Таллине действовала опытная установка.

Я понял, что мне повезло, — иду по верному следу...

Мы вернулись на корабль, переполненные впечатлениями от встречи со своей далекой молодостью. Нет моряка — ни мичмана, ни адмирала старшего поколения, которые не начинали бы флотской службы в Кронштадте. И нет матроса, способного забыть свою срочную службу здесь, где сами камни овеяны славной историей русского флота. Вот откуда такая привязанность к этому городу и верность ему.

В тот же вечер я постучался в каюту старшего штурмана корабля и спросил:

— Нет ли у вас каких-нибудь материалов о Попове?

Лицо его выразило недоумение: о каком Попове идет речь? Я объяснил, что меня интересует.

Он не хотел отпускать меня с пустыми руками, долю рылся в столе, пока не нашел историческую справку-конспект для занятий с матросами по специальности. И там, к моему удовольствию, оказалось самое важное.

Да, действительно, открытие отраженных волн относится к 1897 году. Тогда ученый докладывал морскому ведомству:

«Применение источника электромагнитных волн на маяках в добавление к световому или звуковому сигналу может сделать видимыми маяки в тумане и в бурную погоду; прибор, обнаруживающий электромагнитную волну звонком, может предупредить о близости маяка, а промежутки между звонками дадут возможность различать маяки. Направление маяка может быть приблизительно определено, пользуясь свойством мачт, снастей задерживать электромагнитную волну, так сказать, затерять ее...».