Артем Драбкин - Я дрался на танке. Продолжение бестселлера «Я дрался на Т-34»

В 1946 году, перед отправкой на новое место службы, я съездил домой. Мой брат Борис, до войны получивший «белый билет» и работавший учителем, оказался с семьей в оккупации. Со временем он ушел в партизанский отряд, служил там подрывником. После освобождения Демидова от фашистов его, как и многих других партизан, отправили в фильтрационный лагерь в Подмосковье, на проверку. Проверку Борис успешно прошел и вернулся в Демидов, на прежнюю работу.

Сестра в оккупации работала на производстве щеток из конского волоса. Моих стариков и сестру при немцах до поры никто не трогал, жили они спокойно. Кормились тем, что получала сестра, и огородом. Но в городе у отца был один давний недоброжелатель, не знаю, с чего взялась их неприязнь. У этого человека на квартире стояли солдаты. Однажды, когда немцы хорошенько выпили, он рассказал им, что у Отрощенкова, мол, пятеро сыновей, и все воюют в Красной Армии. Фрицы тут же ночью отправились к нашему дому. Выгнали родителей и сестру Екатерину на улицу, разрешили взять только документы и некоторые вещи. Затем облили дом керосином и подожгли. По соседству жила со своей семьей моя одноклассница Инна Морина, она и приютила отца, мать и сестру. Бургомистром в Демидове немцы назначили нашего бывшего соседа Гнеуша. Раньше он служил начальником землеустроительного управления района, а за год до войны, за какой-то проступок, был осужден на небольшой срок. Мать пришла к нему, просить, чтобы ей выделили землю для посадки картошки. Нужно было как-то кормиться. Гнеуш грубо отказал:

— Только на кладбище для тебя есть земля.

Мать ответила:

— Спасибо, хоть на кладбище есть.

С тем и ушла. Убежать с немцами Гнеуш не успел, его арестовали. Следствие работало с ним долго, мою мать тоже вызывали для дачи показаний. Только в 1949 году я прочитал в газете «Правда» маленькую заметку о его казни.

Мой брат Иван попал в окружение под Старой Руссой вместе со 2-й ударной армией генерала Власова. Потом был плен и отправка в Германию. Узнав, что Иван до войны был инженером, немцы отправили его работать на заводе. После войны Иван остался в живых. В Советском Союзе он получил 10 лет лагерей, но был реабилитирован в 1953 году. Вернулся в Саратов. Мне было очень неприятно сознавать, что мой брат был в немецком плену. Это сегодня мы знаем, что в плен попала целая армия, что солдаты не виноваты, а тогда общественное мнение было другим. Советская власть устами Сталина говорила, что у нас нет пленных, есть предатели. Поэтому тему пребывания в плену в разговорах с Иваном и письмах к нему я старался обходить, а иногда и прямо высказывал ему нелицеприятные вещи. Сейчас, конечно, об этом жалею.

Брат с женой жили в комнате, в трехкомнатной коммуналке, потом у них родилась дочь. Жена его, замечательная женщина, тоже инженер, умерла при родах. Иван воспитывал девочку один, но вскоре у него обнаружили рак печени. Брат был знаком и дружил с ведущими саратовскими врачами. Один из них, профессор, отличный хирург, сказал мне потом: если б я мог, отдал бы ему свою печенку. Они друг друга очень уважали. Но никто не смог ничего сделать, Иван умер. Его дочь, мою племянницу, я хотел забрать к себе, но приехали родители покойной жены брата и увезли ее к себе, в Иваново.

По распределению я попал в Забайкалье в 22-й гвардейский танковый полк, на должность замкомбата. Правда, в этой должности прослужил недолго, уже в 1947-м меня снова поставили командиром батальона. Служил я в 6-й армии, 5-й танковой дивизии. В ее состав входил 20-й гвардейский танковый полк, в свое время сформированный из 79-го полка, где я начинал войну! Встретил ребят, с которыми вместе призывался. Некоторые отслужили по восемь лет! Прошли всю войну и после войны ждали демобилизации по три года. Бороды отпустили. Я говорю: «Ты чего с бородой?» — «А где закон, что бороду нельзя носить? Буду носить, пока до пупа вырастет. Сколько можно служить?» Что ты ему скажешь? Он мой одногодок, вместе призывались, давно пора бы домой, но… служить некому. В конце войны позабирали в армию 1928-го и половину 1929 года рождения.

Стоим в штабе, разговариваем, шестеро вновь прибывших офицеров. Смотрю, бежит лейтенант административной службы. Говорю: «Стой, лейтенант. Где-то я с тобой виделся». Тот остановился, присмотрелся: «Нет, не помню вас, товарищ майор». И убежал по своим делам на второй этаж. Возвращается, кричит: «Ты Сергей?» — «Да, а ты Борис?» Точно! Мой первый командир танка в 1940-м, старший сержант Боря Сыров. После 41-го он пошел по писарской части: полк, корпус, армия. Дослужился до лейтенанта. Борис пригласил меня в гости, у него уже к тому времени была семья, ребенок. С Борисом вместе мы долго служили, я уже замкомдива стал, Боря к нам перешел офицером по мобилизационной работе, майором. Потом у нас учения были, на полигон приехал корреспондент «Красной звезды». Ему рассказали эту историю, и он написал хорошую статью, с фотографией у танка. Правда, танк так снимали, чтобы непонятно было, что это Т-54, была секретность.

В нашей армии проводили чемпионат по боксу. И я решил вспомнить свои занятия спортом. Защищал честь дивизии и выступил хорошо, победил. Меня включили в команду округа. Поехал во Владивосток, выступать за свой военный округ. Попался мне там один матрос, мастер спорта, хороший парень, потом мы общались. Два раза он меня в нокдаун отправил и выиграл ввиду явного преимущества, есть в боксе такая формулировка. После боя я подумал: «Я, майор, командир батальона, на хрена мне это надо, пусть молодые дерутся». А потом и осколок в шее обнаружили, в общем, с боксом решил завязать.

В 1947 году я познакомился со своей будущей женой, Антониной Федоровной. Теперь у меня сын и дочь, трое внуков и внучка, две правнучки. Любимая жена моя умерла. Дочь Нина живет в Черняховске, Калиниградской области. Ее муж Геннадий — десантник, шесть лет отвоевал в Афганистане, вышел в отставку начальником штаба десантной бригады. Сын Андрей и его дети живут здесь же, в Екатеринбурге, общаемся постоянно. Дел много, скучать не приходится.

В Екатеринбурге нас из 170-й бригады было четверо, а осталось двое. На парады я не хожу и о войне вспоминать не люблю. Даже когда по телевизору показывают, сразу переключаю. Вот мы с тобой разговариваем, а я потом уснуть долго не могу. Думаю, что ж я тебе не ту деревню назвал или фамилию не вспомнил. Ребята в памяти всплывают, гибель их. Страшное это дело.